Труженики моря - Виктор Гюго

Перед ним стояла трудная задача: повиснув на веревке, преодолеть расстояние между двумя Дуврами.

Жиллиат еще раз попробовал потянуть веревку: крюк держался крепко.

Жиллиат обернул левую руку платком, схватился правой за бечеву, накрыл ее левой рукой, затем, вытянув одну ногу вперед, второй изо всех сил оттолкнулся от утеса, стараясь не дать веревке закрутиться и намереваясь одним прыжком перескочить с вершины Малого Дувра на Большой.

Прыжок был силен, но, несмотря на предосторожности, бечева закрутилась; Жиллиат ударился плечом об утес и отскочил от него как мяч. Руки Жиллиата задели камень: платок разорвался, и кожа на ладонях содралась, но кости не повредились.

Жиллиат был оглушен и повис в воздухе, однако все же он настолько сохранил присутствие духа, что не выпускал веревки из рук. Несколько мгновений он никак не мог обхватить бечеву ногами; наконец ему удалось это. Тогда, цепко держась за веревку руками и ногами, он посмотрел вниз. Жиллиат не опасался, что веревка окажется слишком короткой: она уже не раз служила ему при более высоких подъемах. И действительно, нижний конец бечевы достигал палубы Дюранды. Убедившись, что он сможет по ней спуститься на пароход, Жиллиат начал взбираться вверх. Через несколько минут он достиг площадки.

Здесь, кроме пичуг, никогда не было ни одного живого существа. Площадку покрывали птичьи гнезда. Она имела форму несколько неправильной трапеции, завершая собой колоссальную гранитную призму – Большой Дуврский утес. В центре площадки дожди выбили углубление, похожее на миску.

Предположения Жиллиата оправдались. В одном из углов площадки были навалены каменные глыбы – остатки многолетних разрушений. Между ними сохранились проходы, достаточно широкие для того, чтобы мог проползти зверь, случайно заброшенный на эту вершину. Местами камни были навалены друг на друга; в них не было ни гротов, ни пещер, а лишь дыры, как в огромной губке. Жиллиат мог поместиться в одном из таких углублений. Дно его было выстлано травой и мхом. Жиллиат лежал бы там, как в футляре.

Вход в это отверстие имел вышину в два фута. В глубине оно суживалось. Иногда бывают каменные гробы точно такой формы. Камни защищали его с юго-западной стороны, проливной дождь не мог проникнуть туда. Отверстие было доступно лишь северному ветру.

Жиллиат остался доволен.

Два трудных вопроса были разрешены: для лодки найдена бухта, для него самого – ночлег. Главное удобство его пристанища заключалось в том, что ему легко было сообщаться с Дюрандой.

Крюк веревочной лестницы, попавший в расщелину утеса, держался крепко. Жиллиат укрепил его еще надежнее, привалив сверху большим камнем.

Затем он тотчас же занялся устройством правильного сообщения с Дюрандой. Он устроился хорошо; Большой Дувр был его домом, Дюранда – корабельной верфью. Уходить и приходить, спускаться и подниматься можно легко. Он быстро соскользнул по веревке на палубу.

Погода стояла прекрасная, все шло хорошо. Жиллиат был доволен. Вдруг он почувствовал, что проголодался.

Развязав корзину с провизией, достал ножик, отрезал кусок копченого мяса, хлеба, затем налил себе пресной воды, словом – поужинал прекрасно.

Хороший ужин после успешной работы – большое удовольствие. Полный желудок дополняет радость удовлетворенной совести.

Когда Жиллиат окончил ужин, еще не стемнело. Он воспользовался этим, чтобы облегчить, насколько возможно, судно от обломков. Уже раньше, днем, он начал разбирать их. Теперь принялся откладывать в безопасное место, возле машины, все то, что могло ему пригодиться: дерево, железо, веревки, парусину. Все ненужное он выбрасывал в море.

Груз из его собственной барки, поднятый на палубу, что ни говори, представлял собой значительную тяжесть. Стоя на палубе, Жиллиат мог достать рукой до отверстия в стене Малого Дувра. На утесах часто встречаются такие естественные шкафы, правда, незакрывающиеся. Жиллиат решил устроить там кладовую. На дно углубления он поставил два ящика – один с инструментами, другой с одеждой, затем два мешка – с мукой и сухарями, а спереди – быть может, слишком близко к краю, но другого места уже не было – корзину с провизией. Из ящика с одеждой предварительно достал свою овчину, плащ с капюшоном и просмоленные гетры.

