Повесть о прекрасной Отикубо - без автора

По всем этим причинам Митиери любил старшего сына больше всех остальных своих детей.

Второму его сыну Дзиро, который рос в доме своего деда — Главного министра, исполнилось к этому времени девять лет. Он по-детски позавидовал успехам своего брата.

— Я тоже хочу идти служить во дворец.

Дед души не чаял в мальчике.

— Что же ты до сих пор молчал? — воскликнул он и тотчас же определил внука во дворец.

— Не рано ли? Дзиро еще так мал, — с сомнением сказал Митиери.

— Ничего подобного. Он куда смышленей старшего, — упорствовал дед. Митиери посмеялся над его горячностью и не стал спорить.

Деду этого показалось мало. Он отправился к самому императору.

— Прошу для моего второго внука вашей особой благосклонности. Этот мальчик для меня дороже зеницы ока. Он будет служить вам лучше своего брата, — стал просить Главный министр императора.

И дома тоже старик повторял:

— Считайте Дзиро старшим из моих внуков. Поэтому мальчику дали в семье шутливую кличку: «Младший Таро».

Старшей девочке исполнилось восемь лет. Она отличалась такой восхитительной красотой, что родители берегли ее, как величайшую драгоценность.

Были в семье и еще двое детей: девочка шести лет и мальчик четырех лет. Вскоре ожидалось и еще одно счастливое событие. Не удивительно, что Митиери так любил свою жену, подарившую ему столько прелестных детей.

В том же году старику — Главному министру — исполнилось шестьдесят лет. Митиери устроил по этому случаю великолепный пир в самом новом вкусе. Предоставляю это воображению читателей.

Оба старших внука приняли участие в плясках. Ни один из них не уступал другому в искусстве танца, и дед любовался на них, проливая слезы радости.

Все хвалили Митиери за то, что он не пропустил случая почтить, как должно, своего отца. Добрая слава о нем еще более возросла.

Наступила первая годовщина со дня смерти дайнагона Минамото. Только тогда Отикубо сняла с себя траурную одежду.

Сыновья его, столь преуспевшие в жизни за это короткое время, тоже сполна отдали последний долг памяти своего отца.

Митиери хотел как можно скорее выдать замуж Саннокими и Синокими. Он уже начал отчаиваться найти им женихов, как вдруг до него дошло известие, что наместник Дадзайфу [58] перед самым отъездом из столицы потерял свою жену. По слухам, это был человек высоких достоинств.

«Вот кто мне нужен!» — подумал Митиери и, повстречавшись с наместником, даже в императорском дворце не постеснялся завести разговор о новой женитьбе.

— Что ж, я не прочь! — охотно согласился наместник.

— Наконец-то я сыскал достойного жениха, — сказал, вернувшись домой, Митиери. — Он хороший человек и в большом чине. Которую же из сестер сосватать ему: Саннокими или Синокими?

— На это воля твоя, — ответила Отикубо. — Но я бы хотела, чтоб он достался в мужья Синокими. Вспомни, как ее, несчастную, обидели. Ах, если б ей наконец улыбнулось счастье!

— Наместник в конце этого месяца уезжает в Дадзайфу, надо торопиться. Спроси матушку, согласна ли она. Если она даст свое согласие, то, не теряя времени, отпразднуем свадьбу в моем дворце.

— В письме всего не напишешь, но если я сама поеду к матушке поговорить с нею, то это вызовет шумные толки. Лучше пригласить в наш дом одного из моих братьев.

На следующий день Отикубо вызвала к себе Сабуро и сообщила ему:

— Я сама хотела приехать к вам, чтобы переговорить об одном важном деле, но побоялась преждевременной огласки… Выслушай меня и посоветуй, как быть. Мой муж сказал мне: «Жизнь одинокой женщины не лишена известной приятности, но кто знает, что может случиться в будущем? Для Синокими сыскался прекрасный жених. Если твои родные не будут против, я приглашу Синокими к нам в дом и позабочусь о ее судьбе».

— Я могу только выразить свою благодарность, — ответил Сабуро. — Мы в любом случае не решились бы отказать такому свату. А тем более, если представилась блестящая партия… Поспешу обрадовать матушку.

Сабуро отправился к Госпоже из северных покоев и сообщил ей:

— Вот что сказала госпожа сестрица. Это большое счастье для Синокими. Если такой могущественный человек, как Левый министр, выдает замуж Синокими из своего дома, словно родную дочь, то ни один жених, хотя бы самый знатный, не посмеет пренебречь ею. В свете издеваются над Синокими из-за Беломордого конька… Верно, зять наш задумал смыть с нее этот позор. Жениху сорок лет с лишним. Он занимает высокое положение. Сам отец, будь он жив, не нашел бы никого лучшего. Уж и не знаю, как благодарить Левого министра! Пусть Синокими сейчас же едет в Сандзедоно. Нечего мешкать.

