Игольное ушко - Кен Фоллетт

В Карлайле он остановился, чтобы заправиться. Хозяйка колонки – женщина средних лет в промасленном фартуке – лишних вопросов не задавала. Фаберу наполнили бензобак и еще запасную канистру, прикрепленную к одному из порожков за крылом.

Ему нравилась эта маленькая двухместная машинка. Несмотря на преклонный возраст, она легко разгонялась до пятидесяти миль в час. Четырехцилиндровый двигатель объемом 1548 кубических сантиметров с V-образным расположением клапанов работал ровно и неустанно, помогая машине взбираться на шотландские холмы и скатываться с них. Сидеть на кожаном диванчике-сиденье было удобно. Клаксон заменяла старомодная «груша» с раструбом, и он с удовольствием давил на нее, когда на дороге перед ним показывалась случайно отбившаяся от отары овца.

Так он миновал небольшой рыночный городок Локерби, пересек речку Аннан по живописному мосту Джонстона и направил машину в затяжной подъем к вершине горы Битток. Теперь ему все чаще приходилось пользоваться трехступенчатой коробкой передач автомобиля.

Он заранее решил, что ему следует избегать самой короткой дороги на Абердин, проходившей через Эдинбург и дальше – вдоль побережья. Большая часть восточного берега Шотландии по обе стороны от залива Ферт-оф-Форт представляла собой сплошную запретную зону. Посторонним не разрешалось заезжать в прибрежную полосу шириной в десять миль. Разумеется, властям трудно было держать под непрерывным контролем столь обширную территорию, но Фабер соблюдал осторожность. У него было куда меньше шансов быть остановленным для проверки, пока он держался вне этой особой зоны.

Ему, конечно, придется вторгнуться в ее пределы, но лучше позже, чем раньше, и он заранее обдумывал «легенду», которой будет придерживаться, если подвергнется допросу. За последние годы обычные автомобильные прогулки не практиковались из-за строгой экономии топлива, причем люди, которым разрешалось иметь машину для служебных нужд, могли подвергнуться строгому наказанию, если на несколько ярдов отклонялись в сторону по своим личным делам от рабочего маршрута. Фабер слышал, например, историю, как один известный импресарио угодил в тюрьму за то, что использовал топливо, выписанное на сельскохозяйственные цели, для доставки группы актеров из театра в ресторан отеля «Савой». Пропаганда бесконечно вдалбливала в умы людей, что бомбардировщику «ланкастер» требовалось две тысячи галлонов топлива, чтобы долететь до Рура[20], поэтому при обычных обстоятельствах мало что доставило бы Фаберу такое удовольствие, как бесцельно сжечь как можно больше горючего, чтобы его уже нельзя было использовать для бомбардировок родины. Но быть остановленным и арестованным сейчас, с важнейшей фотопленкой на груди, всего лишь за нарушение правил использования бензина – такую иронию судьбы он не мог себе даже вообразить.

В этом и состояла сложность. Транспорт на дорогах был в основном военным, а Фабер не располагал военными удостоверениями личности. Он не мог заявить и о доставке важного груза, поскольку никакого груза в машине не было вообще. Он наморщил лоб. Кто мог перемещаться в эти дни беспрепятственно? Моряки в увольнительных, чиновники, отдельные отдыхающие со специальными разрешениями, профессионалы редкой квалификации… Вот! Это то, что ему подойдет. Он будет выдавать себя за эксперта в некой фантастической области техники – к примеру, за исследователя высокотемпературных сортов масел, который вызван для решения проблемы, возникшей на нефтеперерабатывающем заводе в Инвернессе. Если спросят, на каком именно заводе, он ответит, что это засекреченная информация. (Причем его настоящий маршрут должен пролегать на достаточном удалении от вымышленного, чтобы патрульные не могли знать, что такого предприятия не существует.) Конечно, едва ли настоящий инженер носит спецовку, в которую сейчас был облачен он, и комбинезон, изъятый им у престарелых сестер, но в военное время мало кто обращал внимание на подобные мелочи.

Тщательно обдумав эту версию, Фабер почувствовал, что может быть относительно спокоен по поводу случайной встречи с дорожным патрулем. Настоящую опасность для него представляло столкновение с одной из групп, которые наверняка сейчас рыщут в поисках непосредственно его самого – Генри Фабера, беглого шпиона.

