80 лет форы - Сергей Артюхин

Дуэль звена Голенко с неизвестным противником продолжалась уже довольно долго. Никита понятия не имел, что ему противостоит экипаж самого Курта Книспеля, одного из лучших танкистов Вермахта.

– Двенадцатый, я Орел-Два, как слышите? – голос в радиостанции принадлежал летчику, барражирующему сейчас над этим районом.

– Я двенадцатый, слышу вас хорошо.

– Танкеры, ваш друг в четырехстах метрах от вас, на два часа, как поняли? – в голосе пилота явно слышалась снисходительность.

– Четыреста метров на два часа, вас понял, – Никита, будучи максимально сосредоточенным, не стал реагировать на небольшое высокомерие летуна.

Развернувшийся к противнику лбом советский танк неторопливо стал объезжать невысокий холмик, за которым как раз и прятался противник.

«Сейчас, сейчас, еще чуток», – мысли гвардейского танкиста не отличались в этот момент оригинальностью.

Несмотря на постоянное ожидание появления вражеского танка, тот все равно успел выстрелить первым. Но броня «Иосифа Сталина» выдержала. Стодвадцатидвухмиллиметровая пушка рявкнула в ответ. Попадание! Башню четверки перекосило, сорвав с погона. Откинулся люк. Из танка с трудом вылез человек. Он явно был ранен.

БМП «Лаврентий Берия» с пехотой на броне, держащаяся в отдалении, стремительно подъехала к разбитому танку. Танкист особо и не сопротивлялся своему взятию в плен.

Путь на Мариенбург более ничто не преграждало. Особая Армия рвалась вперед, словно спущенная со сворки гончая…

18 апреля 1942 года, вечер.

Москва, Лубянка.

– Насколько хорошо ваше знание португальского, товарищ старший лейтенант? – уставший Стольнин не ожидал такого вопроса, совсем не ожидал.

Узнав, что его путь лежит на Лубянку, Василий напрягся. Но, увидев в светлом кабинете, куда его привели, спокойного генерала Ледникова, снова расслабился. И тут такой неожиданный, мягко говоря, вопрос.

– Ну, э, я…

– Старший лейтенант, у нас есть пометка в вашем личном деле, что вы изучали португальский. Это так?

– Ну да. Но это еще в школе было, ну и в академии потом чуть-чуть. Просто я уже давно ничего не повторял, и язык подзабыл довольно капитально.

– Но знания у вас базовые есть. И это хорошо. С завтрашнего дня с вами будут усиленно заниматься специально назначенные товарищи, поднимать, так сказать, ваш уровень, – полковник уверенно кивнул головой.

Стольнин непонимающим взглядом посмотрел на Ледникова. Тот, с подбадривающей улыбкой, сказал:

– Я полагаю, Павел Сергеевич, нам надо бы объяснить старшему лейтенанту, что происходит.

– Конечно, товарищ генерал армии. Вы, товарищ Стольнин, получите особое задание в одной стране…

– В, мать ее, Бразилию поедешь, – перебил полковника Ледников.

– Я? Но зачем?

– Это, Стольнин, тебе еще расскажут. А пока – свободен. Иди, отдыхай. У тебя предстоит напряженная неделька. А то может и две. Так что шуруй.

– Так точно, товарищ генерал армии, – отдав честь, старший лейтенант вышел из кабинета, где его уже ждал офицер из НКВД. Знаком показав Василию, чтобы тот следовал за ним, энкавэдэшник отправился к выходу. Все еще удивленный Стольнин отправился вслед. Его ждала специальная база в Подмосковье и недели усиленных тренировок…

19 апреля 1942 года.

Г. Дебрецен, Венгрия

– Саня, держись!! Держись, понял! Не смей помирать! – рядовой Алексей Тлиев с бессилием смотрел на раненого товарища, находящегося, казалось бы, так близко – всего-то десятка полтора метров. Вот только эти метры простреливались парой пулеметов и минимум десятком винтовок. Потому любая попытка высунуться из-за угла дома могла привести к фатальному знакомству с десятком-другим пуль.

Раненый солдат не добежал до спасительного угла всего пару метров и теперь лежал за мусорным контейнером, набитым камнями обрушившейся стены. Этот долбанный Т-образный перекресток стал серьезным препятствием для одной из рот батальона.

Васильев за последние месяцы видел такое уже не раз. Получив на днях звание майора, он совсем этому не радовался. Пройдя с боями половину Румынии, войска Третьего Украинского фронта буквально ворвались в Венгрию. Среди этих войск была и дивизия, в которой воевал Леонид.

Но сейчас его мысли были совсем не об этом. На этот раз надо все же попытаться спасти солдата.

