Зеркало смерти - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но почему? – повернулась на стуле Наташа. – Что у вас случилось?
– Да так, личные трения.
– Из-за моей сестры? – догадалась та. – Вы что-то высказали Людмиле, когда та была невестой Ильи? О, я поняла! Людмила ужасно с нею обращалась, помыкала еще хуже, чем…
Татьяна взвесила на руке растрепанный толстый том и бережно вернула его на полку:
– Нет, не из-за вашей сестры, – все так же замороженно отвечала она. – Нам с Людмилой приходилось сталкиваться лично.
– Можно узнать, как?
– Нет.
Наташа прикусила язык. В самом деле, какое она имела право лезть в чужую жизнь? Предположим, Людмила не была ей такой уж чужой, особенно, учитывая последние новости. Но Татьяна… Всего-навсего подруга ее покойной сестры. Правда, единственная, что осложняло дело.
– Поверьте мне, что эта женщина с радостью отправит меня на тот свет, если сумеет, – продолжала Татьяна, переходя от полки к полке. – С ее характером вы, наверное, уже сами знакомы.
– Да уж!
– Ну вот, а я с ней общалась чаще и дольше, чем вы. Вы бывали тут редко, а я всегда под рукой. Не знаю, почему она на меня так обозлилась. – Очередная книга захлопнулась, выпустив в воздух легкое облачко пыли.
– Хотя признаюсь, я тоже ее сразу невзлюбила. Мы бесим друг друга, но я никогда не делала ей ничего плохого.
– Верю, – Наташа видела библиотекаршу со спины, но даже по ее затылку могла понять – та очень напряжена. – Людмила способна оговорить кого угодно.
– Что она сказала обо мне?
– Ничего конкретного. В основном упирала на то, что вы бы могли многое рассказать о смерти моей сестры, просто не хотите. И к тому же знаете, что у Анюты был любовник. И… – Наташа сделала паузу и нерешительно докончила, – что вы лгунья.
Была минута тишины. Татьяне потребовалось время, чтобы усвоить услышанное. Наконец она отозвалась, по-прежнему стоя спиной и перебирая какие-то брошюрки:
– Что еще?
– Больше ничего.
«Ничего, за исключением того, что я узнала вчера от твоей соседки… И что я видела собственными глазами. Тот мужчина, который вышел из твоей комнаты, не был привидением, не был порождением чьей-то клеветы. Он был реален, как и твой муж, умерший такой загадочной смертью».
– Я ничего не могу сказать о том, почему умерла Анюта, вы уже слышали, – тихо, очень спокойно ответила Татьяна. Теперь она повернулась. Узкое лицо было бледно и казалось постаревшим. Она сцепила руки и смотрела на Наташу так, будто упрекала в чем-то. – Все что могла, рассказала. Я знала только о книгах. Вот они.
Татьяна указала на полки:
– Это все, что мне известно о ее смерти. Она приготовилась к ней, это своего рода завещание. Может быть, Людмила это имела в виду? Или она думает, что я украла эти книги?
– Я ведь не говорю, что поверила ей!
– Зачем тогда вообще передавать мне ее сплетни?
Ответить было нечего. Библиотекарша была права, а Наташа потихоньку начинала злиться. «Какая же она неприступная! Что бы ты ни сказал, всегда оказываешься виноват, а она – чиста!»
– Она постоянно говорит обо мне гадости, хотя мы вовсе не знакомы так близко, чтобы она действительно знала о моих делах, – продолжала Татьяна, присаживаясь к столу и снова придвигая к себе картотеку. – Все это домыслы. Не знаю, что творится у нее в голове, но не хотела бы я туда заглянуть.
– Она говорила так уверенно, будто в самом деле что-то знала, – осторожно заметила Наташа.
– Она не знала ничего, – отрезала библиотекарша. Ее пальцы, вцепившись в край ящика, побелели. Наташа взглянула на них, потом поймала взгляд темных, лишенных блеска глаз… И вдруг поняла, что боится этой женщины. Боится и не доверяет ей.
Она медленно встала, оправила юбку:
– Конечно, это глупости. Мне ли не знать, что такое сплетни… Когда я выпроваживала ее из дома после смерти Ильи, она такого наговорила соседям… Выходило, что это мы с Анютой убили брата на большой дороге.
Татьяна не шелохнулась – только пальцы чуть-чуть разжались и легли на стол.
– Она дура, да вдобавок злая дура, – Наташа сделала попытку улыбнуться. – И я сразу подумала, что не бывает более непохожих людей, чем вы и она. А стало быть, вы просто обязаны друг друга ненавидеть.
– Я ее не ненавижу, – спокойно ответила Татьяна. – Я просто стараюсь ее не замечать. Это и было все ваше дело?
«Нет, не все!» – кричало что-то внутри Наташи, но она больше ничего не добавила. Попрощалась и вышла.
