Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

выясняется, не так-то легко сделать на ветру, вдруг спохватившемуся и решившему вырвать эту записку из рук Клавы. И Клаве приходится одновременно разворачивать записку и держать её так крепко, чтобы ветер не вырвал её из рук.

Но вот ей удаётся развернуть записку. И что же он там видит? А видит она даже не записку, а какую-то отписку из нескольких слов: «Извини меня, дурака». И если насчёт дурака она полностью согласна и нисколько не возражает против такого критического мнения Тёзки на свой счёт, то вот всё остальное вызывает у неё требовательные вопросы: «Он что, считает этого достаточно для объяснения своего пропащего поведения?» и «Он что меня за дуру считает, раз ограничивается этой отпиской?!».

И Клава с этими гневными вопросами отрывается от записки, поднимает глаза, и что же она видит? А никого она перед собой не видит. А этот Михаил, воспользовавшись этой запиской в качестве отвлекающего предмета, потихоньку спустился с крыльца, и только спину его и видела сейчас Клава. И на этот раз Клава соображает куда как быстрее. И она с криком: «Стойте!», бросается вслед за быстро ускальзывающей из поля видимости Клавы спиной Михаила, так уклоняющегося от их новой встречи.

Где он, судя по всему, не собирается вступать в разговоры и объяснения с Клавой, которая начнёт со всей своей взрывной энергетикой требовательно спрашивать с него объяснений пропащему поведению её супруга. А ему надо, влезать в проблемы чужой семьи? Да нисколько. Его, может быть, только убедительно попросили, – отнесёшь Михаил эту записку вдове и мы тебе выпишем премию, а не отнесёшь, то ты меня знаешь, и лучше не распаляй во мне злость, – всего лишь вручить эту записку, чтобы там не волновались и успокоились, а тут такое нервное, с истерикой дело. Нет уж, больше он ни ногой делать добрые дела.

Так что у Клавы было мало шансов догнать Михаила, заскочившего по-быстрому в такси и умчавшегося на нём. А ей только и оставалось, как нервно в руках теребить записку, покусывать губы и со слезами на глазах через прикус губ проговаривать автомобильный номер такси. Который она из каких-то, так в толк и не взять, предусмотрений, решила запомнить. А так как сейчас у неё в голове полнейшая неразбериха и переполох, то она и запомнить ничего толком не может, вот и проговаривает вслух номер автомобиля. И со всем этим в голове и вслух на языке, она возвращается домой, где отыскивает ручку и записывает на первом же попавшемся в руки листке (на той самой вручённой ей записке) то, что она так и не запомнила, но проговаривала всю дорогу.

А как только она записала автомобильный номер такси на листочек, то это её немного успокаивает. Но ненадолго. И она, посмотрев вновь на записку, начинает наполняться в глазах слезами и с нискольким не понимаем происходящего. – Да как такое может быть?! – Глядя на уже потёртые её рукой слова извинения Тёзки-дурака, вгоняет себя в сомнения Клава. – Неужели, времени даже на звонок не было. Не верю! – Клава, вспыхнув, подскочила на ноги со стульчика, на который она по приходу домой присела, и бегом отыскивать телефон. А как только он ею находится, то она вновь набирает номер Тёзки, и …Вот же удивление, на её пути не стоит негативщица Алиса, а идёт вызов. Но на этом всё и дальше длинных гудков Клава не продвигается.

На чём она, естественно, не успокаивается и, отняв от уха телефон, смотрит на его экран, чтобы убедиться в том, что не перепутала номер Тёзки. Но там всё в порядке, и она заново наживает на кнопку вызова и теперь выжидает его ответа, не сводя своего взгляда с экрана телефона. – Ответь же, гад! – прямо пережимает по выходу из рта слова Клава, с концентрированно вдавливая взглядом физиономию Тёзки с заставки вызываемого абонента. Но этот гад и не думает отзываться, когда его так умоляюще просят.

– А длинные гудки ассоциируют собой дальнюю дорогу. – Не пойми почему Клаве в голову так не ко времени приходят все эти отстранённые мысли. – А вот если бы он не хотел бы меня видеть, то был бы занят, отмахиваясь от меня нетерпеливыми краткими гудками. – На этой мысли Клава отпускает Тёзку в свой путь, нажав кнопку отмены вызова, после чего откладывает в сторону от себя, на стол, телефон, и повернувшись к нему спиной, собирается было пройтись до кухни, как вдруг, к её нервному вздрагиванию, со стороны её спины, из телефона раздаётся знаковый сигнал, оповещающей её о том, что ей пришло сообщение. И оно так испугало Клаву, что она и повернуться боится, чтобы посмотреть на экран телефона и выяснить для себя, что это было.

– Может это спам? – с надеждой себя спрашивает Клава, всё же поворачиваясь в сторону телефона. Но это не спам и с экрана телефона на неё смотрит высветившийся номер телефона Тёзки, под которым, в подстрочной строке, можно прочитать начальные слова отправленного ей сообщения. «Не беспокойся и не беспокой людей», – вылавливает с ходу слова сообщения Клава, и уже уверенно раскрывает само сообщение. Но там больше ничего нового и никаких уточнений не написано, и Клава застывает на месте в умственном ступоре, совершенно не понимая, что всё это значит.

Но и это, как буквально скоро Клавой выясняется, последнее мгновение её безмятежного состояния, из неё выносится, как громом среди ясного неба с лёгкими облачками озарением. – Так почему он не позвонил, если нашёл время написать сообщение?! – даже не задалась вопросом, а скорей, сглотнула его Клава, вдруг разорентировавшись на месте и её чуть повело в сторону падения. Но она удержалась на месте, найдя противоречащую всякому здравому смыслу и физическим законам точку опоры – она со всей силы сжала в руке телефон, и это, как бы не было странно, её удержало на ногах.

Но хотя физически она выстояла против этого шторма мысли, всё-таки внутри неё бушевало отчаяние мыслей, где она догадалась, что всё это может значить. – Это всё значит, что не он написал мне это сообщение. – Вновь сглотнулось Клаве, но уже от страха за себя и Тёзку, кого однозначно похитили и где-то удерживают похитители. А чтобы она раньше необходимого для их планов времени не подняла панику, то они под напором убеждающих аргументов (мы тебе пальцы тогда все переломаем) заставили Тёзку написать эту записку, а затем через сообщника Михаила убедившись, что этого недостаточно (смотри, опять на его телефон звонит), то отправили это, не просто сообщение,