Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа - Ольга Петерсон

— Славно ты играешь, дружок! Только ведь сухая ложка рот дерет. Ты, верно, не откажешься выпить?

— Ну конечно, — отвечал Коннор, — если только будет на то ваша милость.

— Чего же ты хочешь?

— Да я, сударь, неразборчив. Но уж если вы так добры, что осведомляетесь о моем вкусе, так пожалуйте мне стакан виски.

— Что стакан! Я тебе целую бутылку подать велю.

Коннор, конечно, не отнекивался от такого угощения, а, напротив того, поблагодарив за него очень вежливо, скоро осушил бутылку и, поставив ее на стол пустую, очень весело сказал:

— Хорошо было виски!

Он посидел несколько минут молча, потом улыбнулся и, обратившись к танцмейстеру, сказал:

— Ну, друг, потешил ты меня, теперь моя очередь тебя потешить! — И прежде чем кто–нибудь успел понять настоящий смысл этих слов, он вдруг схватил свою свирель и заиграл заветный волшебный мотив, о котором ходило в народе так много разных толков.

Все, что было на лужайке, — старики и молодые, дети и почтенные матери семейств, столы и скамейки, кружки и бутылки, — все заплясало, закружилось в бешеном порыве. Мало того, море заволновалось и, вызванные дивной музыкой на поверхность, стали приплывать к берегу всевозможные рыбы и приплясывать, и подпрыгивать в такт волшебному мотиву. Толстопузые крабы и остроголовые раки выходили из воды и, переплетаясь своими широкими клешнями, составляли уморительные хороводы. Тощие миноги и жирные угри то свивались под музыку в кольца, то расползались по песку прихотливыми и разнообразнейшими фигурами. Сам Коннор, наконец, не усидел на месте и пошел рядом со своей старухой матерью переминаться с ноги на ногу и подпрыгивать среди всеобщей дикой суматохи…

И вдруг из воды показалась женщина дивной красоты. Длинные чудные зеленые волосы ее, падавашие густым покровом на спину и плечи и спускавшиеся до самых колен, были прикрыты маленькой острой шапочкой. Из–за коралловых губок выглядывали два ряда жемчужных зубов. Светлые глазки глядели весело из–под тонких бровей, а стройное тело было прикрыто белой легкой одеждой, разукрашенной кораллами, цветами и раковинами. Едва появившись над водой, она стала легко и грациозно приплясывать под музыку Коннора и быстро приближаться к берегу. Вот вышла она на берег, подошла, танцуя, к Коннору, который выделывал ногами неистовые прыжки и фигуры, потрепала его по плечу и сказала:

— Я знатная дева подводного царства; я живу на дне моря. Пойдем со мной, друг мой Коннор; будь мне супругом. Ни в чем не будет тебе отказа, ты будешь есть и пить на золоте и серебре и, женившись на мне, станешь царем над всеми рыбами.

Коннор в ответ на это отыскал ее руку, поцеловал и, продолжая играть и плясать, стал за ней подвигаться к морю. Все кругом по–прежнему плясали в каком–то странном и непонятном неистовстве, совершенно не замечая ни морской девы, ни того, что Коннор, взяв ее под руку, направлялся с ней к морю. Одна только старуха мать заметила с ужасом, что морская дева увлекает ее сына в свое подводное царство, и подняла страшный вопль.

— Сын мой, сын мой! — кричала она. — Что ты ее слушаешь! Зачем идешь ты к ней? На кого ты меня покидаешь? Да ты подумай хоть о том, что если ты на ней, язычнице, женишься, так ведь внучата у меня будут рыбы, наверное рыбы! Поверь своей матери, вернись, пока не поздно!

Коннор стоял уже в это время по колено в воде и приплясывал, по–прежнему опираясь на руку прелестной морской девы. Когда голос матери достиг его ушей среди всеобщего гама и шума, он обернулся в сторону матери своей и закричал ей:

— Не беспокойся, матушка: там мне будет получше, чем на земле. А чтобы давать тебе знать, что я еще жив, каждый год буду я тебе к этому месту берега присылать по волнам обожженное бревно.

Тут снова заиграл он на своей свирели и пошел по воде далее. Огромная пенистая волна медленно двигалась навстречу ему. Морская дева быстро накрыла его своей одеждой, и они исчезли под волной…

Старуха мать умерла вскоре с горя по своему сыну, не дождавшись вестей от него. Если же верить старожилам тех мест, то более ста лет в назначенное время и к назначенному месту постоянно приплывало большое обожженное бревно, да вот только недавно приплывать перестало».