– Охлопков! – майор знал, кого надо звать. Якут был одним из лучших бойцов батальона, если не лучшим.

– Я!

– Живо найдите мне пару покрышек. И еще чего-нибудь чадящего.

– Дымовой завесой будем улицу прикрывать?

– Да. Исполняй.

– Есть, – вскинув руку к голове, старший сержант умчался искать покрышки, прихватив с собою несколько солдат.

Вернулись они довольно быстро, прикатив с собой даже не две, а все четыре шины.

Охлопков аккуратно плеснул внутрь бензина. Тлиев и еще один солдат грузинского вида, фамилии которого Васильев не помнил, поднапрягшись, катнули шину на середину улицы, что вызвало еще один шквал выстрелов.

Васильев, поджигая самодельным факелом в виде тряпки, обмотанной вокруг кривой ветки, выломанной из рядом стоящего деревца, уже вторую покрышку, громко прокричал:

– Бергоев, держаться! Это приказ! – черт, ну почему у них нет хотя бы легкого танка?

Занявшиеся покрышки начали заполнять улицу черным дымом. Еще чуть-чуть – и можно будет рискнуть. Отвратительная вонь горящей резины лишь подстегивала советских солдат. Тлиев весь подобрался, готовясь к рывку, когда контейнер с камнями взорвался – постаралась пушка, неизвестно каким образом попавшая в далекую цель. И приготовившийся бежать солдат, и раненый Бергоев умерли практически одновременно, став еще одними жертвами этой жестокой войны.

Десять минут спустя у перекрестка появились советские танки – звено КВ – быстро уничтожившие немецкий взвод.

Перемазанный кровью Васильев, закрыв глаза убитому осколком Тлиеву и вытащив из под камней мертвого Бергоева, подобрал их документы. Больших почестей павшим солдатам Леонид оказать не мог – городские бои только начались…

20 апреля 1942 года.

Берлин, Штаб резерва сухопутных войск.

– Господин генерал, для меня честь встретиться с вами, – сказал молодой человек в форме Вермахта, пожимая протянутую руку Людвига Бека.

– Граф Штауфенберг, я тоже рад встрече с настоящим героем войны.

Воевавший на советско-германском фронте Клаус фон Штауфенберг получил, как ни странно, гораздо больше возможностей проявить себя, чем в первоначальном варианте истории. Отличившись в Варшавских боях, подполковник, получив похожее ранение (разве что потеряв не руку, а только пару пальцев) и будучи отправленным в тыл, занял все ту же должность начальника штаба армии резерва.

– Полковник, если вы сможете прибыть на небольшой ужин в моем доме, я буду этому действительно рад, – генерал Бек возлагал серьезные надежды на этого парня.

– С радостью приму ваше предложение, герр генерал-полковник.

Поговорив еще пару минут, вояки расстались, довольные друг другом.

«Штауфенберг может помочь нам с нашим планом. Он очень важен», – Бек уже начал придумывать, как использовать подполковника в попытке переворота…

21 апреля 1942 года.

Майор Антонов, улыбаясь и насвистывая что-то непритязательное, вышел из штаба. Жизнь налаживается! Вчера получил письмо от Насти, находящейся в порядках наступающей Особой Армии не так уж и далеко от майора, а сегодня, наконец, выбил разрешение на участие в операции.

Он будет командовать несколькими группами, чьей целью станет один из аэродромов Люфтваффе. Именно оттуда попробуют смыться генералы окруженных частей Вермахта. Не все конечно. Но и тех, что будут пытаться – вполне достаточно командованию.

Еще пару часов спустя двадцать человек внимательно слушали своего командира.

– Значит так. С сутью задания всем все понятно, так? – Владимир внимательно посмотрел на своих спецов. – Вопросы?

– Что с оружием? Вроде говорили, что с новым пойдем? – спросил старший лейтенант Береза, приглаживая влажные еще после душа волосы.

– Ага. Ну, это для них новое. «Калаши», РПГ – правда, только вторые, – пулеметы те же, ПД, которые ПК. СВТэшки с оптикой еще будут.

– Когда выходим? – вечно хмурый Абдулов выглядел сегодня еще более недовольным.

– Завтра в десять вечера. Еще вопросы?

Вопросов более не последовало. Распустив отряд готовиться к завтрашнему выходу, Владимир уселся писать Анастасии ответ. С каждым разом у него получалось все лучше – первые письма походили скорее на большие эсэмэски. Самое трудное было не ставить смайлики – в некоторых случаях они так и просились на бумагу.

22 апреля 1942 года.

Атлантический океан, линкор «Южная Дакота».