Тайные трибуналы КГБ. Ловля «кротов» - Николай Чистяков

Василий Герасимович был не только моим непосредственным начальником, но и старшим товарищем. Подкупала его доброта и простота. Он был ровен в отношениях со всеми, и даже в то время, когда у меня из-под носа сбежал преступник, читатель помнит этот случай, он лишь спокойно сказал:

— Это тебе послужит хорошим уроком. Нельзя быть слишком доверчивым. Тем более что перед тобой преступник, который, надо полагать, не выражает особого желания сидеть в тюрьме.

Действительно, этот случай остался у меня в памяти на всю жизнь.

В своих сотрудниках Василий Герасимович больше всего ценил самостоятельность и инициативу. Дух доброжелательности, ровное и спокойное отношение к людям создавали хорошую, деловую атмосферу.

Одной из важнейших функций прокурора является постоянный и действенный надзор за законностью расследования уголовных дел. И этому участку работы В.Г.Зайцев уделял большое внимание. Он требовал от следователей строжайшего исполнения норм уголовного судопроизводства, и в особенности норм, касающихся прав обвиняемого. И не только требовал. Соединяя в себе все необходимые качества и свойства военного прокурора, он учил следователей, как надо расследовать дела, прививал им интерес и любовь к этой многотрудной профессии.

В свободные вечера он любил непринужденную беседу, музыку. Бывало, приятным несильным баритоном сам запевал свою любимую песню «Чубчик кучерявый».

Прощался я с Василием Герасимовичем в медсанбате. Сюда же приехал командир дивизии полковник А.А.Куценко и комиссар дивизии полковой комиссар И.И.Сорокин, чтобы проводить своего прокурора. Я думал, что мы больше не увидимся. Однако после выздоровления В.Г.Зайцев был направлен на службу в Главную Военную прокуратуру, а после войны и я прибыл на работу в Москву, где мы и встретились.

Сейчас Василий Герасимович на пенсии и живет со своей доброй и приветливой женой Зоей Анатольевной в Москве на Сахалинской улице. Недавно я был у них в гостях. Мы долго беседовали, вспоминая совместную службу. Василий Герасимович напомнил мне эпизод из жизни нашей прокуратуры. Когда в августе 1941 года войска нашего корпуса попали в окружение, с ними находился красноармеец, приговоренный к смертной казни. В этой обстановке конвоирам было не до него, они покинули арестованного. Но арестованный не захотел воспользоваться сложившейся обстановкой. Он вместе с работниками прокуратуры участвовал в боях и вышел вместе с ними из окружения. По ходатайству командования и представлению прокурора приговор военного трибунала был пересмотрен и мера наказания определена другая.

В апреле 1942 года наша дивизия, обескровленная в непрерывных боях, была выведена на отдых и пополнение. Штаб соединения разместился в селе Емельяново. До войны это село насчитывало около 130 домов, а теперь — единицы. Рядом с Емельяново — деревня Сотчино, от которой осталось лишь четыре дома. Вообще все населенные пункты Емельяновского района гитлеровцы сожгли. Скот угнали.

Зашли в один из домов, надеясь переночевать. Кроме хозяйки и ее детей в доме размещались секретарь райкома партии и другие работники райкома.

Разговорились. Хозяйка рассказала, как вели себя у них гитлеровцы.

— Во время обеда, — рассказывала женщина, — фашисты безобразничали. Когда ставили самовар, воду наливали в трубу. Во время топки печи не открывали заслонку и напускали столько дыма, что хоть из дому беги.

Перед отступлением гитлеровцы оставили группу солдат, которые поджигали дома. Человек двадцать мужчин угнали с собой. К счастью, некоторым удалось по дороге убежать.

Во время пребывания в Емельянове мы тщательно проверили работу некоторых тыловых служб. Один из следователей нашей прокуратуры занялся проверкой сигналов о случаях хищения продуктов со склада дивизионного обменного пункта (ДОП). Допросил кладовщика. Входе следствия установил случаи злоупотребления со стороны начальника ДОПа, по вине которого разбазаривались продукты питания и подарочный фонд. Виновные были наказаны.

Я проверял обеспечение частей вещевым имуществом и обнаружил, что некоторые командиры нашей дивизии сшили себе брезентовые сапоги. Они были легки и удобны для летнего времени. Однако для пошива таких сапог расходовались плащ-палатки, которых недоставало для обеспечения красноармейцев, находящихся на переднем крае. Мною было сделано представление командиру дивизии, который немедленно принял меры к пресечению злоупотреблений и наказанию виновных.