О никсе все предания согласно утверждают, что он очень строг ко всем гордым и недоступным девушкам; но зато уж, если сам полюбит какую–нибудь девушку, так обращается в самого ласкового и даже докучливого услужника. Точно так же доказывают все народные поверья, что нике каждый год непременно требует своей жертвы, и каждого утопленника считают добычей водяных эльфов. Чрезвычайно наивно народное представление о пребывании утопленников в подводных жилищах: народ полагает, что водяные хранят души утопленников под опрокинутыми горшками, а тела их выбрасывают обратно или обращают в таких же водяных, как и они сами.

Кроме изложенных нами легенд о водяных феях и эльфах, в разных местах существуют и местные верования в особые виды этих существ. Таковы, например, шотландские — кельпи, бретонские — ночные прачки и французские — морганы, похищающие детей, играющих у воды, и множество мелких существ в Германии, Дании, Швейцарии и др.

Теперь должны мы приступить к последнему и едва ли не самому разнообразному отделу невидимого мира фей и эльфов: мы расскажем о домовых. Они известны на скандинавском Севере под общим названием — нисов, в Германии — под именем кобольдов, в Шотландии — под именем темненьких (brown). Все остальные названия происходят от тех звуков, которыми часто беспокойные соседи докучают людям во всякое время дня и ночи[14]. Всего более поражает в домовых эльфах одна резкая черта, которой нет у остальных разрядов, — отсутствие между ними женского пола, который ни в каких преданиях не упоминается.

Домовой–эльф, судя по множеству преданий, рассеянных у всех народов, совмещает в себе все достоинства и все недостатки эльфа: он добр, ласков и внимателен ко всем тем, которые его ласкают, но в то же время кичлив, обидчив до крайности, нетерпелив и мстителен. Отличительной и лучшей стороной его характера можно назвать горячую привязанность к тому дому, в котором он поселяется. Он не жалеет ни трудов, ни сил на помощь хозяевам своим, выручает их часто из беды неминучей, часто предостерегает от угрожающей опасности. Любя более всего опрятность и правдивость, он помогает слугам содержать дом в порядке, услуживать господам и гостям; если слуги бывают к нему добры и ласковы, то он даже берет всю их работу на себя, так что исполнение их обязанностей обыкновенно крайне облегчается. Напротив того, если слуги не верят в силу своего домового–эльфа, если они бранят его или не выполняют тех ничтожных условий, которые обыкновенно заключает он с ними, прежде чем принимается за работу, тогда разгневанный домовой жестоко наказывает за это: он бьет горшки и посуду, которые слуги берут в руки, разливает кушанья, которые подают они на стол господам, на дает им спать ночью, камнем наваливаясь на их грудь или сбрасывая их с постели на пол. Если не угодит домовому который–нибудь из конюхов, то тот может быть уверен, что найдет на другой день гривы и хвосты лошадей своих спутанными, их самих постоянно нечищеными, сколько бы раз в день он их ни чистил, и постоянно тощими, сколько бы ни давал им корма. А если он в ладу с домовым, так может целый день спать и ни о чем не заботиться: все и без него будет идти как нельзя лучше. За все свои услуги домовой–эльф требует лишь самой ничтожной награды — небольшого горшка молочной каши или блюда молока с накрошенным в него хлебом (которые обыкновенно нужно выставить на ночь на загнетке печи) да ласкового и учтивого обхождения из уважения к его могуществу.

Все предания одинаково изображают домового–эльфа прекрасным белокурым ребенком или маленьким и сгорбленным старичком, одежда которого напоминает костюм трольда: та же острая, чаще всего красная шапочка, тот же темный плащ или куртка.

Замечательно, что были исторические домовые. Летописи Средних веков полны всяких рассказов о разных домовых и их проделках. Особенно любопытны известия, сообщаемые пастором Фельдманом об одном домовом–эльфе, поселившемся около 1584 года в замке Худемюлен, который находился в Люнебургской области, недалеко от Аллера.

«Этот домовой жил в замке несколько лет. Владелец Худемюлена сначала испугался нового своего соседа и вздумал уехать от него, предоставив ему на некоторое время весь свой замок. С огромной свитой выехал он из своих владений и поехал в ближайший город. Во все время пути рядом с его повозкой вилось и летело по воздуху легкое белое перышко. Едва успел барон приехать в город и остановиться со всей свитой в доме одного своего приятеля, как между людьми обоих баронов начались такие ссоры и драки, что хозяин прямо высказал гостю свое неудовольствие и нежелание видеть его долее в своем доме.