Обещай мне рай - Конни Брокуэй

Освободив Боба от его обязанностей, Томас провел остаток утра в своем номере, безуспешно пытаясь найти способ защитить Кэт, оставаясь в стороне от нее.

Наконец, отчаявшись, он вызвал горничную и потребовал принести таз с водой. Умывшись, надел свежую рубашку и отлично отглаженный сюртук. Пусть Кэт не захочет видеть его, но он встретится с Гекубой. Может быть, ему удастся заручиться ее поддержкой. Он понимал, что старая леди не станет ходатайствовать за него — Томас не настолько глуп, чтобы верить в возможность восстановления прежних отношений между ним и ее внучкой. Тем не менее он мог бы убедить ее сообщать ему о том, где находится и что делает Кэтрин. Томас решил не раздражать ее своим присутствием, но надеялся уберечь ее от неприятностей, связанных с Бэрримором.

Он постучался в номер Гекубы, хорошо зная, что эта комната непосредственно связана с комнатой Кэт, однако рассчитывал, что застанет пожилую женщину одну. Но ему никто не ответил.

Приготовившись к тому, что увидит отвращение на лице Кэт, он направился к ее двери. Томас пытался убедить себя, что надо как-то пережить эту неловкую ситуацию. Ему необходимо увидеть её милое лицо, убедиться, насколько глубока ее душевная рана, хотя полагал, что девушка в большей степени испытывает отвращение, чем боль.

На его повторный стук ответом опять была тишина. Внезапно возникшее ужасное подозрение заставило его громко позвать Кэт. По другую сторону двери не было слышно ли малейшего шороха. Его охватил страх. Встав спиной к двери, он изо всех сил пнул ее ногой. Тонкая дубовая панель с треском распахнулась и закачалась на медных петлях, и Томас вошел в номер.

В комнате никого не оказалось. Постельное белье было аккуратно сложено в изножье кровати; в открытые окна проникал свежий морской воздух. И все-таки здесь ощущалось недавнее присутствие Кэт, отчего возникли воспоминания, пробудившие его чувства. Томас открыл гардероб. Там тоже было пусто. Лишь одинокая маленькая янтарная бусинка поблескивала в темном углу.

Томас стоял, глядя на нее, и с удивлением ощутил внутреннюю дрожь. Он окинул взглядом комнату, где теперь не было Кэт. До него доносился отдаленный шум морского прибоя за окном, ритмичные удары волн о берег сопровождались криками чаек. Солнечный свет снаружи казался слишком ярким.

Он не представлял, как долго стоял там, вдыхая запах духов Кэт, еще витавший в комнате. Но постепенно Томас, не прекращавший обозревать все вокруг невидящим взглядом, начал воспринимать то, что попадалось ему на глаза, и увидел, что на камине лежал сложенный листок белой бумаги. Протянув руку, он осторожно взял его, словно это было острое лезвие. Затем развернул, размышляя, в каких выражениях Кэт с ее хорошими манерами пошлет его к черту. Однако он напрасно волновался. Эта записки была совсем не от нее.

«Сэр, я получила предложение, касающееся работы в другом месте, и приняла его. Причитающуюся мне зарплату можно выслать по адресу: Беллингкорт-Мэнор, Йоркшир».

Элегантный, небрежный почерк, а также лаконичный, повелительный стиль изложения выдавали авторство леди Монтень Уайт. Однако далее следовали еще несколько фраз, написанных корявым почерком и с многочисленными помарками.

«Я не знаю, чем вы так обидели леди Кэт. Дала ей обещание: никому не расскажу, что она постоянно плачет, и поэтому молчала. Вы были хорошим хозяином, ничего не скажешь. Но леди Кэт мне дороже, уж простите, у нее доброе сердце. Она нуждается во мне.

Какая же она счастливая, если может поступать так, как ей хочется, подумал Томас, осторожно складывая и пряча в кармане листок бумаги.

Глава 14

Февраль 1815 года

Девон

Маркус Горацио Койнегер, виконт Элтеридж, нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Отдавая должное мягкой коже подголовника и полировке большого стола в кабинете, он оценивающим взглядом осматривал комнату, сравнивая роскошную обстановку с обветшалой мебелью своего дома. И, как часто бывало, твердо пообещал себе, что со временем позаботится должным образом о Беллингкорте.

После двухдневного путешествия сюда из своего дома он засомневался, была ли так уж необходима и целесообразна эта поездка. Его письмо с просьбой объяснить столь необычное поведение Кэт осталось без ответа. Тогда, с несвойственной для него импульсивностью, Маркус, взяв с собой кое-какой багаж, отправился в путь в почтовой карете, лишив, таким образом, семью месячного бюджета.

Его прибытие в процветающее на вид поместье было встречено молчаливой экономкой, лицо которой выражало явное недовольство. Маркус с завистью окинул взглядом фруктовые сады, огороды и пастбища, прежде чем служанка проводила его в просторную прихожую, где он остался стоять со шляпой в руке. Только после того, как он сообщил старой мегере о своей родственной связи с Кэт, та, вздохнув, проводила его в кабинет и быстро удалилась.

В свои восемнадцать лет Маркус только теперь начал приобретать солидность, хотя выглядел юным: густые пепельно-светлые волосы, спускающиеся на чистый, высокий лоб, нежные губы и ясные карие глаза. Однако выражение его лица было всегда серьезным и не соответствовало его возрасту. Молодой человек был явно чем-то обеспокоен, судя по глубоким морщинам на переносице.

Услышав звук тяжелых шагов, приближающихся к двери, Маркус вскочил на ноги, чтобы встретить незнакомого хозяина во всеоружии. Это был бессмысленный жест, поскольку вошедший мужчина все равно возвышался над ним почти на целый фут.

Перед ним стоял Томас Монтроуз — известный повеса, распутник, азартный игрок, которого Кэт выбрала, чтобы тот обучил ее различным уловкам. Ими его сестра собиралась воспользоваться, чтобы привлечь богатого жениха. Маркус имел достаточно времени, чтобы сравнить свое сложившееся представление об этом типе с действительностью.

Монтроуз был очень крупным мужчиной — высоким, стройным, широкоплечим. Однако не его внешность, а возраст вызывал скептическое отношение к его репутации. Он выглядел немало повидавшим в жизни человеком, хотя на вид ему было не больше тридцати с лишним лет. Ему, возможно, недоставало светской элегантности, и одет он был немодно. Лицо Томаса было темным от загара, на скулах виднелась небольшая щетина. В уголках глаз веером расходились тонкие морщинки, свидетельствующие о том, что ему приходилось часто щуриться, глядя против солнца. Его темные волосы с редкими седыми прядями были такими длинными, что кольцами спускались на плечи.

Маркус заметил, что Монтроуз нахмурился, глядя на одно из лежащих на столе писем. Вместо того чтобы открыть его, он медленно повернул голову, не поднимая ее, и искоса посмотрел на Маркуса пронзительным взглядом.