У них есть его фотография (черт возьми, его теперь многие знают в лицо!), и уже очень скоро они получат детальное описание машины, на которой он перемещается. Он сомневался, что на дорогах выставят специальные блокпосты, поскольку никто не знал, куда именно он поехал, но зато каждый полицейский по всей стране будет высматривать серый «моррис-коули» с номерным знаком MLN 29.

Если его заметят среди ровного поля, то остановить сразу не смогут: у сельских полицейских нет машин, они пользуются велосипедами, – но как только они свяжутся со своим участком, в течение нескольких минут в погоню за ним отправят десятки автомобилей. Поэтому он решил: после встречи с любым полисменом ему придется избавиться от этой машины и угнать другую, изменив к тому же и дальнейший маршрут. Однако низинная Шотландия оставалась краем столь малонаселенным, что у него все-таки был шанс добраться до самого Абердина, так и не увидев никого в форме полиции. Другое дело – города. Там вероятность гонок с полицией многократно возрастала. Причем выйти из такой гонки победителем ему не удастся. Его машина стара и достаточно медлительна, а полицейские шоферы обладали, как правило, отличными навыками вождения. Поэтому наиболее безопасным для него вариантом стал бы полный отказ от использования автомобиля. Бросить машину на окраине и смешаться с толпой пешеходов, обходя центральные улицы. Однако это сильно замедлило бы его передвижение. Поэтому он все еще надеялся угнать другую машину каждый раз, как только вдали показывался новый городок. Проблема состояла лишь в том, что в этом случае он укажет МИ-5 слишком ясное направление для преследования. И потому, в конце концов, он остановился на компромиссном варианте: машину он не бросит, но, проезжая через города, будет держаться только окраинных проулков. Он посмотрел на часы. До Глазго он доберется к закату, а потом на помощь ему придет темнота.

Откровенно говоря, все это представлялось весьма и весьма рискованным, но если ему не хотелось подвергать себя опасности, нужно было выбирать другую профессию.

Когда он наконец одолел подъем к тысячефутовой вершине горы Битток, снова начался дождь. Фаберу пришлось остановиться и поднять парусиновую крышу машины. В воздухе повисла невыносимая духота. Он посмотрел в небо. Тучи быстро сгущались. Где-то у горизонта уже сверкали молнии, доносились раскаты грома.

Отправившись дальше, он обнаружил у маленькой машины некоторые крупные недостатки. Дождь и ветер проникали в кабину сквозь несколько прорех в крыше, а крохотные «дворники» очищали лишь верхнюю часть разделенного пополам вертикальной стойкой лобового стекла, создавая узкие щели для наблюдения за дорогой. И чем холмистее становилась местность, тем чаще двигатель начинал надрывно рычать. Однако этому не стоило удивляться – двадцатилетний автомобиль подвергался непривычным для себя перегрузкам.

Ливень кончился, так и не начавшись в полную силу. Гроза прошла стороной, хотя небо оставалось черным, а окружающая обстановка – слегка зловещей.

Фабер миновал Крофорд, притаившийся среди зеленых холмов, Абингтон на западном берегу реки Клайд с высокой церковью и почтовым отделением, а потом и Лесмахейгоу, расположившийся на краю вересковой пустоши.

Через полчаса он въехал на окраину Глазго и, как только оказался среди жилых домов, свернул с главной дороги к северу, надеясь обогнуть центральную часть города. Так он и следовал по узким улочкам, пересекая крупные магистрали, пока не оказался в местном Ист-Энде, где выбрался на Камбернолд-роуд, ведущую на восток, прочь из Глазго.

Все оказалось значительно быстрее, чем он рассчитывал. Удача продолжала сопутствовать ему.

Он мчался теперь по шоссе А80 мимо фабрик, шахт, ферм. Мелькали указатели с названиями шотландских городков, которые он читал и тут же забывал об их существовании: Миллерстон, Мьюрхед, Моллинберн, Кондоррат.

Фортуна отвернулась от него между Камбернолдом и Стирлингом.

Фабер гнал машину по прямому участку дороги, плавно уходившему в низину и с обеих сторон окруженному полями. Когда стрелка спидометра показывала сорок пять миль в час, из-под капота вдруг донесся громкий шум: это было похоже на дребезжание цепи, слетевшей с зубцов шестеренки. Он сбросил скорость до тридцати, но скрежет не стихал. Стало очевидно, что отказала какая-то важная деталь. Фабер вслушивался в звуки: либо треснул подшипник в трансмиссии, либо полетел кулачковый вал. Ясно ему было только одно – это не мелочь вроде засора в карбюраторе или нагара на свече. Такие поломки устраняются только в мастерской.