Для того чтобы веревка с узлами не раскачивалась при ветре, Жиллиат привязал ее нижний конец к одной из перекладин Дюранды. Изогнутая перекладина держала веревку крепко, как сжатый кулак. Оставалось подумать о верхней части бечевы. Нижний ее конец был теперь в безопасности, но наверху, в том месте, где веревка касалась острого края площадки, она могла постепенно перетереться. Жиллиат стал рыться в отложенном им хламе, выбрал куски парусины, нашел среди обрывков каната несколько пучков пакли и набил всем этим карманы. Моряк сразу догадался бы, что он, стараясь предохранить веревку от трения, собирается обмотать ее в том месте, где она соприкасалась с утесом.

Запасшись всем необходимым, Жиллиат натянул на себя просмоленные гетры, надел плащ поверх куртки, поднял капюшон, накинул баранью шкуру и, взявшись за веревку, прочно прикрепленную к вершине Большого Дувра, начал взбираться на мрачную морскую башню.

Несмотря на то что ладони его были ободраны, он легко вскарабкался на площадку. Вершину еще освещали последние лучи солнца. На море была уже ночь. Жиллиат воспользовался светом заката для того, чтобы обмотать веревку. Он наложил на бечеву, в том месте, где она касалась камня, толстую повязку из парусины, обматывая каждый слой ткани паклей. Подобные наколенники делают актрисы, когда им приходится в последнем акте трагедии ползать на коленях и корчиться в агонии.

Наложив повязку, Жиллиат выпрямился. Уже в течение нескольких минут в воздухе раздавался странный звук. Он напоминал хлопанье крыльев гигантской летучей мыши. Жиллиат поднял глаза. Над его головой, на фоне сумрачного неба, быстро кружилось большое черное кольцо. На старых картинах такие круги изображают над головами святых. Но там они золотые на темном фоне. А это кольцо было черным на светлом фоне. Оно производило странное впечатление: казалось, ночь возлагает венец на Большой Дувр.

Круг то приближался к Жиллиату, то отдалялся, то суживался, то расширялся. Это были чайки, бакланы, рыболовы, птицы-фрегаты, целая стая испуганных морских пичуг. Очевидно, Большой Дувр являлся их гостиницей, куда они прилетали на ночлег. Жиллиат занял комнату в этой гостинице. Незваный постоялец тревожил их.

Они никогда не видели здесь человека. Птицы довольно долго с беспокойством кружились над скалой, как бы ожидая, что Жиллиат удалится. Он задумчиво следил за ними взглядом.

Наконец пичуги перестали кружиться, круг внезапно превратился в спираль, и вся стая направилась к вершине утеса «Человек».

Они опустились на него и, казалось, стали держать совет. Жиллиат улегся в своем логове, подложил под голову камень вместо подушки и долго еще слышал, как беспокойно кричали птицы.

Наконец они умолкли. Наступила тишина. Птицы заснули на своей вершине, Жиллиат – на своей.

Месть пернатых

Жиллиат спал довольно хорошо. Ему мешал лишь холод, несколько раз заставлявший его просыпаться. Он лег ногами вглубь отверстия, а головой – ко входу, забыв очистить свою постель от камешков, которые впивались в его тело, что не могло способствовать крепости сна. Время от времени Жиллиат открывал глаза.

Несколько раз до него доносились глухие раскаты: это волны во время прилива обрушивались в просвет между скалами. Все окружающее было настолько необычно, что казалось призрачным. Жиллиат думал, будто он грезит; ночью все кажется невероятным. Он твердил себе: это сон.

Засыпая, видел себя в Бю-де-ля-Рю, в Сен-Сампсоне, возле дома Летьерри; он слышал пение Дерюшетты, словом – возвращался к действительности. Когда он спал, ему казалось, что он живет и бодрствует; когда просыпался – думал, будто спит.

Среди ночи в небесах раздался какой-то гул. Жиллиат услышал его сквозь сон; очевидно, поднимался ветер. Один раз, проснувшись от холода, он широко раскрыл глаза и увидал тяжелые тучи над головой; луна, казалось, убегала от непогоды, и большая звезда гналась за ней.

Жиллиат еще не вполне проснулся, поэтому видения, носившиеся в его мозгу, слились с суровой картиной ночи.

На рассвете он крепко заснул, несмотря на холод. Его разбудили первые лучи солнца: он лежал головой к востоку. Жиллиат зевнул, потянулся и вылез из своей дыры. Сон его был так крепок, что в первую минуту мужчина не мог понять, что с ним происходит. Но понемногу он пришел в себя и наконец воскликнул: «Пора завтракать!»

Стояла тихая погода, было холодно, однако на небе – ни облачка: ночной ветер очистил горизонт, и восход солнца выглядел ослепительно. Начинался второй прекрасный день. Жиллиат почувствовал радость. Он снял плащ и гетры, завернул их в овчину, положив ее мехом внутрь, перевязал узел и засунул его глубоко в дыру на случай, если начнется дождь. Потом привел в порядок постель, очистив ее от камней. Сделав это, спустился по веревке на палубу Дюранды и направился к нише, куда поставил свою корзину с провизией.