Липовый чай - Алла Федоровна Бархоленко

— Но они не заняты…

— Значит, придут!

— Но время отправления уже истекло…

— Значит, опаздывают!

— Вы хоть бы не сидели спиной, когда разговариваете с человеком…

— Скажите пожалуйста! Спиной! Обниматься мне с каждым!

— Я согласна с вами не обниматься. Но мне нужно уехать…

— А мне нужно выиграть в спортлото! Удивительно даже, до чего попадаются настырные личности! Купите билет и поезжайте хоть в Америку!

— У попа была собака, — идиотским голосом сказала Лика.

— Я вас в милицию отведу! — взвилась контролер.

Тут явились три парня с рюкзаками и гитарой.

— Мамаша, — сказали парни контролеру, — скоро отправляемся?

— Скоро, — сказала мамаша материнским голосом.

Парни влезли в автобус и, минуя свободные сиденья, отправились в дальний конец. Контролер смотрела в окно.

— Послушайте… — сказала Лика.

Контролер не слушала.

— Послушайте! — повторила Лика, чувствуя яростную слабость в ногах. С ближайшего сиденья не выдержали:

— Да зашли бы и сели! Что это в самом деле!

Контролер тут же загородила собой дверь.

Неторопливо вошел шофер, снисходительно оглядел пассажиров. Свободный разворот плеч, уверенные движения — царь и бог этой минуты, вершитель судеб. Интересно, как он выглядит, когда протягивает права милиционеру?

Лика подошла к его окну. Шофер перегнулся через опущенное стекло:

— Давай за угол, я остановлюсь… — И вдруг рявкнул могучим басом: — Сказал нет — значит нет! У меня не частная лавочка, а предприятие в государственном масштабе!

Железная контролерша смотрела торжествующе. Наслаждалась.

Автобус действительно остановился за углом. Лика вошла. Шофер выглянул из кабины:

— Эй, друг! Ты, ты — с гитарой… Освободи женщине место.

«Друг» вскочил, шутовски раскланялся, забрякал на гитаре что-то тоже, в общем, хамское.

— Высажу, — коротко сказал шофер.

Гитара затихла.

Лика села и закрыла глаза.

По знакомой улочке Лика поднималась к лесничеству. Слева блестел пруд. Баба вальком выбивала белье. Мальчишки в широких трусах, обхватив себя тонкими руками, тряслись от водяного холода. По дороге впереди Лики целеустремленно и самостоятельно, болтая из стороны в сторону длинным выменем, шла черная коза. Улица была безлюдна.

Лесничество, как и большинство служб в этом городе, находилось в старом доме, по-братски деля его с пожарной охраной. В открытом гараже пожарников устрашающе поблескивали чистенькие красные машины, а сами пожарники бездеятельно сидели на скамеечке перед гаражом, все в одинаковых фуражках и темных кителях. Они дружно проводили нездешнюю бабенку одинаковыми взглядами и, похоже, нашли долгую тему для разговора. Лесничего опять не было.

— Он сегодня на объекте…

— Сегодня на объекте…

— Объекте… — тройным эхо сказали в бухгалтерии.

— А где у вас объект? — спросила Лика.

Три руки молча показали в три окна.

За окнами в утренней дымке голубели горные леса. Со множеством озер, зайцев, тетеревов и одним лесничим.

— Да, объект…

В прошлый раз лесничий был на совещании. Бухгалтерия сочувственно вздохнула и опустила глаза.

Подходя к землянке, Лика с удивлением заметила, что стог с шалашом исчез, вместо него зиял черный круг с тонким слоем пепла. Лика поначалу обеспокоилась, но из леса донеслись дальние вполне мирные голоса, и Петин голос тоже. Лика уже хотела пойти на них, но голоса умолкли. Лика снова взглянула на черный круг и подумала, что, может быть, ничего необычного в этом нет, сено, наверное, вывезли, а мусор сожгли. Она свернула к землянке и достала из щели ключ. Посидела на чистой Петиной постели, заскучала и побрела к воде.

Уже подходило к полдню, все нагрелось, хотелось искупаться, но берег был в камышах, мелководье тоже метров на двадцать покрыто зыбким плавучим настилом из корней и отмирающих трав, Петя ходил по нему безбоязненно, а Лика попробовала раз и больше не отваживалась: с непривычки жутковато было чувствовать под ногой не твердь, а нечто пружинящее, изменчивое, сочащееся теплой водой с жуками и личинками. А когда Петя в прошлый раз для ее уверенности воткнул в лабзу шестиметровый кол и кол вошел в податливую глыбь по макушку, и Пете пришлось искать осинку подлиннее, у Лики и вовсе не стало духу повторять попытку добраться до чистой воды, как ни манило ее искупаться в тот вечер.

— Да чего бояться-то? — удивлялся Петя. — Кол — он узкий, он, конечно, в глубину пойдет. А ты-то поширше, чего с тобой случится? А и провалишься — эко дело! Ложись плашмя и ползи по-пластунски. Да чего ты на одном месте топчешься? Конечное дело, так дырку вывертишь. Ты давай быстренько, без пугливости — раз, раз, и делов всего… А с другой стороны, коль ложку держать не умеешь, то и в рот не попадешь. Ладно, я тебе мостки настелю…

Мостки и в самом деле были настелены. Аккуратная дорожка из белых березовых плашек, атласной корой кверху, плашки ровные, меряные. Лика осторожно на них ступила — держало привычно, как на земле. У чистой воды был настелен плотик, а сбоку стояла скамеечка, все березовое, чистое, будто прибранное белым снегом.

И разом забылись мелочные утренние неприятности, исчезли из памяти и контролер, и неуловимый лесничий. Лика разделась, подошла к краю плота и увидела в воде две березовые ступеньки, свисающие вниз. По ним можно было бесшумно сойти в озеро.

Плавала она долго и бездумно, с ясным удовольствием — прохлада, чистота, ласковая податливость воды. Потом очевидность удовольствия ослабла, остались вода и движение. Вода и движение: наверно, так чувствуют себя рыбы.

Лика повернулась на спину и закрыла глаза. Сквозь веки розово просвечивало солнце. Вода послушно держала тепло. Полудрема, полуотдых.

Что-то легко касается щеки, Лика открывает глаза. Белая лилия проплывает мимо, белая лилия проплывает вдоль бока и ног, Лика осторожно разворачивается, и лилия плывет с другой стороны. Лика тихо смеется и направляется