Еще вчера. Часть третья. Новые старые времена - Николай Мельниченко

Что касается встреч с господином Бжезинским, то у моего подзащитного железобетонное алиби: долгие годы он был не выездным в Забугромье и бодро раскатывал (расхаживал, разлетал, расплывал, расползал) по многочисленным чрезвычайно теплым (горячим) местам Родины.

Позвольте спросить у высокого Суда, разве могли не повлиять эти выдающиеся Говоруны Перестройки на дубовато-металлическую и оттого такую впечатлительную психику моего подзащитного???

И вообще, когда все так быстро и часто начало менять цвета – белое ставало черным, а черное ставало белым и обратно, а Линий ставало все больше, тяжеловатому подзащитному стало трудно колебаться от черного к белому вместе с Линиями. Поэтому мой подзащитный и остался серым (как валенок), каковым и был с самого начала. Кстати о птичках: сам не видел, но знатоки утверждают, что вещество для Думания – тоже серого цвета.

Обращаю внимание Высокого Суда, что мой клиент также был отмечен Медалью, но, проживая не в Стольном Граде, смог пользоваться только одной ее Льготой: носить выше других на широкой груди. Известно из справочников, что как бы Избранным шеи сгибают орденами (и даже Медалями), а также предоставлением как бы льгот, которые как бы действуют. Как бы всех рядовых товарищей (быдлов) разделяют на Отмеченных и Остальных – для удобства использования.

Что касается оценки Великих Личностей Прошлого, то Высокому Суду следует учитывать последние достижения Настоящей Исторической Науки:

Покуда все не заросло быльем,

С недавних пор доказано Наукой:

Муму была на деле кобелем,

А вот Герасим – оказался сукой.

Защита просит полностью оправдать Обвиняемого в связи с этими Новыми Сведениями, а также ветхостью улик, предъявленных обвинением. Защита просит наградить его Поллитром, сами знаете чего, для компенсации Морального Ущерба. (Доверительно – судье и прокурору) Водка хороша тем, господа, что в ней нет никаких витаминов. Я заткнулся, простите, – окончил речугу.

СУДЬЯ. Самое Последнее Слово перед казнью… я хотел сказать – перед вынесением Справедливого Приговора, – предоставляется обвиняемому во многих грехах…

ОБВИНЯЕМЫЙ. Братцы! Товарищи!

СУДЬЯ, ПРОКУРОР, а заодно иЗАЩИТНИК, и даже уборщица тетя КАТЯ (хором):

– Тамбовский волк тебе товарищ, отщепенец и диссидент, не пожелавший поехать на Малую Родину нашего Ильича! Мы для тебя – ГРАЖДАНЕ!

ОБВИНЯЕМЫЙ (О). Граждане судьи и товарищ Прокурор! Я не такой! Прошу оформить мне явку с повинной! Я – верный ленинизмец! Я выучил наизусть «Материализм и эмпириокритицизм»! Я четыре раза конспектировал «Кто такие друзья народа и как они воюют против социал-демократов»! Я переложил на музыку и исполнял с хором «Как нам реорганизовать Рабкрин»! Я знаю, что коммунизм – это советская власть плюс электрификация! А трехфазные лампочки Ильича при питании от однофазной сети – мое любимое хобби до сих пор! Что важнейшим искусством для нас является кино, что производительность труда – самое важное для победы нового общественного строя, что залог успеха общественного питания – в самодеятельности рабочих масс! Что мы всегда идем верной дорогой! Что надо учиться всего три раза!

Мне хотелось лично разорвать на мелкие кусочки ренегата Каутского! Изнасиловать в грубой форме политическую проститутку Троцкого! Я читал между строк записки Инночке Арманд! Я категорически и бесповоротно осудил Н. К. Крупскую, которая самовольно прибыла в Шушенское и ОТРАВИЛА Ильичу всю каторгу!

Товарищ Прокурор хочет, чтобы я обосновал свои непотребные слова Объективным Анализом. Согласный я, со всем согласный! Чтобы не оправдываться по кусочкам, давайте включим все тридцать томов сочинений дорогого Ильича в мою автобиографию! И все речи Зюганова! И выступление Товарища Прокурора! А все прочее – исключить, как малоценное и для экономии места!

О моем нежелании ехать в Ульяновск… Да ежели б я знал, что малодушное намерение продлить медовые сутки (не месяц!) с молодой женой будет так истолковано широкой общественностью и Товарищем Прокурором, я бы самолично сократил эти сутки до одной минуты, нет, – до одной секунды, чтобы немедленно расстаться с женой и отбыть в путь; пронестись сквозь Малую Родину Нашего Ильича и углубиться на годик-другой в дебри лесов, где меня ожидал Оборонный Объект! При возвращении в обратный зад через Ульяновск я, может быть, смог бы еще раз вдохнуть воздух Святого Места!

Каюсь, каюсь, каюсь! Молод был, глуп; не знал, что жен и, соответственно, медовых месяцев (суток) может быть много, а Ульяновск, где родился Ильич, – один!

Сейчас очень хочу быть старым негром, чтобы действовать, как того требует Наша Поэзия:

Да будь я

и негром преклонных годов,

и то,

без унынья и лени,

я русский бы выучил

только за то,

что им

разговаривал Ленин.

(Поскольку с русским я уже немного знаком, то хотелось бы по призыву поэта выучить еще и английский, только за то, что его тоже знал Ленин, а теперь – и Майкрософт научился. Понял только сейчас, как трудно было бы негру в наши с ним годы, когда память стала как решето…)

Я очень-очень (взахлеб) рыдаю и даже плачу, переживая за этот Суд. Оглядываясь на быстро промелькнувшие пути-дороги, я могу сказать в свое оправдание, что я сторонник Всех Ребят, которые сумели оседлать Судьбу, а заодно – своих Соотечественников… Я был и остаюсь также верным иваногрознистом, петропервистом, сталинистом, хрущевиком, брежневистом, андропчиком, черненкомцем, горбачистым, ельценоидом и путинантом. (Список составлен по мере появления Вождей, но, конечно, надо бы их всех расставить по Величине Идей, то есть – по количеству собственного народа (в млн. чел.), отправленного Вождями и Их Передовыми Идеями досрочно в мир иной РАДИ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО ОТПРАВЛЕННЫХ ТУДА). Правда, сейчас на эти благородные цели уже столько израсходовано народа, что теперь на реализацию Настоящих Больших Идей его (народа) может и не хватить…