Президент Линкольн: охотник на вампиров - Сет Грэм-Смит

— Твое предназначение — освободить людей от тирании, Авраам, — проговорил он. — Для этого ты должен умереть.

Он швырнул меня на перила. Я падал прямо на мраморный пол. Падал и падал. Бесконечно.

Таков был последний кошмар, приснившийся Эйбу в Нью-Салеме.

Много месяцев ушло на то, чтобы справиться с глубокой депрессией, в которую Линкольн погрузился после гибели Энн. Ненависть к вампирам вспыхнула с новой силой, но Эйб не чувствовал в себе страсти и энергии, необходимых для охоты на них. Теперь, если из Сент-Луиса случалось прийти письму, оно порой валялось запечатанным еще много дней (и даже если Эйб его вскрывал, могло пройти несколько недель, прежде чем он брался за дело). Порой, если путь предстоял неблизкий, он посылал вместо себя Джека Армстронга. Уныние Эйба наглядно демонстрирует запись от 18 ноября 1836 г.

Я слишком много отдал. Отныне я буду охотиться только тогда, когда это не помешает остальным моим занятиям, и только затем, чтобы почтить память покойной матери… чтобы почтить память Энн. Мне нет дела до ничего не подозревающего прохожего на темной улице. Нет дела до негра, которого продают с аукциона, или до ребенка, которого крадут из собственной постели. Я защищал их, но это не принесло мне пользы. Напротив, я сделался только беднее, ведь расплачиваться за все, необходимое для выполнения поручений, мне приходится из собственного кармана. За дни и недели, потраченные на охоту, я не получаю ни цента. Если Генри прав и я действительно призван освободить людей от тирании, сначала я должен освободиться сам. Здесь [в Нью-Салеме] меня больше ничто не держит. Магазин прогорел, боюсь, деревне тоже недолго осталось. Я возьму судьбу в свои руки.

Джон Т. Стюарт, владелец маленькой адвокатской конторы в Спрингфилде, старый друг, с которым Линкольн познакомился во время войны с Черным Ястребом, уговорил его попробовать себя в юриспруденции. В результате самостоятельных занятий (исключительно в свободное время!) осенью 1836-го Эйб получил адвокатскую лицензию. Вскоре после этого Стюарт предложил Линкольну стать партнером в его деле. 12 апреля 1837 года они дали объявление в «Сангамон джорнал» о новой конторе, расположенной в Спрингфилде по адресу «Хоффманс-роу, четыре, вверх по лестнице». Через три дня Эйб торжественно въехал в Спрингфилд на одолженной на время лошади. В седельных сумках он вез все свои пожитки. Ему исполнилось двадцать восемь лет, в карманах у него не было ни цента. «Все деньги ушли на оплату долгов и на покупку книг, необходимых для приобретения новой профессии». Линкольн привязал лошадь возле «А. И. Эллис и K°» — универсального магазина на западной стороне площади — «и бесцельно вошел внутрь, не имея в карманах даже желудя». За прилавком стоял стройный молодой человек по имени Джошуа Фрай Спид — двадцати четырех лет от роду, с волосами, черными как вороново крыло, и «миловидным лицом», на котором сияли «неестественно синие» глаза.

Он сразу показался мне странным и навязчивым.

«Сэр, вы только приехали в Спрингфилд? Не угодно будет шляпу, сэр? Какие новости в округе, сэр? Вам всегда приходится нагибаться, когда вы входите в дверь, сэр?»

Столько вопросов мне в жизни не задавали! Никогда прежде меня не принуждали к разговору столь бесцеремонно! Когда я сам был продавцом, мне в голову не приходило так вести себя с покупателями. Я переходил от одной полки к другой, а он все жужжал, точно слепень, и задавал свои бесконечные вопросы. Мне просто хотелось купить поскорее все, что надо, и пуститься в дорогу. Чтобы покончить с этим, я вручил ему список, в который также входили вещества, необходимые мне для охоты.

— Простите, — заметил Спид, — но ваши потребности несколько необычны.

— Здесь то, что мне нужно. С радостью предоставлю вам имена поставщиков…

— Действительно, странно… Сэр, вы уверены, что мы не встречались?

— Сэр, вы сможете заказать то, что мне требуется, или нет?

— Да, конечно! Ну да! Я видел, как в прошлом июле вы выступали в Солсбери! Говорили про необходимость расчистить Сангамон! Сэр, помните? Я Джошуа Спид! Тоже из Кентукки!

— Мне действительно пора…

— Прекрасная была речь! Разумеется, вы заблуждаетесь: тратить деньги на эту несчастную речушку все равно что швырять их на ветер. Но какая речь!

Спид пообещал немедленно заказать все из моего списка и (к счастью для моих бедных ушей) принялся переписывать каждый пункт. Перед уходом я осведомился, известно ли ему, где можно снять комнату, лучше всего подешевле, так как на данный момент у меня нет денег.

— Что ж, сэр… Если у вас нет денег, как истолковать ваш вопрос? Вы ищете комнату «подешевле» или «бесплатно»?

— В кредит.

— Ах, в «кредит». Уж простите, сэр, но я убедился, что «в кредит» по-французски значит «денег вы не увидите».

— Я всегда возвращаю долги.

— Не сомневаюсь, вовсе не сомневаюсь. И все же, сэр, такой комнаты вам в Спрингфилде не найти. Здешние люди имеют странную привычку обменивать товар на деньги.

— Понятно… Что ж, спасибо. До свидания.

Возможно, в нем пробудили жалость мои стесненные обстоятельства или усталое лицо. А может, у него, как и у меня, не было друзей. Как бы там ни было, Спид остановил меня и предложил разделить с ним комнату на втором этаже над магазином — «в кредит, пока дела не наладятся». Признаться, я подумывал ответить отказом. Мысль о том, что придется жить в комнате с этим надоедливым насекомым, казалась мне невыносимой. Лучше попытать счастья на чердаке над конюшней! Но выбора не было: я с благодарностью согласился.

— Вам, разумеется, потребуется время, чтобы перевезти вещи, — продолжал Спид.

Эйб вышел. Через минуту он вернулся с двумя седельными сумками и положил их на пол.

— Вот я их и перевез.

II

Спрингфилд процветал. Деревянные лачуги и повозки, запряженные быками, уступали место кирпичным зданиям и коляскам. Казалось, на каждого фермера приходится по два политика. До Нью-Салема было далеко, а еще дальше — до фронтира и тяжелой жизни в Литл-Пиджин-Крик. Но несмотря на всю роскошь и преимущества городской жизни, Эйб столкнулся с непривычной жестокостью. Он описывает один случай, который можно рассматривать как свидетельство роста преступности в городе и очередное доказательство его непреходящей меланхолии:

Сегодня я стал свидетелем убийства одной женщины и ее мужа, причем последний несет ответственность за оба преступления. Я стоял на улице возле нашей конторы, разговаривал с клиентом, неким мистером Джоном С. Уилбурном, когда услышал крик и увидел, как женщина лет тридцати пяти выбежала из пансиона «У Томпсона». За ней выскочил мужчина с «перечницей»,[26] прицелился и выстрелил женщине в спину. Она упала лицом на землю, схватилась за живот, перевернулась и попыталась сесть — но не смогла. Мы с Уилбурном немедленно подбежали к несчастной, не обращая внимания, что над ней стоит муж с пистолетом в руках. На улицу выскочили и другие люди, встревоженные шумом, и тут же услышали второй выстрел: он проделал дыру в голове мужчины. Убийца упал: с каждым ударом его сердца из раны выливалась кровь.