Плод воображения - Андрей Дашков

Тщетно надеялась. Сзади ее ласкала темнота. Спереди, впрочем, тоже была темнота, но другая — холодная, бездонная, стреляющая намеками на какое-то смертоубийство. Соня не хотела иметь с этим ничего общего. Дьявол, не суйте мне под нос ваш поганый мир! Сегодня у меня праздник, я устроила его себе сама и хочу оторваться на всю катушку…

Она закрыла глаза — и неласковая тьма исчезла. Остались только горячая пульсация внутри; уже вполне различимая и всё ярче играющая золотом тропинка к оргазму — точь-в-точь лунная дорожка на поверхности моря; дыхание, удивительно синхронное с ее дыханием; стон наслаждения, зарождавшийся не в легких, а, казалось, в самих костях — полых, гудящих словно органные трубы, готовых выдержать гораздо больше и дольше, чем эта слабенькая плоть, которой доступен кайф лишь в течение каких-нибудь сорока-пятидесяти лет…

53. Нестор: «Иди за мной»

Он действительно обладал чрезвычайно гибким умом. Его ум был настолько гибок, что когда-то умудрился срастить некоторые аспекты православного христианства с идеями Герберта Маркузе. Получилась на удивление стройная и непротиворечивая система. В частности, Нестор утверждал, что Иисус был вождем первой люмпен-революции, а заодно возглавит и грядущую, которая не за горами, надо только кое-где подтолкнуть. Этого почему-то не поняли даже самые неортодоксальные из попов — те, например, что часами зависали в Интернете или соглашались с Нестором в том, что скорость распространения Божьей воли ограничена величиной около трехсот тысяч километров в секунду.

Впоследствии он еще раз продемонстрировал гибкость, отрекшись как от исходных составляющих своей теории, так и от их красивого гибрида. После отречения Нестор перешел на новый уровень — он стал генерировать идеи сам. И, что бы там ни подумал Параход, электроды на голове тут были ни при чем.

Сейчас Нестору казалось, что он совершил очередной скачок в развитии. Причем это касалось не только разума как такового, но и всех пяти чувств. Да, прежде всего чувств. Для начала они сообщили ему, что мир вокруг изменился. Изменения были своеобразными. Вселенная, понятное дело, от них не содрогнулась (вселенной вообще было плевать на незначительный кусок вещества, обращавшийся вокруг менее чем средней звезды на задворках ничем не примечательной галактики), однако Нестор всё-таки полагал, что случившееся с ним переворачивает устоявшиеся среди семи миллиардов обманутых бедняг представления о реальности. С чем сравнить эти представления? Только с тесной и неудобной клеткой. Как назвать вольное или невольное заблуждение, которое обрекало всех на заключение? Не иначе чем тотальным помрачением рассудка.

Несколько минут назад Нестор впервые в жизни узнал, какова истинная свобода. Попробовал ее на вкус, запах и цвет — и нашел, что это прекрасно. Хотя, конечно, до обретения подлинной свободы ему было далеко. Скачок казался спонтанным и смахивал на случайный выигрыш в лотерею. Но, как в том анекдоте, он хотя бы купил лотерейный билет!

— Иди за мной, — приказала девочка, слезая с кровати и безо всякого стеснения показывая ему свою маленькую загорелую попку. В три шага она оказалась у двери.

Нестор вышел из очерченного мелом круга и, конечно, не ощутил ничего нового. Разве что Ариадна немного «протрезвела» и начала с грехом пополам складывать каждое его движение в копилку будущего обратного маршрута.

Универсальность и совершенство Ариадны поражали — особенно если учесть, сколько десятилетий эта штука пролежала в тайном хранилище монастыря. Чтобы добыть ее, Нестору пришлось рискнуть не только жизнью и свободой, но и предполагаемой душой. Он и раньше ни секунды не жалел о содеянном, а теперь, когда надежды начинали оправдываться, — тем более. Он заплатил за свои неблаговидные поступки отлучением, зато приобщился к куда более глубокому способу постижения природы вещей, по сравнению с которым унылый церковный догматизм выглядел примитивной попыткой отгородиться от неразрешимых вопросов выхолощенным ритуалом без веры и смысла.

