Джойленд - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, должно быть, мама Майка.
Не забывайте, что в то время обращение «миз»[23] еще не было в ходу, и как я ни нервничал, но не мог не восхититься тем, как он ловко обошел проблему «мисс/миссис».
— Да, — ответила она.
Не знаю, что ее смутило — то ли его любезность, то ли контраст в том, как они были одеты (она — для обычного визита в парк развлечений, он — для официального визита), но она, безусловно, была смущена. Однако руку ему пожала.
— А этот юноша…
— … сам Майкл.
Он протянул руку мальчику, который с широко распахнутыми глазами стоял на своих стальных подпорках.
— Спасибо, что посетили нас.
— Не за что… То есть, это вам спасибо. Спасибо, что разрешили нам прийти, — он пожал руку Фреда. — Парк такой огромный!
Никакой он, конечно, был не огромный. Диснейленд — вот огромный парк. Но для десятилетки, ни разу не бывшего в парке развлечений, он наверняка выглядел именно таким. На мгновение я увидел Джойленд его глазами, увидел как будто впервые, и все мои сомнения насчет того, стоило ли его сюда везти, растаяли.
Фред наклонился, чтобы осмотреть третьего члена семьи Росс, уперев руки в колени.
— А ты — Майло!
Майло гавкнул.
— Да, — сказал Фред, — мне тоже очень приятно. Он протянул руку и подождал, пока Майло подаст ему лапу, а затем пожал ее.
— Откуда вы знаете, как зовут нашу собаку? — спросила Энни. — Дев сказал?
Он выпрямился с улыбкой.
— Нет, не Дев. Знаю потому, что это место — волшебное, дорогая моя. Например… — Он показал пустые ладони и спрятал их за спину. — В какой руке?
— В левой, — подыграла ему Энни.
Фред вытянул вперед левую руку — пустую.
Она, улыбаясь, закатила глаза.
— Ну, в правой.
На сей раз в руке оказалась дюжина роз. Настоящих. Энни и Майк охнули от изумления. Я тоже. Даже теперь, столько лет спустя, я все еще понятия не имею, как он это сделал.
— Джойленд — для детей, дорогая моя, и поскольку сегодня Майк здесь единственный ребенок, парк принадлежит ему. Но эти цветы — для вас.
Она взяла их, как во сне, зарылась лицом в бутоны, втянула в себя аромат их сладкой красной пыльцы.
— Я отнесу их в фургон, — предложил я.
Она удержала их еще на мгновенье, потом отдала мне.
— Майк, — сказал Фред, — ты знаешь, чем мы здесь торгуем?
Майк неуверенно взглянул на него.
— Аттракционами? И играми?
— Мы продаем веселье. Ну что, пошли веселиться?
Я помню день, который Майк провел в парке — и Энни, конечно, тоже, — как будто это было вчера. Но нужен гораздо более талантливый рассказчик, чем я, чтобы объяснить, как этот день разорвал последние путы, которыми Венди Кигэн еще связывала мое сердце и чувства. Могу лишь сказать то, что вы и так знаете: бывают дни драгоценные. Их немного, но в жизни каждого наберется несколько штук. Вот это был один из них. Когда мне грустно, когда жизнь наваливается на меня и все вокруг кажется дешевой мишурой, как Джойленд-авеню в дождь, — я возвращаюсь к тому дню, чтобы напомнить себе, что жизнь — не всегда лохотрон. Иногда призы настоящие. Иногда они драгоценны.
Конечно, работали не все аттракционы, и это было к лучшему, потому что многие из них не годились для Майка. Но больше половины парка в то утро действовало: свет, музыка, даже некоторые ларьки, где с полдесятка газунов продавали поп-корн, картошку-фри, колу, сахарную вату и «Лайское наслаждение». Не представляю, как Фред и Лэйн устроили все это за один день, но им это удалось.
Мы начали с «Деревни», где Лэйн уже ждал нас возле Поезда Туда-Сюда. На нем была полотняная фуражка машиниста вместо обычной шляпы, но она заломил ее под все тем же лихим углом. Кто бы сомневался.
— Все на борт! Этот паровозик детишек возит, так что садись, да поторопись! Мамы бесплатно, собаки бесплатно, дети — на паровозе туда и обратно.
Он указал на Майка, затем на пассажирское сиденье паровоза.
Майк вылез из кресла, оперся на костыли и заковылял к нему.
Энни было дернулась, но он ее остановил:
— Нет, мам, не надо. Я сам.
Он обрел равновесие и захромал к Лэйну — живой мальчик с ногами робота. Майк позволил Лэйну усадить себя на пассажирское сиденье.
— А эта веревка — от свистка? Можно дернуть?
— Для того она и существует, — сказал Лэйн, — но следи за поросятами на рельсах! Тут неподалеку бродит волк, и они его до смерти боятся.
