День бумеранга - Кристофер Бакли

– И у него поджилки затряслись от страха, – заметила Касс.

– Я, как могу, стараюсь загладить вину, – сказал Ранди.

– Почему ты не поведаешь нам, что ты от них получил в обмен на это ублюдство?

Ранди бросил сначала на Терри, потом на Касс взгляд, означавший: Не при детях.

– Уж не хочет ли он, – спросил Терри у Касс, – чтобы я убрался из своего собственного кабинета?

– Ранди, – промолвила Касс. – Ну как мне с тобой быть? Кинуть тебе в глотку кусок динамита? Давай колись.

– Только, пожалуйста, язык за зубами. Они думают заменить Лейни другим человеком. И когда надумают, я стану вице-президентом.

Касс и Терри уставились на него.

– На них очень сильное впечатление произвело то, как я представил законопроект о «восхождении».

Никакой реакции со стороны Касс и Терри.

– Он сказал, что я напоминаю ему Джона Кеннеди.

Тут Касс и Терри отреагировали. Они разразились хохотом.

– Ты, что ли… э… – произнесла Касс, стараясь унять смех, – получил от них письменное обязательство?

– Ну конечно, нет. Это очень большой секрет. И я рассчитываю, что вы будете его хранить. Прошу вас, не подведите меня.

– Можешь не сомневаться. Итак, вот и подтверждение тому, что ты продался по бросовой цене.

– По бросовой? Мне предложили пост вице-президента! Послушать тебя, это то же самое, что приз в десять долларов на сельской выставке за то, что вырастил самый большой огурец.

– Скорее за то, что сел в самую большую лужу. После твоей щедрой раздачи поблажек бумерам особого смысла в «восхождении» уже, конечно, не осталось. Но теперь ради места в какой-то идиотской комиссии ты готов выкинуть в помойку даже последние крохи.

Ранди нахмурился.

– И выключай давай по-быстрому свой «маленько потусторонний» взгляд. Ты похож на пуделя, который хочет показать, что он ротвейлер.

Несколько секунд у Ранди был такой вид, словно он сейчас отстегнет свой протез и начнет крушить им мебель. Но потом давление в нем упало. Мышцы расслабились. Вдруг он стал похож на школьника, который исчерпал запас оправданий. Касс чуть ли не утешить его захотелось.

– М-да, пожалуй, дрянь какая-то вышла, – проговорил Ранди, кусая ноготь.

– То-то же, – сказала Касс. – Видишь? Говорить правду – это как ездить на велосипеде. Пусть даже ты очень давно не практиковался, навык возвращается.

– Видимо, мне трудно рассчитывать, что вы вдвоем поможете мне разгрести эту дрянь?

Касс и Терри переглянулись.

– На чисто профессиональной основе, конечно.

– На какой еще, интересно, – фыркнул Терри.

– Я не смогу это сделать без вас, – сказал Ранди.

– А как же эта твоя сборная команда сенатских ниндзя?

– Они мне не нравятся. Я им не доверяю. Я даже их боюсь.

– Я работаю под началом у Терри, – сказала Касс. – Пусть он решает.

– В таком случае, – сказал Ранди, – я погиб.

– Вы способны следовать указаниям? – спросил Терри.

– В пределах разумного, – ответил Ранди, вновь обретая аристократический тон.

Не Терри, а Касс дала ему первое указание: позвонить Бакки Трамблу и заявить, что Гидеон Пейн может войти в президентскую комиссию только при условии, что в нее войдет и Кассандра Девайн. Поначалу Бакки воспротивился, но Ранди, над которым стояла Касс, уведомил главного советника президента, что выбора в этом вопросе у него нет.

Мелодией вызова в мобильном телефоне Гидеона Пейна служило церковно-колокольное «аллилуйя». Весь день поэтому у него прошел как пасхальное воскресенье.

Иные из звонящих – в частности, крупные спонсоры SPERM – были изумлены тем, что он согласился войти в комиссию, созданную для изучения возможности легализовать массовое самоубийство. Гидеон терпеливо объяснял, что, заседая в комиссии, он сможет оказать воздействие (решающее, подчеркивал он) на результат. Условий своей сделки с президентом он в точности не раскрывал, но прозрачно намекал, что вскоре они услышат заявление Белого дома о поддержке давнего плана SPERM поставить в центре Вашингтона мемориал сорока трем миллионам нерожденных. К тому же, добавлял он с застенчивым смешком, у «восхождения» благодаря его присутствию в комиссии теперь будет не больше шансов стать политикой страны, чем у комка снега – определять политику геенны огненной.