— У меня была душа не на месте, как подумаю, что станется с Синокими после моей смерти, — ответила Китаноката. — Уж я, кажется, обрадовалась бы, если б ее взял в жены самый простой провинциальный чинуша. А ты говоришь, что жених — знатный сановник? Вот это удача! Спасибо зятю за его заботу. Я благодарна ему гораздо больше, чем своей падчерице.

— Но ведь он осыпает нас милостями только из любви к своей жене. Она часто просит его: «Если любишь меня, то помоги выйти в люди моим братьям. Не забудь и моих сестер!» Потому-то нам и улыбнулось счастье. Мы, ничтожные, мои братья и я, только и думаем, как бы завести роман с какой-нибудь красоткой, а зять наш на вершине могущества и власти ведет себя так, будто в целом мире нет другой женщины, кроме его супруги. Во дворце счету нет красивым дамам, а он никогда не пошутит с ними, не бросит на них ни одного взгляда. Все ночи он проводит дома… Чуть освободится от дел, тотчас же торопится к своей жене. Вот образец верной супружеской любви! Но довольно об этом! Узнайте у сестры, согласна ли она.

— Позовите сюда мою младшую дочь, — приказала Китаноката служанкам. — Господин Левый министр сосватал тебе хорошего жениха, — сообщила она дочери. — Для тебя, осмеянной всеми, опозоренной, это большое счастье. Так считаем мы, твои родные, но скажи, что ты сама об этом думаешь?

Синокими залилась румянцем.

— Я бы рада, но, верно, он не знает правды обо мне… Если б он только слышал про мой позор… Как я могу выйти за него замуж? Мне будет стыдно перед ним, да и мужа сестрицы я, в отплату за его доброту, осрамлю перед целым светом. Нет уж, мне, несчастной, одна дорога — в монахини. Еще пока матушка жива, я останусь в миру, чтобы отплатить дочерними заботами за ее доброту к моему бедному ребенку, а уж потом… — И Синокими залилась слезами. У Сабуро из сочувствия тоже брызнули слезы из глаз.

— Ах, не говори таких зловещих слов! — закричала Китаноката. — С чего ты собралась в монахини? Как поживешь хоть немного в богатстве и чести, так в свете не то заговорят. Все будут завидовать твоему счастью. Послушайся меня, прими это предложение, о чем тут долго думать!

— Так что же мне сказать в ответ? — спросил Сабуро.

— Ты видишь, она ломается, но я со своей стороны считаю, что ничего лучшего для нее и придумать нельзя. Ты уж сам решай, как лучше ответить.

— Хорошо, — сказал Сабуро и отправился в Сандзедоно.

Когда Отикубо узнала о сомнениях Синокими, она от души ее пожалела.

— Не мудрено, что у нее такие опасения, но вы, братец, развейте их, научите ее смотреть на вещи более здраво, ведь в жизни еще и не то бывает… Нет числа печальным примерам!

Митиери со своей стороны сказал Сабуро:

— Главное, чтобы ваша матушка согласна была. Сыграем свадьбу, не слушая отговорок невесты. Наместник уезжает в конце этого месяца и просит нас поторопиться со свадьбой. Скорей привезите Синокими сюда.

Посмотрели в календарь и нашли, что счастливый день в этом месяце приходится на седьмое число.

«Какие еще могут быть препятствия? — думал Митиери. — Парадные платья для прислужниц давно уже готовы. Свадьбу можно сыграть в западном павильоне». И сейчас же приказал отделать его заново.

— Доставьте скорее Синокими ко мне во дворец, — послал он приказ ее родным. Все в доме, начиная с Госпожи из северных покоев, принялись собирать Синокими в дорогу, но она все медлила, все тянула с отъездом, опечаленная тем, что ее приневоливают к новому замужеству.

— Как это можно не поехать, если господин министр приказал, — ужасались окружающие. — Своевольная упрямица!

Наконец Синокими усадили в экипаж. Ее сопровождала небольшая свита: две взрослые прислужницы и одна малолетняя.

Дочери Синокими уже исполнилось к этому времени десять лет. Она была очень мила собой и совсем не походила на своего уродливого отца. Девочка непременно хотела поехать вместе с матерью, пришлось ее удерживать силой, и Синокими пролила много слез, расставаясь со своей любимой дочуркой.

Митиери, нетерпеливо ожидавший приезда Синокими, тотчас же принял ее и начал беседовать с ней, но она смущалась даже больше, чем тогда, когда первый раз выходила замуж, и почти не находила слов для ответа.