Офицер по вопросам информации - Марк Миллз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Tu aurais été та vie.
Люсинда внимательно прочитала текст, затем спросила:
— Откуда это? — Заметив, что поставила его в неудобное положение, поспешно добавила: — Тебе не надо ничего объяснять.
Но он все равно рассказал. Ему доставлял удовольствие повод поговорить с кем-то о матери и ее письме, особенно если этим некто была такая женщина, как мадемуазель Лекфор.
— Это означает… — начала она ласковым голосом, оглядывая его странным взглядом. — Это означает: «Ты будешь продолжением моей жизни».
— О-о.
Она отвернулась, глядя в окно:
— Теперь гуляй, Чедвик.
Только позднее он понял, что она повернулась к нему спиной, поскольку не хотела, чтобы он заметил, как на ее глаза наворачиваются слезы.
Конечно, жалость взрослой женщины к десятилетнему подростку едва ли можно было почтить названием «дружба», но она тем не менее дала начало чему-то устойчивому и важному в отношениях между ними.
— Я все еще помню ее, — сказал Макс. — И, может, все еще люблю.
— Достаточно, — откликнулся Эллиот. — Мне нравится это. Прекрасная история. Очень искренняя.
— В самом деле?
— О да.
Только тогда, когда были убраны тарелки, они затронули тему, которую старательно избегали. Инициативу проявил Эллиот.
— Пришел в себя после вчерашней встречи?
— Вот именно. Казалось, я предстал перед военным трибуналом.
— Где заседал и я?
— Где именно ты заседал?
Эллиот откинулся в кресле.
— Воспринимай это так: я наблюдаю за обеими сторонами.
— Думаешь, я не могу? Знаешь, что я сделал, когда Фредди показал мне наплечную нашивку?..
— Нет, но могу догадаться. Ты подумал о том, как бы избавиться от нее.
Ответ смутил Макса.
— А что бы сделал ты?
— Вероятно, то же, что и ты, — подумал, передумал, разнюхал бы обо всем вокруг. Единственное отличие — я бы не попался.
— Браво, молодец.
Эллиот не отреагировал на замечание.
— Для подобных вещей я хорошо подготовлен. У тебя есть талант писать оптимистичную фигню, которую людям нравится слышать в такое время.
— Если ты хочешь осадить меня, то хорошо выполняешь эту работу — даже лучше, чем полковник Гиффорд.
— Гиффорда убедить так же просто, как согнуть наковальню. Я говорил ему, что ты обладаешь недостаточной информацией.
— Ну и он опроверг тебя.
— Опроверг? Догадываюсь, что ты не думал ни о чем другом с тех пор… и что собираешься делать с этим теперь?
— Какая тебе забота? — осторожно произнес Макс.
— Ты считаешь, что у меня нет принципов?
Для Эллиота было характерно отвечать вопросом на вопрос. Между тем Макс сунул руку в боковой карман и достал сложенный лист бумаги. Эллиот взял его, наклоняя под углом к свету свечей.
Макс написал на нем три вопроса. Где он нашел их? Откуда он похитил Кармелу Кассар? Для чего он это делает? Последний вопрос он перечеркнул.
— Любопытно, — спросил Эллиот, — почему ты зачеркнул последний вопрос?
— Потому что он не имеет смысла. Разве можно знать, для чего он это делает? В нем глубоко сидит какое-то болезненное, порочное влечение.
— В нем? — спросил Эллиот. — Почему не в них?
Такая мысль не приходила в голову Макса.
— Просто я полагал…
— Хорошо, не продолжай. Закон отложенного решения Уэзерна: предположение — мать всех затруднений. — Эллиот ткнул в последний вопрос из списка Макса. — Это ключ ко всему, что ты знаешь. Не отметай его.
— Не понимаю…
— Твоя неосведомленность бодрит, черт возьми. Я спрашиваю, что, если он делает это по причинам, не имеющим отношения к самоудовлетворению? Что, если он стремится дестабилизировать здесь обстановку? Что, если он работает на противника, и все это одна большая диверсия, часть плана настроить мальтийцев против вас, подорвать особые отношения?
— Сейчас ты говоришь как Ральф. Он всюду видит шпионов и «пятую колонну».
— Ральф прав, сохраняя бдительность. Они действительно здесь. Говорю тебе это за спасибо.
Это было серьезное заявление, и оно порождало новые вопросы. Однако Макс старался оставаться в теме.
— Фредди говорил, что имеется доказательство сексуального расстройства.
— Ну…
— Поэтому либо этот человек — или эти люди — относится к своей работе слишком серьезно, либо он получает какое-то удовольствие от этого.
— Может, и то и другое.
— Теперь до тебя доходит.
— Может быть.
— Все возможно, когда действует правило опознания. Неплохо делать предположения, если они основаны на фактах.
— Какие факты? Одна поездка на базу подводных лодок? — Эллиот сделал паузу, позволяя осмыслить его слова. — Я звонил после полудня Томми Равильи. Не бойся, соблюдал осторожность. Он все еще боготворит тебя.
— Слава богу, что это так, смогу сегодня спать спокойно.
— Не знаю, — сказал Эллиот, глядя вверх на безоблачное небо. — Этой лунной ночью для бомбардировщиков вряд ли суждено спокойно спать любому из нас. — Оглянувшись на Макса, он спросил: — Итак? Совпадают эти даты с пребыванием в порту подлодки?
— Разумеется. Это не того рода промашка, которую может допустить агент противника.
Эллиот окинул его взглядом, граничившим с разочарованием.
— Должен сказать, меня поражает твой скептицизм.
— Не хотелось бы прибегать к предположениям.
— Туш, — сказал Эллиот с легким кивком. — Но, может, это больше чем предположения. Может, я знаю больше того, чем допускаю.
Макс болтал вино в стакане, внимательно глядя на жидкость.
— Думаю, я понимаю, чем ты занимаешься, — сказал он медленно.
— Просвети меня.
— Это сложно.
— Тогда скажи в двух словах.
Угрозы полковника Гиффорда, возможно, не подействовали, но если бы Макса заставили поверить, что имелись другие факторы, которые были выше его понимания, то это убедило бы его отступить, особенно если бы он предположил, что, ведя дело дальше, он только играл бы на руку противнику, служа его подлому делу. Эллиот просто завершал работу, которую начал Гиффорд.
Эллиот внимательно выслушал версию, перед тем как заявить:
— Ты не прав. Насколько я могу судить, то, что ты собираешься отчебучить, твое дело. Но это, — он махнул листком бумаги перед Максом, — быстро заведет тебя в тупик. Вот, взгляни. Откуда он похитил Кармелу Кассар? Это не тот вопрос. Ла-Валлетта — город-призрак, таковы и Три города, даже Слима и Гзира. Большинство населения покинуло их. У него масса вариантов. Вопрос должен звучать так: каким образом он затащил ее туда?
Это была хорошая версия. Бензина стало так мало, что в последний месяц и даже больше машины редко встречались на дорогах. Большинству служащих приходилось ходить пешком либо ездить на велосипедах и на гхарри, которые предпочитали мальтийцы. Это были кареты со свободным обзором по бокам на четырех больших колесах с рессорами — едва ли подходящий транспорт для перевозки жертв.
— Хорошо, — сказал Макс, — я добавлю этот вопрос в список.
— Ты действительно собираешься расследовать это дело?
— Ты считаешь, это плохая идея?
— Да, потому что за тобой будет неотступная слежка.
— Тогда ты меня остановишь. Все, что требуется, — это шепнуть на ухо твоему рыжеволосому другу.
— Он не мой друг. И я не буду оказывать тебе такую услугу.
— Я не жду от тебя этого.
— Эй, ты меня оскорбил.
— Интуиция подсказывает мне, что ты переживешь это.
Эллиот улыбнулся:
— Кофе?
— Почему бы нет?
— Колумбийский или из Суматры?
— Теперь я понимаю, что ты шутишь.
Он не шутил. В буфете в пустой каменной кухне хранились оба сорта кофе. В нем помещались также другие раритеты: консервированные фрукты, несколько сортов чая, плошка с куриными яйцами, бутылки с оливковым маслом. С крюков свешивалась даже пара копченых окороков.
— Эллиот, откуда, черт возьми, такое изобилие?
— Я покажу тебе.
Если буфет производил впечатление, то сарай вообще не шел с ним ни в какое сравнение. Не удивительно, что двери запирались на здоровенный навесной замок.
— Обещаешь, что не проболтаешься? — спросил Эллиот, вводя Макса внутрь.
Свет от фонаря-молнии отбрасывал пляшущие тени, освещая запасы товаров в ящиках, сложенных высокими штабелями. В одном углу хранилась груда поблескивающих канистр на десять галлонов с топливом.
— Как, впечатляет?
— Не уверен, что военная полиция посмотрит на все это таким же образом.
— Мы не пускаем сюда «медные каски».
Макс ходил среди ящиков.
— Я не спекулянт, если ты в этом меня подозреваешь.
— Просто барыга?
— Нет. Это моя работа. Я единственный представитель правительства Соединенных Штатов на острове, и иногда мне нужно кое-что делать. Сейчас это богатство значит больше чем деньги.