На улице было лето. Женщина стояла на крыльце, подставив лицо лучам высокого солнца, и не думала ни о чем. Это было чудесно – не думать, просто существовать, как растение, поворачивающее листья к свету и теплу… Она вспомнила о сыне, и очарование рухнуло. «Я должна вернуться домой как можно скорее. Вчерашний звонок был просто безумным. Муж напуган до смерти, и я не удивлюсь, если он опять примчится сюда. Бесчеловечно так издеваться над семьей. И потом, этот ночной разговор мог закончиться очень скверно… Мне повезло, что Дмитрий такой тюфяк! На его месте мог оказаться уголовник».
– Добрый день!
Она обернулась. Лариса стояла в палисаднике и помахивала в знак приветствия измазанной в земле лопаткой.
– Опять у нас? – продолжала та, раздвигая кустарник. – А я хочу кое-что посадить.
– Поздновато, – ответила Наташа. – Завтра – июнь.
– Да пусть его, – махнула лопаткой Лариса. – Были у Таньки?
Наташа испуганно обернулась, но дверь библиотеки была закрыта.
– Перестаньте, – дружелюбно сказала Лариса. – Что ее стесняться? Вчера я немножко выпила, вы не обижаетесь?
Она упорно обращалась к собеседнице на «вы», как будто вместе с опьянением с нее слетела и былая фамильярность.
– Да ведь и я выпила, – напомнила Наташа, и неловкость сразу исчезла. Женщины посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.
Сегодня Лариса выглядела получше. Лицо по-прежнему было опухшим, но глаза приобрели осмысленное выражение и голос звучал твердо.
– Вчера я вам наговорила всякого, – извиняющимся тоном заметила она. – Забудьте.
– Хотелось бы, – Наташа снова оглянулась на дверь библиотеки. – Но я не могу.
Лариса бросила лопатку и подошла поближе, вытирая испачканные землей руки о рабочий фартук:
– У вас что-то случилось? По глазам видно.
«Да, случилось, – Наташа все еще смотрела на библиотеку. – Моя жизнь разрушена, семья погибла, и люди говорят, что мой родной дом – нехорошее место. Я каждый день узнаю что-то новое о своей сестре, но, в сущности, так ничего и не знаю. Да, что-то случилось».
– У вас лицо такое странное, – продолжала Лариса, подходя еще ближе. – Вам нехорошо?
«Да, мне очень нехорошо. Мне так нехорошо, что я готова бросить все и уехать. А потом пойти на сделку с Людмилой и отдать ей все, что та пожелает. И забыть обо всем и больше не делать из себя посмешище, задавая людям вопросы. И еще забыть то, что говорила про меня сестра… Неужели она и впрямь это говорила? Я никогда не была с нею жестока».
– А ну-ка, сядьте, – неожиданно твердо произнесла Лариса, беря женщину под локоть и отводя в сторону. Та огляделась и обнаружила себя на полянке, где традиционно собирались по вечерам местные алкоголики. Несколько пыльных деревьев, ящики, холодильник без дверцы, в котором лежала пустая пивная банка. Наташа безвольно присела на один из ящиков. Отсюда ей были хорошо видны окна Татьяны наверху, но из библиотеки та ее видеть не могла.
– Вы же сейчас сознание потеряете, – испуганно повторяла Лариса.
– Мне получше, – промолвила Наташа. – Я сейчас пойду…
– Куда?
– Не знаю…
Она и в самом деле не знала, куда еще идти, что делать? Вчера думала, что сделала открытие, а сегодня снова осталась ни с чем.
– Посидите-ка, – испуганно сказала Лариса. – Куда вы пойдете в таком состоянии! Я ведь видела, как вы вышли из библиотеки. Это Таня вас расстроила?
Наташа хотела ответить «нет», но промолчала, справляясь с дурнотой. Мимо по шоссе то и дело проезжали тяжело нагруженные грузовики, и их грохот больно отдавался в ушах.
– Что у вас за дела? – спрашивала та, усевшись рядом на другом ящике. – Вы подружки? Я вас тут раньше не видела.
– Нет, мы не подруги, – собственный голос все еще казался Наташе чужим. – Но моя сестра с ней дружила.
– Это кто же? – задумалась, было, Лариса и вдруг вскрикнула: – Анютка, что ли? Вы – сестра Анюты?
И развела руками:
– Никогда бы не подумала! Вы так непохожи!
И в самом деле, сестры совсем не походили друг на друга. Младшая – чуть пополневшая к тридцати годам, смуглая и темноглазая, старшая – худая, голубоглазая, рыжая. Разные темпераменты, интересы, манеры… Их трудно было принять за родственниц.
– Я ее часто тут видела, – сообщила Лариса. – Бедняжка… Как она на такое решилась?
– Никто не знает.
– Да, вот беда… – Лариса искренне расстраивалась. – Есть же люди, у которых совсем совести нет!
Наташа насторожилась:
– Это вы о ком?