Большую помощь в расследовании преступлений и чрезвычайных происшествий, особенно в период оборонительных боев, оказывали нам органы дознания. По существующей в то время инструкции командиры частей, как органы дознания, были вправе проводить расследование в полном объеме по многим видам правонарушений. Такие дела с обвинительным заключением направлялись военному прокурору дивизии для утверждения и передачи в военный трибунал. Однако далеко не все дознаватели могли квалифицированно провести расследование дела. К тому же во время боевых действий многие дознаватели выбывали из строя. Поэтому одной из важных задач деятельности прокуратуры дивизии являлась работа с дознавателями, инструктаж и обучение методам расследования, порядку составления документов и многим другим юридическим вопросам.

28 мая 1942 года военные юристы 20-й гвардейской дивизии были приглашены в военную прокуратуру 31-й армии, в состав которой в это время входила дивизия, на празднование 20-летия советской прокуратуры. На праздник прибыли и работники других прокуратур. От командования армии присутствовал начальник тыла. Наша дивизия была в то время единственной гвардейской в армии, и к нам проявлялось особое внимание. Во время празднования прокурор армии объявил мне и следователям Моргунову и Семенюку благодарность.

Но военная жизнь, а в особенности фронтовая, отличается быстротой течения. В конце июля 1942 года в прокуратуру дивизии прибыл исполнявший обязанности прокурора армии военный юрист 1-го ранга Постников и, что называется, «с порога» объявил, что намерен перевести меня в аппарат прокуратуры армии на должность помощника по общему надзору. Немного подумав, я не стал возражать против такого предложения. Прокурором дивизии был назначен военный юрист 2-го ранга Иван Михайлович Максимов, которому я и передал дела. С Максимовым мы встретились уже после войны, в Москве. Он работал на должности заместителя Главного военного прокурора.

Через некоторое время после моего отъезда из дивизии состоялось решение о назначении следователем прокуратуры армии моего коллеги по 20-й гвардейской дивизии И.С.Моргунова. А на его место был назначен лейтенант Глазунов, способный и деятельный офицер, работавший секретарем военной прокуратуры дивизии.

С Иваном Семеновичем Моргуновым я работал более трех лет. Это был кадровый военный юрист. Он прекрасно знал следствие и относился к нему любовно. Казалось, что никакой иной работы для него не существует, кроме следственной. Дела он расследовал тщательно, объективно, глубоко, всесторонне. Дело, расследованное им, было приятно взять в руки. Оно было хорошо оформлено. Протоколы и другие следственные документы он составлял четко, хорошим и ровным почерком. Нормы уголовно-процессуального закона соблюдал скрупулезно, не допуская никакого упрощенчества. Высокий, стройный и красивый, всегда подтянутый, Иван Семенович являл собой пример человека военного, любящего службу.

Как мне стало известно из его писем, по окончании войны с Германией он был направлен на Дальний Восток воевать с Японией, а потом заболел малярией и демобилизовался из армии. Затем ряд лет работал прокурором следственного отдела Челябинской областной прокуратуры. Однако болезнь глаз оторвала его от любимой работы, и Иван Семенович рано ушел на пенсию…

С 4 августа 1942 года наша 31-я армия участвовала в Ржевско-Сычевской наступательной операции войск Западного и Калининского фронтов. Прорвав сильно укрепленную оборону врага, соединения армии после ожесточенных боев освободили Погорелое Городище и подошли к Зубцову.

Активным боевым действиям сильно мешали дожди. Дороги пришли в негодность, и автотранспорт буквально встал. В непролазной грязи утопали тысячи машин. Тылы оторвались от боевых частей. Нарушилось снабжение войск продовольствием и боеприпасами. Началось строительство дорог-жердянок. Были построены сотни километров таких дорог. Но вскоре дожди прекратились, грязь подсохла и пробки на дорогах стали рассасываться. Возобновилось наступление, в результате которого войска армии освободили ряд населенных пунктов и овладели городом Зубцов.

Как уже говорилось раньше, я был назначен помощником прокурора армии по общему надзору. Как только началось наступление нашей армии, я отправился в полевые армейские госпитали для проверки соответствующих приказов об обслуживании раненых, которых в период активных боевых действий было много. Придя однажды утром в один из госпиталей, я увидел там крайне неприглядную картину. Мест для размещения раненых не хватало, и многие из них лежали на траве под открытым небом. Раненые поступали непрерывно. Санитары с большим трудом успевали переносить их с машин. Медицинские сестры сбились с ног, не успевая делать перевязки. У некоторых раненых под грязными повязками появились гнойники. Я разыскал начальника госпиталя, но он в ответ на мои вопросы только развел руками: