Злая Русь. Зима 1237 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Да вроде готов, друже. А там посмотрим, как дело пойдет… Вон уже, идут поганые.

Я действительно заметил впереди колонну бодро рысящих по льду всадников — видать крепко спешат расчистить проход, получив наказ темника! Микула, переведя взгляд на реку, быстро поменялся в лице — легкая улыбка сползла с его губ, а взгляд сверкнул сталью.

— Я на правое крыло.

— Добре, друже… Вои! Тетивы натянуть, да залечь! Стреляем за мной, команду передаем по цепочке!

Ну вот, понеслись теперь томительные минуты безмолвного ожидания — пожалуй, одно из самых неприятных ощущений, что вообще есть в жизни! Сказать, что я волнуюсь — ничего не сказать: от страха аж пальцы немеют, да тело деревенеет… И хоть обговорено все заранее, и вои пристрелялись уже к реке, и готовы ременные крепления на щиты, чтобы стрелять, навесив защиту на левую руку локтевым хватом… И хорошо смазанные жиром «беговые» лыжи сложены уже у ног каждого ратника! Не «фишеры», конечно, но ступательная площадка у них поднята над верхней плоскостью, в ней же находится паз для креплений, а вдоль нижней плоскости идет продольный направляющий желобок. Да и примитивные «палки» по моему настоянию вырублены — а все одно страшно. И даже не поганых и предстоящего участия в схватке — за сотню страшно, что должна принять первый бой под моим началом. Как я его проведу, сумею ли избежать лишних, напрасных потерь? Сумеем ли вообще остановить передовой отряд татар?!

Одному Богу известно…

На ум приходят молитвы, знакомые еще Егору. Я-то в своем настоящем был не особо верующим — но после событий, связанных с переносом, в высшие силы кто угодно поверит! Потому против того, что с губ «носителя» сами собой срываются слова простейшей молитвы, я ничего не имею:

— Господи, помилуй! Господи, спаси! Господи, сохрани…

Но вот, наконец, враг подобрался к преграде. Навскидку, не менее двух сотен всадников — причем многие облачены в кольчуги и остроконечные шлемы, столь похожие на шеломы русских дружинников, что на мгновение становится жутко… Неужели русичи-наемники идут?! А ведь вооружены бойцы противника прямыми мечами да привычными на той же Рязанщине топорами! Да и одежда у них на нашу похожа, разве что украшена у некоторых мужей непривычными мне узорами… Даже лицами вроде схожи — и щиты нам привычные, деревянные и круглые, с металлическим умбоном в центре!

Неужто бродники?!

И словно в ответ на мой немой вопрос, вернувшийся с сотней Петр негромко произнес вслух:

— Мокшане.

А-а-а, вот оно что… Воины князя Пуреша значит… Обидно.

Обидно за мокшан. Одно из двух мордовских племен (эрзи и мокшан), последние жили в сравнительно открытой и доступной лесостепной зоне. И если эрзя во главе с инязором (царем) Пургасом долго отбивалась от татар в укрытых дремучими лесами крепостях, устраивая частые засады и беспокоящие налеты на коммуникации завоевателей, то каназор Пуреш сразу принял власть Батыя. В последующей войне с Русью мокшане верой и правдой служили завоевателям с востока, но неся бесконечные потери, решились на очередное предательство уже в 1241 году, накануне битвы при Легнице в Польше (первый раз они предали союзников-владимирцев, отправившись воевать Русь). Пуреш попросил Субэдэя дать его воям отдых, притом тайно сговорившись с князем Генрихом Благочестивым. Во время решающей битвы польских и тевтонских рыцарей (а также некоторого числа моравских воинов и французских тамплиеров) с ордой Батыя, мокшане должны были ударить татарам в спину! Однако хитрый Субэдэй или разгадал предательство, или сумел узнать о том от доносчиков — а то и вовсе решил проучить «прогульщиков»-мокшан и преподнести урок прочим покоренным! Воев Пуреша разоружили под предлогом, что оружие потребуется ордынским ратникам, участвующем в битве — а ночью монголы окружили лагерь мокшан и истребили спящих… Узнав о вероломстве татар и убийстве отца и брата, наследница Пуреша царевна Нарчатка подняла восстание против завоевателей — что было подавлено татарами с особой жестокостью…

Вот такую вот горькую чашу испили мокшане во главе со своим царем, возжелавшим спасти народ путем бесчестия, да потерявший воев в боях с теми, кто честно дрался за родную землю — и принявший гибель, не имея даже оружия защитить себя, дать ворогу последний, отчаянный бой!