Наслаждаться назначением Гидеону пришлось недолго. На следующий день позвонил присмиревший Бакки Трамбл и сказал, что э, гм, судя по всему, Кассандра Девайн тоже войдет в комиссию.

– Это чудовищно! – взорвался Гидеон. – Она архитектор этой дьявольской схемы! Все равно что включить Адольфа Гитлера в руководство Бнай Брит![77]

Бакки уклончиво ответил разгневанному пастору, что, при всем желании, не мог преградить ужасной женщине путь в комиссию. Утешительным тоном он добавил, что они с президентом испытывают полную уверенность в способности Гидеона «определяющим образом» воздействовать на итоги работы комиссии.

– Президент рассчитывает на вас, – сказал Бакки. – Вы наш человек в комиссии.

– А как насчет мемориала? – угрюмо поинтересовался Гидеон.

– Гидеон. Если президента не выберут на второй срок, никакого мемориала не будет. Если Джепперсон и эта жуткая особа возьмут верх… Я содрогаюсь при этой мысли.

– И все-таки мне нужно официальное заявление президента о поддержке.

– Над его текстом идет работа прямо в эту минуту.

В ближайшую пятницу вечером, когда СМИ могли бы прозевать даже заявление о превентивном ядерном ударе со стороны США. Белый дом выпустил заявление о том, что у него «нет принципиальных возражений» против «мемориала, прославляющего жизнь, в подходящем месте столицы».

Гидеон позвонил в Белый дом и выразил недовольство столь вялым выражением поддержки. Бакки заверил его, что президент включит мемориал в «приоритетный список» на второй срок. Окончив разговор, Бакки Трамбл задался вопросом, не напрасно ли позвал Гидеона в свой стан. У него и так слишком плотное расписание, чтобы еще вести по нескольку телефонных разговоров в день с пышущим паром служителем Господним. Тенор Гидеона даже в сравнительно спокойный день был довольно-таки визгливым.

Гидеон и монсеньор Монтефельтро встретились за бутылкой брунелло ди монтальчино 1997 года, чтобы обсудить стратегию. Под джорджтаунским особняком у монсеньора имелся великолепный погребок. Содержимое этих веселящих душу катакомб придавало импульс руке многих богатых вдов-католичек, когда они отписывали в пользу Матери-церкви изрядные куски своего состояния. Как доволен будет ими Господь! Не забудьте расписаться и здесь тоже. А вот тут проставьте инициалы.

Гидеон поведал монсеньору все подробности своей сделки с Белым домом. Монтефельтро был человеком, глубоко погруженным в мир иерархий, членом одной из древнейших бюрократических систем мира, и Гидеон остро нуждался в его совете.

– Бакки Трамбл, судя по всему, умная голова, – сказал монсеньор, наливая Гидеону второй бокал. – И это означает, что вы должны быть бдительны, Ги-идеон.

– Еще бы, – согласился Гидеон, потягивая вино. – Еще бы.

– Вы верите Бакки Трамблу, когда он говорит, что президент включит мемориал в приоритетный список на следующий срок? После перевыборов ему уже не так будут нужны старые друзья и сторонники.

– Массимо, – сказал Гидеон, – больше не наливайте, спасибо, вино замечательное, но так вы меня пьянчужкой сделаете. Разумеется, они мне лгут. Грешная душа врать хороша. Но не думайте, что они обведут меня вокруг пальца. Нет, нет и нет. Не думайте, что Гидеон Пейн южный простачок, что он выпал из грузовика со сладкой картошкой. В определенный момент между национальным партийным съездом в августе и началом избирательной кампании в День труда я жестко потребую, чтобы они сделали мемориал одной из тем кампании. Я буду настаивать на письменной декларации.

Гидеон решительно сжал влажные от вина губы.

– Хочу с вами кое-чем поделиться, – проговорил монсеньор. – Несколько дней назад в Ватикане прошло совещание по поводу американского законопроекта о «восхождении». Собралась группа кардиналов – очень ортодоксальных, догматичных, суровых. Ее возглавляет кардинал Рестемпопо-Бандолини – чрезвычайно влиятельная фигура в Ватикане. Можно сказать, полупапа. Очень могущественный. То, что я сейчас скажу, может вам показаться пережитком старины, но эти кардиналы – они увидели в «восхождении» некую возможность. На этом совещании – только, Ги-идеон, строго по секрету – они уговаривали святого отца издать буллу.

– Что издать, Массимо?

– Буллу об отлучении от причастия всякого американского католика, который поддержит подобный законопроект. И даже всякого, кто проголосует за политика, поддерживающего законопроект.