Счет по-венециански - Донна Леон

— И как ты предлагаешь его назвать? — спросил он и пролистал журнал. Перед глазами замелькали гиены, слоны и прочая живность.

— Капелькой.

— Как?

— Капелькой, — повторила Кьяра.

— Пингвина? — Брунетти стал листать журнал в обратную сторону, пока не нашел страничку с фотографией взрослой птицы. — Капелькой?

— Ну да. Его ведь все остальные «Желторотиком» назовут или каким-нибудь «Мистером Фраком». А «Капелька» — отличное имя, такое точно никому и в голову не придет.

Скорее всего, признал Гвидо, она права.

— А может, тебе лучше приберечь такое чудное прозвище, — предложил он, ставя бутылку обратно в холодильник.

— Зачем? — спросила Кьяра и забрала у него журнал.

— Так, на всякий случай. Вдруг конкурс на имя для зебры объявят.

— Ой, папка, какой ты иногда глупый бываешь, — заявила дочка и отправилась в свою комнату, даже не подозревая, как порадовало отца ее суждение.

Гвидо пошел в гостиную и взялся за книжку, которую оставил корешком вверх накануне, перед тем как отправиться спать. В ожидании Паолы он еще разок переживет события Пелопоннесской войны.

Жена пришла через час. Она, не раздеваясь, прошла из прихожей в гостиную, швырнула плащ на спинку дивана и плюхнулась рядом с Гвидо. Даже шарф не сняла.

— Послушай, у тебя когда-нибудь возникало ощущение, что я ненормальная?

— Частенько, — сказал он и перевернул страницу.

— Нет, серьезно. Разве нормальный человек станет работать с такими кретинами?

— Какими кретинами? — спросил он, по-прежнему не отрывая глаз от книги.

— Теми, которые университетом руководят.

— Что там опять?

— Три месяца назад меня попросили прочесть лекцию в Падуе, на отделении английской филологии. Назвали тему: английский роман. Ты думаешь, с чего вдруг я последние два месяца только их и читала?

— С того, что они тебе нравятся. Поэтому ты и читаешь их последние двадцать лет.

— Ой, прекрати, Гвидо! — сказала она и легонько толкнула его локтем в бок.

— Так что же произошло?

— Я сегодня прихожу на кафедру, почту забрать, а они мне заявляют, что все, видите ли, перепутали и что лекция должна быть об американской поэзии. А предупредить меня об этом никто не додумался.

— Так о чем, в конце концов, тебе придется говорить?

— Это станет известно только завтра. Они свяжутся с Падуанским университетом, спросят, какая из тем больше по душе.

Их с Паолой всегда умиляла эта удивительная приверженность седой старине: к ректору и поныне принято было обращаться Il Magnifico Rettore. Из всего, что Брунетти довелось узнать об академических кругах за двадцать лет существования на обочине университетской жизни, этот факт казался ему наиболее интересным.

— Что же он в этой связи предпримет? — спросил Брунетти.

— Не знаю. Может, монетку кинет.

— Тогда удачи, — сказал Гвидо, оторвавшись наконец от книжки. — Тебе ведь американская литература не слишком нравится, верно?

— Господи, ну конечно не нравится! — воскликнула она и спрятала лицо в ладонях. — Все эти пуритане, ковбои и отважные женщины. Да я про «Silver Fork» novel[26] и то с большим удовольствием расскажу.

— Про что расскажешь?

— Про романы «серебряной вилки» — такие книжки с примитивным сюжетом из жизни аристократов. Их писали, чтобы объяснить людям с тугими кошельками, как вести себя в приличном обществе.

— Для «яппи»[27], что ли? — спросил Брунетти с неподдельным любопытством.

Паола прыснула.

— Да нет, Гвидо, совсем не для «яппи». Эти романы стали входить в моду в конце восемнадцатого века. Тогда в Англию еще рекой лились денежки из колоний, а толстым женам разбогатевших йоркширских ткачей приходилось спешно учиться пользоваться столовыми приборами. — Она замолчала на пару минут, подумала над вопросом мужа и добавила: — Правда, с другой стороны, стоит только этот жанр подновить — он и сегодня сгодится. Взять хотя бы Брета Истона Эллиса.

Проговорив это, она уткнулась Гвидо в плечо и самозабвенно расхохоталась, Брунетти, впрочем, так и не понял, над чем.

Успокоившись, она сняла шарф и кинула его на стол.

— А у тебя что нового?

Гвидо пристроил книгу корешком вверх на коленях и повернулся к жене.

— Я поговорил с той проституткой и ее сутенером, а потом с синьорой Тревизан и адвокатом Мартуччи.