Впрочем, чего говорить о временном союзнике Юрия Всеволодовича (до того воевавшем с русичами), коли на самой Руси только Муромский, Рязанский да Владимирский князья (считаю крупных) оказали друг другу военную помощь! Черниговский князь не только отказал рязанцам выйти с ними в поле — после чудовищного разорения северо-восточной Руси Батыем, на западе и юге никто даже не почесался создать военную коалицию и после выступить против врага единым фронтом! Нет! Князья до последнего продолжали грызться за Киев, пока под его стены уже не явилась татарская орда — а после среди них не нашлось ни одного действительно мужественного бойца, кто принял бы смерть, защищая древнюю столицу… Да и Ярослав Всеволодович, Великий князь Киевский в 1237/1238 годах — разве привел он Киевскую да Новгородскую рати на Сить, на помощь брату?!

Чего уж тогда говорить о мокшанах, на кого им было рассчитывать, когда орда монгольская явилась в их земли? Русские князья не помогли даже друг другу, за редким исключением…

Впрочем, в сторону лирику! Мордовские воины уже приблизились к преграде, и полсотни их сразу спешились, перехватив покрепче топоры, да двинулись к рогаткам… Остальные же не спешат покидать коней — и многие из них, как и половцы недавно, уже наложили стрелы на тетивы, опасливо и напряженно оглядываясь по сторонам…

— Приготовились.

— Приготовились…

— Приготовились…

Негромко отдав команду, что тут же пошла «гулять» по цепочке, я аккуратно приподнялся, наложив первый срезень на тетиву, да обратил ищущий взгляд на правое крыло сотни. И вскоре увидел быстро поднятую вверх руку Микулы — дошла моя команда до всех воев! А значит, все они смотрят сейчас на меня, ожидая, когда я первым спущу стрелу во врага!

— Ну, с Богом…

Несмотря на онемевшие, затекшие от продолжительной лежки на снегу конечности, я довольно быстро встаю на одно колено, одновременно с тем натянув тетиву и вскинув лук. А после пальцы сами собой отпускают хвостовик стрелы — и следом за ней, всего с секундной задержкой в воздух взмыла еще сотня «оперенных смертей»!

Мы пристрелялись к ледовой площадке у рогаток заранее. И потому первый залп, у половины воев прошедший «вслепую» (все ради того, чтобы противник не заметил нас и не успел вскинуть щиты!) густо врезался в приблизившуюся к преграде полусотню «лесорубов»! Дикий крик раненых ударил по ушам так, что я вздрогнул… А на лед, щедро орошенный парящей на морозе кровью, рухнуло не менее трех десятков топорщиков!

— Бей!

Воины выпрямились целиком — и второй залп ударил по ледовой площадке уже более прицельно, добивая раненых и разя тех, кто замедлился, перекидывая щит со спины… Да и сбиться в «черепаху» мокшане не успели, так что «оперенная смерть» вновь собрала богатую жатву! Но тут же в воздух взмыл ответный град стрел…

— Щиты!

Я быстро перекрываюсь левой рукой, присев и практически полностью скрыв корпус деревянной защитой. Но ни одна из мокшанских стрел не ударила в нее — а большинство их и вовсе не перелетело гребень высокого берега. Спешат вороги, частят, не пристрелявшись!

— Бей!

И вновь в воздух взмывают русские срезни, ударив в плотную группу всадников! Бешено ржут подраненные животные, кричат покалеченные люди, получившие широкие, резаные раны… Как минимум два десятка мокшан распластались на холках лошадей или вовсе рухнули под копыта коней — и еще один залп «оперенной смерти» отправляем мы во врага! Не зря я приказал воткнуть «боеприпас» наконечниками в снег, получили мы преимущество в скорострельности… Но уже и в ответ полетели стрелы покоренных! В этот раз одна из них впилась в снег всего в полуметре от меня — а справа, чуть позади, я услышал отчетливые крики боли, раздавшиеся уже со стороны моих ратников…