Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935) - Лучано Мекаччи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По словам правозащитника Валерия Чалидзе, опущенные появились в конце 1930-х годов, когда в лагерь стали попадать дети от двенадцати лет и старше, которые не могли противиться жестокому обращению и унижению со стороны взрослых бандитов20.
[4] Существует два перевода на русский язык: «В доме напротив» (1991) и «Люди, живущие по соседству» (2011). См. также примеч. 1.
Маруся отравилась
Вот вечер вечереет.
Все с фабрики идут.
Маруся отравилась:
В больницу повезут.
В больницу привозили
И клали на кровать.
Два доктора с сестрицей
Старались жизнь спасать.
«Спасайте не спасайте,
Мне жизнь не дорога.
Я милого любила —
Такого подлеца»
Пришли ее подружки,
Хотели навестить.
А доктор отвечает:
«Без памяти лежит».
Пришла ее мамаша,
Хотела навестить.
А доктор отвечает,
Что при смерти лежит.
Пришел и друг любимый,
Хотел он навестить.
А доктор отвечает:
«В часовенке лежит».
Входил милой в часовню,
Там черный гроб стоит,
А в этом черном гробе
Марусенька лежит.
«Маруся, ты Маруся,
Открой свои глаза.
А если не откроешь,
Умру с тобой и я!»
«Маруся, ты Маруся,
Открой свои глаза».
А сторож отвечает:
«Давно уж померла».
А вечер вечереет.
Колышется трава.
Маруся отравилась.
Маруся померла.1
7. Употреблять наркотики
Деньги требовались беспризорным не столько для покупки еды, которую они всегда могли украсть, сколько для удовлетворения первичной страсти — игры в карты, а еще для приобретения сигарет, водки и кокаина, которые они употребляли в большом количестве, вернувшись в свои норы после тяжелого дня, когда им приходилось рыскать, убегать, драться на улицах, рынках и вокзалах. В азартные игры они играли постоянно. Если деньги заканчивались, они занимали, обещая вернуть при первой возможности, или отдавали то немногое, что у них было: старый пиджак, поношенные ботинки. На Соловках, вспоминал Лихачев, подростки играли в карты, проигрывая свои фамилии и малые сроки, меняя их на большие, поскольку ни внешне, ни по «одежде» заключенных было не отличить друг от друга1. Есть фотографии, рисунки, на которых мы видим, как беспризорники увлеченно играют в карты прямо на земле. Когда карт не было, они делали колоду сами: вырезали из газеты или куска картона, рисовали масть и цифры, как делали в лагерях блатные — уголовники, которые «каждую ночь собирались для своих карточных поединков». Варлам Шаламов описывает в одном из рассказов кустарное изготовление игральных карт. «Расположение и форма узоров столетиями были одинаковыми — уменье собственной рукой изготовить карты входит в программу „рыцарского“ воспитания молодого блатаря»2. Опыт игрока давал, можно сказать, преимущество беспризорному, попавшему в лагерь.
Карточная игра не обходилась без сигарет и водки. Особенно сигарет, которые беспризорные курили с раннего возраста: «Все они, в любом возрасте, всегда курят», — сообщала Томпсон в своей книге о «новой России»3. Этот факт отмечался в статистических исследованиях в 1920-е годы, но по отношению к мальчикам вообще, как беспризорным, так и нет. Лев Василевский писал: «За последние годы курение распространяется с ужасающей быстротой, в особенности среди рабочей молодежи городов. Начинают курить дети с неокрепшим еще организмом, 12–14 лет. За неимением табаку, курят махорку и всякую дрянь, что еще вреднее действует на здоровье»4.
Махорка — сорт очень крепкого и более дешевого табака, к которому у блатных выработалась настоящая зависимость, как мы знаем из другого рассказа Шаламова, где он описывает нетерпение, с которым заключенный ждет посылку из дома в надежде, что найдет там хоть немного табака: «Я буду курить, буду угощать всех, всех, всех, а прежде всего тех, у кого я докуривал весь этот год»5.
Поделиться окурком было знаком уважения к ближнему. «Окурок дружбы» — так называется глава одного из самых проникновенных романов о беспризорном детстве, «Беспризорный круг» Виктора Горного, опубликованного в 1926 году. Главный герой Фомка Кучум и его сестра Манька после смерти отца уходят из дома с благословения матери на поиски удачи:
Вы теперь уж на своих ногах: тебе восемь, а Маньке семь лет, — прокормить себя сами сможете. Ступайте, куда ваши глазаньки глядят и где солнышко вас сможет пригреть. На свете не без хороших людей. А я останусь с этими, с малышами. Какой мне дадут пансион, так и то с трудом прокормлю их.
Приехав в Москву, они ведут обычную жизнь беспризорников, к ним прибивается Епишка Кулак:
Пока Манька с Кучумом сидели на мусорном ящике недалеко от Курского вокзала, Кулак пошел к остановке трамваев.
Трамвай уже зашипел перед очередью. Епишка подлетел к гражданину и сказал серьезно:
— Гражданин, в вагоне курить нельзя, дайте я брошу вашу папироску.
— Разве я сам не могу?
— Нет, дайте я! — почти выхватывая ее из рук, сказал Епишка.
— На, брось… — согласился гражданин, хватаясь за ручку трамвая.
Окурок оказался все же солидным. Гражданин успел только выкурить половину. Это Епишку утешило. Он поглядел на золотую фабричную марку, оторвал мокрый конец, размочаленный в зубах окурок — все равно что клад какой, который надо держать осторожно.
Кучум с Манькой сидели на зеленом ящике и от нечего делать тарабанили по нему пятками. […]
— Давайте все курить вместе, — говорит он. — Чтобы дружба наша была крепкая. Чтобы не покидать друг друга, как ты, Кучум, хотел это сделать со мною, хотел оставить меня в погребе… Так не годится… Давайте курить из одной папиросы6.
Злоупотребление наркотиками являлось серьезной социальной и психологической проблемой. В период с середины 1910-х до начала 1920-х годов наркотики были широко распространены, что привело к серьезным случаям физической и психологической зависимости и заставило врачей, юристов, психиатров, психологов и педагогов заняться этим вопросом. В брошюре 1922 года Н. В. Зандер дает краткий социологический обзор этого явления:
В прежние времена наркомания была печальным уделом имущих классов, интеллигенции; теперь
