Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

Войдя наконец в спальню, он увидел, что Марта лежит на кровати, отодвинувшись к самой стенке. Когда он улёгся, между ними осталось расстояние шириною почти в фут. Середина кровати оставалась пустой и холодной, как свежевыпавший снег. Марта дышала ровно, но напряжённо, и Джим понял, что она не спит, просто притворяется. Он хотел притянуть её к себе, как делал каждую ночь, но не мог заставить себя пошевелить рукой. Так они и лежали молча и настороженно, и их дыхание билось о невидимую стену, выросшую между ними. Наконец она обернулась и заговорила. Голос её был безжизненным:

— Джим, я знаю, что в последнее время тебя что-то тревожит. Я это почувствовала давно, с тех пор как мы вернулись из Айовы. Может, ты мне расскажешь?

— Я давно уже собирался, Марта. Меня это чёрт знает, как тревожит. Я хочу рассказать тебе обо всём, но не могу.

Опять наступило молчание. Стена по-прежнему стояла между ними, высокая и непроницаемая.

— Джим, — сказала она чуть слышно, — я знаю, как её зовут.

Он молчал. Он слушал, как сильно колотится его сердце, и ждал.

— Я ведь знаю об этом уже больше месяца. Узнала задолго до того, как мы с Джейн уехали в Десмон.

— Марта!

Он почувствовал себя потерянным и безвольным, и это напомнило ему о том случае, когда ему сделали в спину укол против полиомиелита. Когда игла вонзилась в тело, оно вдруг обмякло, и Джима охватило непередаваемо гнетущее чувство, словно из него вдруг вытянули все силы огромным насосом. Ощущение это длилось несколько секунд, но показалось ему бесконечным. Так было и теперь.

Наконец Джим неловко коснулся рукою спины Марты. Он нашёл в широком рукаве батистовой рубашки её маленькую руку и крепко сжал её.

— Марти, всё, что я могу сказать тебе сейчас, это что я очень люблю тебя. Я совершил страшную ошибку, не сознавал, что делаю, но с этим уже покончено, давно покончено.

Когда он сказал «давно», он действительно верил в это, потому что минувшие три недели казались ему сейчас вечностью. И в эту минуту он всем сердцем жалел, что вообще встретил Риту.

— Но если с этим давно всё покончено, — Марта уткнулась в подушку, отчего слова её звучали еле слышно, — то почему же сегодня днём ты… был у неё?

— Я не могу тебе этого объяснить, Марта. Тут всё перепуталось с другими делами, с делами, связанными с государственной безопасностью. Когда-нибудь я расскажу тебе обо всём, но только не сейчас. Тебе придётся просто поверить мне на слово, Марта!

Этот ответ вырвался у него непроизвольно, но он тут же принялся анализировать причины, по которым отказывался сказать Марте всю правду. Было бы естественно рассказать ей всю эту невероятную историю о президенте Холленбахе с начала до конца, но он знал, что Марта увидит в ней только фантастический вымысел. Президент — сумасшедший? Она бы немедленно решила, что он выдумал всё это, чтобы отвлечь её внимание от своей любовной связи с Ритой. И если рассказать ей всё, то как объяснить, где и при каких обстоятельствах слышал он рассказ Риты о яростных нападках президента на Дэвиджа? Нет, нечаянно вырвавшийся ответ оказался самым правильным. Рассказать об этом Марте он просто не мог, во всяком случае, сейчас.

Марта молчала. Джим непроизвольно напрягся как туго натянутая пружина. Тело его стало горячим и сухим, в горле пересохло. Он вылез из постели и прошёл в ванную. Покопавшись в аптечке, он разыскал коробочку со снотворным, проглотил таблетку и запил её глотком воды. Очутившись опять в постели, он обнаружил, что стена между ним и Мартой не исчезла.

— Джим, — прошептала Марта, — чего бы только я не отдала, чтобы снова верить тебе!

И он понял, что эта женщина, которая лежала сейчас рядом с ним, уже не та весёлая, щебечущая хохотушка, которая беспечно порхала от одной забавы к другой. Новая Марта была далёкой, отчуждённой, замкнутой. Он положил ей руку на бедро, но она сбросила её и перевернулась на живот. Потом уткнулась лицом в подушку и тихо, беспомощно заплакала. Плач её постепенно становился всё громче, и, наконец, всё её тело стало содрогаться от конвульсий. Джим почувствовал, что подушка стала мокрой от её слёз. Он обнял Марту и привлёк к себе. Она не сопротивлялась, безучастно покорившись его объятиям. Постепенно рыдания её перешли в прерывистые всхлипывания, а затем и вовсе прекратились. Потом она придвинулась к нему, дыхание её стало тихим и ровным, и она заснула, прижавшись к мужу, как засыпала каждую ночь вот уже более четырнадцати лет.

Джим долго не мог заснуть, в голове у него мелькали смутные образы. Видел он маленькую хрупкую Марту, придерживающую воротник пальто, видел Риту, чопорно выпрямившуюся в кресле своей гостиной, видел Пата О’Мэлли в клубах сигарного дыма. А потом в его сознании вдруг стремительно возникла и пропала тёмная комната, громадное окно и бесконечный снежный покров, простирающийся от Аспен-лоджа до горизонта. Прошёл почти час, пока таблетка начала оказывать действие.

На следующее утро он встал разбитый и невыспавшийся. От нестерпимой боли гудела голова, раздражало каждое прикосновение электрической бритвы к коже. А когда он уже складывал бритву, его неожиданно поразила новая мысль.

Ну конечно, это был единственно возможный благопристойный выход! Как это ему раньше не пришло в голову? Ведь всё так просто. И пока он не сделает этого шага, положение его будет оставаться некрасивым и нелепым. Приняв это решение, он сразу почувствовал себя лучше и неспешно закончил свой туалет.

Чинки уже умчалась в школу, и Марта сидела одна за накрытым к завтраку столом. Лицо её было хмурым. Перед прибором Джима уже стояла дымящаяся чашка кофе. Марта пододвинула ему утренние газеты. Обычный утренний ритуал оставался неизменным, ничто не напоминало о минувшей ночи.

— Президент собирается встретиться с Зучеком, — заметила Марта.

— Знаю. Поэтому мне и пришлось разговаривать с О’Мэлли вчера вечером…

Он встретился с ней взглядом и осёкся:

— Вот что я хотел сказать тебе, Марти! Я не стану выставлять своей кандидатуры в вице-президенты, и наплевать мне на то, что подумает Марк Холленбах. Я сейчас же ему об этом скажу, сразу после завтрака.

Белёсые ресницы Марты опустились, она старалась не смотреть в его сторону. Он сначала нахмурился, но потом понял. Ну, конечно, она решила, что он не может баллотироваться в вице-президенты из страха, что выплывет наружу его любовная связь с Ритой.

Марта подняла голову и улыбнулась устало и радостно. Она быстро обежала стол, спрятала голову у него на груди и крепко его поцеловала. Он чувствовал, что глаза её влажны от слёз.

— Спасибо, Джим, — прошептала она. — Я ведь так тебя люблю! Я ведь тоже веду себя глупо. Только и делаю, что ношусь со своими делами да клубами.