Мы с Энни уселись в один из вагончиков. Ее глаза сияли. На щеках расцвели розы не хуже фредовых. Губы, хотя и плотно сжатые, дрожали.
— Вы в порядке? — спросил я.
— Да, — она переплела свои пальцы с моими и сжала их почти до боли. — Да. Да. Да.
— На панели огоньки зеленые! — крикнул Лэйн. — Подтверди, Майкл.
— Подтверждаю!
— Кого надо опасаться на рельсах?
— Свиней!
— Я балдею, малыш, когда ты говоришь! Дерни как следует веревку-свистульку, и поехали!
Майк дернул за канат. Свисток загудел. Майло гавкнул. Запыхтели пневматические тормоза, и поезд тронулся.
Поезд Туда-Сюда был типичной «малышовкой». Все аттракционы в «Деревне» были малышовками — для детишек от трех до семи лет. Но надо помнить, как редко Майк Росс где-то бывал, особенно после того, как переболел пневмонией год назад, и сколько дней он просидел с матерью в конце той дорожки, слушая грохот аттракционов и счастливые визги из парка и зная, что все это не для него. А для него — ловить ртом воздух, когда начнут отказывать легкие, кашлять, постепенно терять возможность ходить даже с костылями и скобами, и, наконец, кровать, на которой он умрет в подгузнике под пижамой и с кислородной маской на лице.
«Деревня „Туда-Сюда“» выглядела покинутой без салаг, исполняющих свои сказочные роли, но Фред и Лэйн запустили все механические штуковины: волшебный бобовый стебель, который вырастал из земли в облаке пара, ведьму, хихикающую перед Леденцовым домиком, Сумасшедшее чаепитие, волка в ночном колпаке, который сидел в засаде под откосом и внезапно выскакивал к проходящему поезду. За последним поворотом нас ждали три хорошо известные всем детям домика: один из соломы, другой из веток, третий — из кирпича.
— Следи за поросятами! — крикнул Лэйн, и тут они как раз выскочили на рельсы, издавая усиленное динамиками хрюканье. Майк закатился смехом и дернул свисток. Как всегда, поросята спаслись… в последнюю секунду.
Когда мы подъехали к станции, Энни отпустила мою руку и поспешила к паровозу.
— Все в порядке, малыш? Дать ингалятор?
— Нет, все нормально. — Майк повернулся к Лэйну. — Спасибо, мистер машинист!
— Не за что, Майк. — Он протянул руку ладонью вверх. — Хлопни рукой, коль еще живой!
Майк так и сделал, и со смаком. Вряд ли он когда-нибудь чувствовал себя более живым.
— А теперь мне пора, — сказал Лэйн. — У меня сегодня дел хоть отбавляй, — и он мне подмигнул.
Энни наложила вето на «Чашки-вертушки», но — с некоторой опаской — одобрила «Креслоплан». Когда кресло Майка взмыло в небо на тридцать футов и принялось там раскачиваться, она сжала мою руку… ослабив хватку лишь тогда, когда услышала, как Майк смеется.
— Боже мой, — сказала она. — Ты только посмотри на его волосы! Как они развеваются!
Энни улыбалась. А еще она плакала, хотя, казалось, этого не замечала. Как и мою руку, обнявшую ее талию.
Аттракционом управлял Фред — и ему хватило смекалки разогнать его лишь наполовину. Если бы он врубил максимальную скорость, Майк повис бы параллельно земле, удерживаемый лишь центробежной силой. Когда кресло опустилось, Майк не мог идти — так его качало. Мы с Энни взяли его под руки и отвели к инвалидному креслу. Фред принес костыли.
— Нифига себе! — казалось, это единственное, что он способен сейчас сказать. — Нифига себе. Нифига себе.
Следующим пунктом были «Крутые моторки» — сухопутный, вопреки названию, аттракцион. Майк и Майло с видимым удовольствием рассекали рисованные волны на одной лодке, а мы с Энни — на другой.
Хотя к тому времени я работал в Джойленде уже четыре месяца, я никогда не катался на «Моторках» — и завопил, когда мы едва не врезались в судно Майка… успев увернуться лишь в последнюю секунду.
— Трусишка! — крикнула Энни мне прямо в ухо.
Выбравшись из лодки, Майк дышал тяжело, но не кашлял. Мы покатили его по Песьей тропе, где купили по содовой. Газун за прилавком отказался взять протянутую Энни пятерку: «Сегодня все за счет заведения, мэм».
— Можно мне сосиску, мам? И сахарной ваты?
Она сначала нахмурилась, потом вздохнула и пожала плечами.
— Ладно. Но ты должен помнить, что тебе по-прежнему нельзя все эти штуки. Сегодняшний день — исключение, ясно? И больше никаких быстрых аттракционов.
Он поехал к будке с «Лайским наслаждением», сопровождаемый лаем Майло, который бежал следом. Энни повернулась ко мне.