За дверью обнаружилась ведущая вниз некрашеная деревянная лестница, и Нестор поздравил себя с тем, что по крайней мере угадал местонахождение комнатушки. В этом доме, похоже, процветал культ простоты и естественности. На глаза не попадалось ничего пластмассового, а из металлов преобладало железо. На гвоздях, вбитых в перила лестницы, висели пучки каких-то трав и соцветий, а также венки, сплетенные из цветов и еловых веток. По мере спуска грохот музыки нарастал, достигая труднопереносимого уровня шума взлетающего реактивного истребителя. Нестор уже не слышал сигналов Ариадны, хотя сознание по-прежнему мерцало с регулярностью заторможенного метронома.

Наконец он ступил вслед за девочкой на пол большой светлой комнаты, посреди которой стояли круглый стол (ясное дело, деревянный) и несколько стульев. Кроме приоткрытой входной двери — за нею виднелась веранда и зеленые кусты — Нестор насчитал еще две. На полу комнаты лежали силовые провода, протянутые через открытое окно и исчезавшие под дверью, из-за которой велась звуковая атака.

На одной из стен висели старинные часы с маятником и гирьками, на трех других — картины, изображавшие смутно знакомый Нестору город в слегка искаженном, как ему показалось, виде, хотя он вряд ли мог бы сказать, в чем именно заключается искажение. Картина в вечерних лилово-синих тонах изображала главный проспект таким, каким он, наверное, был в часы исхода, — суета, паника, столкнувшиеся машины, растерянные толпы, кучки мародеров, трупы, пожары, а над всем этим — глаз в небе. Зловещее в своем безразличии око.

Нестора будто ткнули под дых чем-то твердым. Когда-то он уже видел этот глаз во сне, и в новой встрече со своим давним видением — теперь наяву — ему почудилось знамение. Лишнее доказательство, что он на верном пути.

Из окон лился свет солнечного дня, по контрасту с которым картина с глазом в небесах выглядела еще более мрачной, каким-то не слишком уместным в здешнем раю напоминанием о существовании преисподней. Нестор отвернулся от нее, потому что ощутил, насколько легко может поддаться влиянию, которое просачивалось в него подобно яду, — а это было ни к чему. Чтобы избавиться от липкой пленки, замутнившей восприятие, он уставился в окно.

Через окно был виден большой неогороженный двор с нестриженым газоном, качелями, открытой беседкой. На траве в позе распятого лежал под солнцем почти голый парень лет восемнадцати. В кулаках разведенных рук он сжимал оголенные концы проводов. Под тряпкой, едва прикрывавшей чресла, угадывался эрегированный член. Поблизости от загорелого тела как-то по-особенному дрожал воздух. И хотя над газоном роились насекомые, ни одна кровососущая сволочь не делала попыток попробовать парня на вкус.

Пока девочка наливала воды из стоявшего на столе глиняного кувшина в чашку из дорогого чайного сервиза, Нестор подошел поближе к окну, чтобы изучить окружающую территорию. Двор и расположенный слева сад ничем не отличались от сотен подобных, которые он видел на окраинах покинутого города. Невзирая на густую неухоженную растительность, Нестор разглядел даже трансформаторную будку, стоявшую дальше по улице, и это навело его на мысль о том, что, каков бы ни был здешний источник энергии, ее по крайней мере хватает, чтобы от многократно усиленного воя Джеймса Хэтфилда хотелось заткнуть уши.

И тут, будто ощутив присутствие постороннего, парень поднял голову и, очевидно, узрел в окне незнакомую бледную рожу. Нестор, в свою очередь, увидел, как губы аборигена беззвучно зашевелились — тот, вне всяких сомнений, матерился. Отведя душу, он отбросил провода и вскочил на ноги. В ту же секунду музыка стихла.

Зато из комнаты раздался вопль еще одной обитательницы этой психушки в пасторальном стиле:

— Эмик, сука, я хочу это дослушать!!!

«Сука» Эмик, между тем, уже входил в дом. Его хмурая физиономия не обещала Нестору приятного знакомства. Девочка делала вид, что всё еще пьет, закрыв чашкой половину лица. Судя по тому, как заблестели ее и без того сияющие глаза, она с нетерпением ждала продолжения.

Нестору не нравилось, когда другие развлекались за его счет. Он и сейчас не собирался доставлять это удовольствие кому-либо. Поэтому опустил руку в сумку и нащупал рукоятку электрошокера. Может, парень и генерировал двести двадцать вольт (если Нестор правильно истолковал увиденное), но несколько десятков тысяч, приложенных к корпусу, не понравились бы даже ходячей электростанции (в этом Нестор был уверен). В любом случае ничего другого, что могло бы сойти за оружие, у него не имелось. Машинально разглядывая Эмика, он отметил, что под фиговым листком, который представлял собой старую разорванную майку, уже всё улеглось.