Последний фарт - Виктор Вяткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они побежали. Лена на бегу споткнулась, хотела встать, но лес поплыл перед глазами…
Очнулась Лена в чуме среди незнакомых женщин-эвенок. Женщины раздели ее, растерли спиртом, уложили.
Пришел Федот. Он рассказал, что от бочкаревцев они ушли без потерь, а Лена лежала на спине с блестящими от жара глазами и, чтобы не разреветься, кусала губы. Она чувствовала себя одинокой и несчастной. Все были заняты важными делами, и никому не было дела, что ей плохо и она больна. А уедет Федот?.. Он понял ее состояние.
— Не печалься. Ты среди друзей. Ты не одна. Я рядом с тобой. — Он взял ее за руку и так просидел всю ночь. Еще двое суток не отходил от Лены Федот, и только, когда ей стало лучше, Федот съездил за молоком и лекарством.
Шли дни. Лена поправлялась. В отряд Федота пришли пастухи. Как-то Федот появился в стойбище в военной гимнастерке, и Лена узнала, что к Наяхану идет красный отряд.
Все пути Бочкареву теперь были отрезаны. Партизанский отряд Федота, должен был выступить на помощь красноармейцам.
Всю лето и зиму прожил Миколка на Буянде, помогая Слепцову по-хозяйству, Гермоген не захотел видеть внука. Парень тосковал.
— Разве не время ломает камень? Терпеливо жди, — успокаивал Слепцов. И Миколка ждал.
На Гербе заструился желтый поток весенней воды. Лед на Буянде посерел. Ключи просыпались и резво переговаривались под снегом.
Вечером над юртой пролетел первый табунок чирков. Ночью слышалось курлыканье лебедей, а на рассвете свист крыльев и птичьи голоса веселый гомоном наполнили тайгу.
В юрте теперь просыпались рано. Началась пора заготовки мяса. Старик выкатил бочки. Марфа с мальчишками принялась налаживать очаг для копчения, греть воду. Миколка с ружьем направился к Буянде. И случилось так, что по дороге он встретил Петра. Они очень обрадовались друг другу.
— Петька! — закричал Миколка. — Ты как здесь? Зачем охотишься? В юрте всегда найдется кусок мяса.
Петька снял шапку, вытер лицо рукавом.
— Не к буржуям иду. — Он был мокрый, как загнанный олень. — Разве я бежал двое суток, чтобы подстрелить тут пару тощих гусей? Непонятливый ты.
— Ты с новостями? — спохватился Миколка.
— Да, и с хорошими. В начале апреля камчатский отряд взял Гижигу. В середине месяца он уже разгромил в Наяхане штаб бочкаревцев, а сам полковник и генерал Поляков были убиты. Озлобили они всех. Даже купцы выступили против белых. Воры они. Двадцать пятого красные пришли в Олу. Теперь белогвардейцы остались только в Аяне и в Охотске. Говорят, из Владивостока посланы корабли с красноармейцами. Конец буржуям! — Он засмеялся, и тут же лицо его омрачилось. Он вспомнил, что дядю Пашу расстреляли бочкаревцы, но Миколке он об этом не сказал: не надо смешивать хорошие и дурные вести.
— Добрая весть радует сердце. — Миколка улыбался. — Но стоило ли бежать, как за подраненным сохатым, если это можно сообщить поздней?
— Когда бандиты ограбят Слепцова и уйдут на Колыму? Ты так хотел бы?
— Бочкаревцы здесь? — подскочил Миколка. — Так чего же ты не с этого начал? Мне надо предупредить Ивана.
— Постой, — Петька потянул его за рукав. — Два солдата — и офицер выехали из Олы отбирать пушнину. Они спешат на Колыму. У них пулемет. Офицер на перевале повернул в стойбище Громова, а солдаты на потягах едут сюда.
— Чего же глядел Федот? — проворчал Миколка.
— Федот? — переспросил Петр. — На Элекчане давно Захар. Федот теперь командир заградительного отряда. Следит, чтобы Бочкарев через Марково не удрал.
— А ты иди в юрту, — предложил Петька. — Пусть старик попрячет добро, солдаты не брезгуют ничем и могут вот-вот заявиться. Перехватывайте их где-нибудь ниже по реке. А я попытаюсь собрать парней и задержать бандитов.
Миколка собрался идти, но Петька остановил его.
— Это тебе велели передать, — он вынул из кармана вышитый кисет. — От Анки.
— Мне? — У Миколки покраснела шея. — От Анки?
— А чего ты? Буржуйка, а своя. Она за всем приглядывала в Оле и передавала нашим. Уведем ее от отца.
Ночами прихватывали заморозки, и Миколка легко добрался до Среднекана. Он увидел, что яма, где они с дедом похоронили татарина, была вскрыта. Из нее брали породу и возили на колоду. А вблизи темнел холмик со свежевытесанным столбиком. Он сразу понял, что яму показала Маша. Без нее старатели никогда бы не нашли эту яму. Так искусно сровнял ее дед с землей.
