Отдельный 31-й пехотный - Виталий Абанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все равно собирался ей обо всем рассказать — отвечаю я: — пока времени не было, ты же видела, как оно все…
— Ни в коем случае! Продолжай прикидываться. Нельзя дать ей понять, что ты — другой! Ты что, не понял? У нее чувства только к определенному человеку, к тому, кто с ней детство вместе провел! Как только ты скажешь, что ты — не этот человек — сразу все кончится. Тут же. На месте. Просто не торопись. Много не говори. Узнавай больше про то, как вы время вместе проводили, Пахома расспроси, он, наверное, знает. Слуг в особняке. И тогда есть шанс, что она никогда не узнает…
— Ира, — обращаюсь я к ней: — слушай, я очень не хотел оставлять тебя там, в овраге за озером, но это не значит, что ты тут мне распоряжения давать можешь. Это моя кузина и это мои с ней отношения. Не лезь туда, куда не просят. Если я захочу твоего совета — спрошу обязательно.
— Но…
— Тебе еще перед своими отвечать в СИБ, так что не утомляйся раньше времени. — закончив разговор я проследовал к лестнице вниз, размахивая кожаным саквояжем.
Обед в особняке у княжны Ай Гуль прошел выше всяких похвал, она много смеялась и шутила, рассказывала про общих знакомых и последние новости столицы. Стол тоже был накрыт царский, повар у княжны расстарался. Впрочем, Маша была слишком поражена бумагой о высочайшей амнистии и как только выдалась минутка — откланялась с этой бумагой в руке, не иначе пошла Валюше показать. Остальные мои оказывается уже пообедали. Сперва я не понял… а потом дошло. В особняке княжны равными по статусу посчитали только полковника Мещерскую, как моего непосредственного начальника, остальные же были приняты только как мои домашние. Слуги ли, наложницы ли — неважно. За одним столом с княжной им не сидеть. Кто такие сестры из рода Цин на фоне Ледяной Княжны? И это я про остальных не говорю. Решил с этим разобраться попозже, пока не до слома сословных барьеров и социальных стереотипов.
Как только Мещерская удалилась с бумагой об амнистии — Ай Гуль замолчала. Ее лицо стало задумчивым.
— А помнишь, Володя, как мы с тобой на крышу имения в детстве залезали? — сказала она, и улыбнулась печальной улыбкой: — оттуда так далеко было видно!
— Как раз об этом я и собирался с тобой поговорить, — вздохнул я: — понимаешь, в момент пробуждения Родового Дара — у меня случилась амнезия. Я все забыл.
— И… крышу? И то, что мы там творили?
— Да. И это тоже. Для меня вообще жизнь как будто началась в момент, когда я с Тварями сражался, а вокруг валькирии гибли.
— Это бывает — говорит Ай Гуль и улыбается: — не переживай. Обычно память возвращается через некоторое время.
— Я просто хочу быть честным с тобой. Ты мне очень нравишься и мне бы не хотелось тебя обманывать. Ведь для тебя я старый знакомый, а я… не помню этого. Мне жаль.
— Володя, Володя… — качает головой княжна Ай Гуль и улыбается грустной улыбкой: — да ты же ничуть не изменился. Все такой же добрый. Все такой же прямой и честный. Даже если стереть тебе всю память, ты останешься собой. Знаешь, сколько людей ко мне сватались? И какие! Если интересно — выйди на крыльцо, кликни любую столичную сплетницу и тебе такого понарассказывают… но… — она встает со своего места и подходит ко мне, становясь рядом и наклоняясь ко мне, так, что ее глаза оказываются близко… совсем близко…
— Какая жалость что мы с тобой брат и сестра, да? — говорит она и усмехается: — потому что я знаю тебя, Володенька. Твое желание спасти каждую заблудшую душу, достучаться до бога и вершить справедливый суд. У других есть деньги, есть власть и слава, есть что угодно, но у них нет твоей души. Я знала о том, что ты — потерял память.
— Знала? Но…
— Я специально встретила тебя на перроне. Я так боялась, что ты стал… другим. Но… едва я увидела твою улыбку, как поняла — ты все тот же. — она выпрямляется и поворачивается ко мне спиной.
— И… потому я могу понять. — продолжает она говорить в пространство: — могу понять. Не могу простить, но могу понять.
—… эээ? Возможно тут понадобится больше информации, — осторожно замечаю я. Потому что я ни черта не понимаю о чем она говорит.
— Мещерская. — бросает она слово, как будто камень в пруд кинула, только круги по темной воде: — Мария Сергеевна. Гвардии полковник. Красивая. Ладная. Сильная. Я… не ревную. Нам с тобой все равно не быть вместе по законам божеским и человеческим, но… это обязательно должна быть именно она?
— Ай Гуль…
— И даже если бы я не знала — я все равно сразу догадалась бы — раздается смешок, княжна по-прежнему стоит, повернувшись ко мне спиной: — знаешь почему? Потому что никто из знакомых никогда не зовет меня Ай Гуль. Терпеть не могу этого имени. Знаешь, как ты зовешь… звал меня раньше? Вспоминай, Володя…
—… Гуля? — вспоминаю напыщенного франта перед зданием Департамента, и он действительно не обратился к ней на «Ай Гуль».
— Близко. Гуля — это для знакомых. Впрочем… видимо и мы с тобой не то, чтобы близко знакомы. И знаешь что? — спина княжны вдруг затвердела, выпрямилась струной.
— Даже не догадываюсь… — произношу я, чувствуя, как у меня пересохло в глотке.
— Что это повод познакомиться поближе еще раз! — она вдруг поворачивается и снова сверкает белозубой улыбкой: — idée fantastique! Разве не так? — она улыбается и по-шутовски делает реверанс, но я вижу, что ее глаза — покраснели.
— Меня зовут Гуля, я твоя кузина и ты мне очень нравишься! — говорит она и ее голос перекатывается серебряными колокольчиками: — давай дружить?
— Меня зовут Володя и я… по всей видимости твой кузен, чему я сейчас не очень-то и рад — признаюсь я: — уж больно ты красивая.
— Дурак ты Володька — в руке у княжны появляется веер, и она шлепает им меня по голове: — как есть дурак. От близкородственных браков или уроды или монстры рождаются. Придержи своих коней. Особенно после того, как свою начальницу в постель затащил, бесстыдник!
— И не только — признаюсь я: — еще у меня две жены из Восточной Ся, одна, которая из СИБ и…
— Не бывает в Империи многоженства!
— А я сейчас подданый Восточной Ся! — извлекаю из-за пазухи золотую пайцзу и показываю своей кузине: — мне можно!
— Что⁈ — Ай Гуль быстро моргает ресницами и тут же — валится в ближайшее кресло и начинает хохотать: — ай да Володька, ай да сукин сын!
— Ну… да. — решаю не говорить ей про адюльтер с кицунэ. И так у меня репутация в глаза сестры не очень.
— Нашел-таки лазейку! — утирает слезы она и обмахивается веером: — нет, прав был батенька, когда тебя на Фронтир отправил… не могу дождаться, когда его лицо увижу… как он узнает про твои похождения! Нет, Володя, ничуть ты не изменился, что бы ты мне тут не говорил. Каким был, таким и остался… вот теперь и мне жаль, что мы брат и сестра… стала бы я у тебя женой… какой там по счету — четвертой? Но по значению — первой! Хорошо, может с Мещерской пришлось бы на дуэли сразиться, но этих твоих тощих плоскодонок из Восточной Ся — я бы мигом в бараний рог согнула.
— Они все-таки оружейницы, Мастера Парных Секир, наследственные маги — предупреждаю ее я, но она отмахивается.
— Я тебе честно скажу — говорит она: — из твоего гарема только эта мелкая в лисьей шапке может мне что-то сделать. Кто она?
— Да… так. Прислуга. — пожимаю плечами я.
— Прислуга… темнишь, братец. Темнишь. Знаешь, почему ты не изменился? Потому что я совершенно точно знаю, что ты, как врать начинаешь — взгляд в сторону отводишь и мизинцем на левой руке двигаешь! Да, да, как сейчас. — улыбается неугомонная княжна: — тебе от меня ничего