И он, не торопясь, стараясь не упустить и не переврать ни одной детали, изложил все события прошедшего дня вплоть до момента, когда задал синьоре Тревизан вопрос о ее брате и проститутках. Он, конечно, упомянул и о реакции вдовы на этот вопрос.

— Ты предполагаешь, что ее брат действительно имел дело с проститутками? — Паола постаралась как можно точнее воспроизвести его формулировку. — И что она поняла твой вопрос правильно, так?

Брунетти кивнул.

— А адвокат истолковал этот вопрос превратно. Я правильно поняла?

— Правильно. Но думаю, он был искренним. Он действительно не понял, что этот вопрос может подразумевать не только сексуальные отношения с проститутками.

— А она поняла?

Брунетти снова кивнул:

— Она вообще намного сообразительней его.

— Женщины, как правило, действительно умнее мужчин, — заметила Паола. — И как ты думаешь, что у него могли быть за дела с путанами?

— Не знаю, Паола. Но по реакции вдовы я понял: что бы это ни было, она об этом знала.

Жена промолчала, давая ему возможность спокойно все осмыслить. Он взял ее за запястье, чмокнул в ладонь и опустил ее руку на колено.

— Это единственная ниточка, которая связывает этих двоих, — начал он, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь к жене. — У обоих, и у Тревизана и у Фаверо, был телефон бара в Местре. В этом же самом баре сутенер заправляет целой толпой девочек, и туда же регулярно поставляют новеньких. О Лотто мне известно только, что он вел дела Тревизана.

Он повернул руку Паолы тыльной стороной к себе и провел указательным пальцем по едва заметным голубым венам.

— Негусто, — проговорила Паола. Брунетти кивнул.

— А эта Мара, что там она спросила у тебя про своих?

— Спросила, знаю ли я чего-нибудь о смерти некой девицы в Тревизо и еще про какой-то грузовик с девочками. Я не понял, что она имела в виду.

Упоминание о грузовике и женщинах пробудило в памяти Паолы картину, которая стала всплывать из глубин ее сознания подобно тому, как потревоженный чем-то старый карп начинает медленно-медленно подниматься из глубин, где он до сих пор таился. Она откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Перед ней тут же возник образ: снег. Много снега. И этой ничтожной детали хватило, чтобы все окончательно встало на свои места.

— Гвидо, в начале осени, кажется, тогда, когда ты был в Риме на конференции, где-то, если не ошибаюсь, недалеко от Удине разбился грузовик. Деталей я не помню, но вроде бы машину занесло на скользкой дороге, и она сорвалась со скалы. Так вот, в кузове этого грузовика ехали женщины, не то восемь, не то десять, и все они погибли. Было в этой истории что-то странное. Одно время в газетах о ней писали, но быстро перестали, и с тех пор ни одной статьи на эту тему мне не попадалось. — Паола почувствовала, как муж сильнее сжал ее руку. — Похоже, об этом она и говорила, что скажешь?

— Да. Я что-то припоминаю: в одном из отчетов Интерпола ссылались, кажется, именно на этот эпизод. Это был отчет о ввозе в страну женщин, которые потом становятся проститутками. Водитель тоже погиб, насколько я помню.

Паола кивнула:

— Верно.

Так! В полиции Удине должен быть отчет об этом происшествии; надо им позвонить, завтра же. Он попытался восстановить в памяти, о чем именно говорилось в том интерполовском отчете, впрочем, может, это был документ какой-нибудь другой организации, так что теперь одному Богу известно, где его искать. Не исключено, что весь завтрашний день уйдет на поиски.

Паола легонько потянула мужа за руку.

— Зачем вы ими пользуетесь? — спросила она.

— А? — Брунетти почти ее не слушал.

— Зачем вы пользуетесь проститутками? Не ты конкретно, — уточнила она поспешно. — Другие. Мужчины как класс.

Брунетти сделал какой-то неопределенный жест, не выпуская руки жены из своей.

— Просто ради секса, наверное. Чтобы без всяких связей и обязательств. Чтобы можно было особо не церемониться.

— Не слишком-то это красиво, — проговорила Паола, а потом добавила: — Наверное, женщинам свойственно излишне сентиментальное отношение к сексу.

— Да, вы такие.

Паола высвободила свою руку из руки Гвидо и встала с дивана. Она замерла на мгновенье, глядя на мужа сверху вниз, и ушла на кухню накрывать стол к ужину.

Глава 23

Всю первую половину дня Брунетти рылся в папках в поисках заветного интерполовского отчета о проституции; параллельно он заказал разговор с полицией в Удине. Телефонистка справилась со своим делом быстрее, чем он: и Брунетти минут пятнадцать беседовал с капитаном полиции Удине, подробно рассказавшем ему об аварии. Прощаясь, Брунетти попросил капитана прислать ему по факсу все документы по этому делу.