Ну что ж, он показал бы ее и сам, если бы не хотел так сильно помириться с дедом. Но на Машу он все же поглядел так строго, что она оробела.
Иван был доволен. Вечером они сняли с колоды много самородочков и мелкого песка.
— Ничего, ничего, не сердись, — Иван похлопал его по плечу. — Не купцам в наживу, а народу.
Эх, если бы все это понял дед…
Сообщение Миколки о бочкаревцах встревожило Полозова. Надо было принимать срочные меры.
Не отдыхая, они вышли на Буянду. Ночью землю прихватил мороз, а с утра развезло. Снег плыл на глазах. Куда ни глянь — вода, Миколка вел старателей. Он выбирал прогалины, сухие терраски, старую тропу в лесу. С лиственниц на лица, одежду сыпалась хвоя.
Спустились в долину. Вот и река. Пологий берег усыпан булыжниками, галькой, песком. Вода подмывала лед, бурлила, сбивалась в буруны. А на середине ее еще синели гладкие поля снега. Свежих борозд от нарт на снегу не было. Значит, они не опоздали. Чтобы не оставить следов, они прошли вниз по кромке льда, а уже после пересекли лед. Затем по расселине они выбрались на высокий берег и к мысу.
Полозов сбросил рюкзак и пошел ломать стланик. Канов молча мастерил шалаш. Басов рвал сухую траву.
К вечеру небо затянули тучи, пошел мелкий дождь. Басов с Кановым и Миколкой легли спать в шалаше, а Полозов их охранял. К полуночи он нащипал себя до синяков, но спать хотелось все больше…
Разбудил его непонятный хохот. Полозов схватился за ружье. Табунок глухарей облепил дерево. Желтошеий петух с, возмутительно-красными бровями и набухшим гребешком сидел на вершине и орал во всю глотку.
— Вот спасибо. Разбудил, — встрепенулся Иван.
Туча прошла, посветлело. На востоке разгоралось небо. Канов и Миколка вылезли из шалаша. Табунок птиц с шумом сорвался с дерева и улетел.
— Ложись, Иван. Не бойся, вдвоем не проглядим, — сладко зевнул Миколка.
А хорошо в шалаше. Пахнет сеном, смолой и прелой землей. Полозов сразу уснул. Теперь хоть из пушек пали.
— Иван! А, Иван! Потяг, видно! — разбудил его Миколка.
Полозов выскочил из шалаша, По синеватому льду устало бежала упряжка собак. На нартах, обложившись узлами, сидел человек.
Солнце уже было высоко и щедро разливало тепло. Вода ломала закраины, и берег усыпали гряды белых глыб.
Каюр повернул к другому берегу, остановил упряжку, перевернул нарты набок и побрел искать брод, меряя палкой — уровень воды.
— Пошли! Мы его вмиг! — Полозов вскочил и скатился по откосу на лед.
— А где же вторая нарта? — оглянулся Миколка, но Канов и Басов уже сползали по откосу за Иваном. Не отставать же? И Миколка, вытягивая шею, помчался к нартам.
— Стой! — Полозов выстрелил вверх.
Человек испуганно вскрикнул и упал на лед.
— Да Маркел это! — заорал Миколка, узнав батрака Громова.
Напуганные выстрелами, собаки заметались И, путаясь в ремнях, поволокли нарту по льду.
— Куда тебя черт несет? — подбежал к нему Полозов.
— Пастух я при чужом стаде. Хозяин велел тут нарубить березки. Я разве знаю… — Лицо Маркела сморщилось.
А в это время из-за поворота выскочили еще две упряжки. Миколка успел только крикнуть, как застрекотал пулемет. Басов упал и закрыл руками лицо.
— Ложись! — рявкнул Полозов и бросился рядом.
Канов с дубинкой помчался наперерез упряжке, метнул палку между собаками, ухватился за нарту и опрокинул ее вместе с седоком.
Винтовка бочкаревца вывалилась на лед. Канов схватил солдата и нещадно бил его кулаком. — Вторая упряжка проскочила вперед, и снова застрекотал пулемет. Над головами засвистели пули.
— Дур-р-рак! — выругался Полозов. Он только сейчас сообразил, что пулемет стоял стволом назад и первый залп был дан для острастки.
Когда потяг уже был у поворота, солдат поднялся и показал кукиш.
— На-кось, выкуси! Оманул висельников! — И скрылся за берегом. Полозов поднялся, плюнул.
— Это же Усов!
— Прозевали, как дурни! — Канов скрутил руки бочкаревцу, и тот притих.
Но вот за поворотом ниже хлопнул выстрел, тут же залился пулемет, но сразу захлебнулся. Еще одинокий выстрел, и стало тихо. Но тут на лед выскочила упряжка Петьки. Он гнался за Усовым. Потяг Усова уже далеким пятном темнел на белом льду. Вот Петька остановил собак у кромки льда и пропал в кустах. Вскоре раздался выстрел.
Присмотревшись, Полозов увидел, что по льду, прихрамывая, двигается маленький человек.