Учитель моей дочери - Надежда Мельникова

мы с Маргариткой никуда не выходим. Она пропускает школу, не разговаривает со мной, но, по крайней мере, к нам больше не приезжает её разъярённый отец. Иван постепенно успокаивается. Перестаёт орать, материться, проклинать… Видимо, включается гордость, а может быть, он уходит в запой: сестре в одно из его последних посещений показалось, что от него воняло алкоголем.

Лёша пишет мне каждый день, мы много общаемся по телефону. Регулярно интересуется, не наведывался ли ко мне муж. Он боится за меня. И это приятно. В этом плане ему не всё равно. А может, тоже мучает совесть, и он чувствует свою вину.

Спустя неделю мы с Маргаритой заканчиваем своё вынужденное затворничество, и я веду ребёнка в школу.

К моему удивлению, пальцем на меня никто не показывает. На меня вообще никто не обращает внимания, может быть, и переглядываются между собой, но я этого не вижу. Теперь мне приходится выходить за дочкой заранее, ибо семья сёстры живет от школы дальше, чем жили мы. Я пропускаю вождение, я не делаю работу. Моя жизнь в полной заднице, и я не могу собрать себя в кучу.

В один из последующих дней, неправильно рассчитав время, я вынуждена ждать в холле. И когда до конца уроков остаётся совсем немного времени, ко мне приближается молодая женщина. Я где-то её видела, но не помню где. Пять минут назад она беседовала и смеялась с вахтёршами, затем, пару раз взглянув в мою сторону, подошла ко мне.

— Здравствуйте, меня зовут Виктория, — протягивает мне руку милая стройная брюнетка с крупными карими глазами. — Тихонова, — уточняет, — я Лёшина жена.

* * *

А ведь она действительно всё ещё жена, и она ещё красивее, чем на фото с сайта. Видеть так близко женщину, впечатлившую моего учителя настолько сильно, что он сделал предложение руки и сердца, — невыносимо. Не знаю, было бы мне легче, если бы на оказалась заезженной жизнью тёткой средних лет. А так с виду она даже младше меня. Сразу же в голову лезут дурацкие мысли. Как он мог её оставить? Почему? Хороша ведь, не поспоришь. Молодая, стройная, волосы шикарные. Надоела? Слишком много требовала?

Такой ужас и бред. Я ещё от скандала с Ваней не отошла, а здесь уже жена моего любовника. Они с Лёшей работали вместе, наверное, тоже трахлись в этих стенах. Нет сил! И почему-то душно. Как же надоело копаться во всей этой грязи.

Мы с мадам Тихоновой изучаем друг друга, словно наблюдаем, проверяем и сканируем.

И, кстати, если раньше мне казалось, что никто в школе на меня не смотрит, благополучно пропустив наш позорный мжм-конфликт на крыльце перед зданием, то сейчас, стоит обернуться, и ощущение, что пялятся абсолютно все. А ещё посмеиваются.

Закрыв на мгновение глаза, я чувствую, как свинцовой волной накатывает усталость.

— Мама, пошли. — Дёргает меня за рукав дочь, в последнее время очень сильно ко мне охладевшая.

— Сейчас, милая, пойдём.

— Прямо сейчас идём! — упрямится Маргарита.

Дети, они как кальки: похожи на нас. Они воспроизводят и копируют нас, и если мама истерит и нервничает, ребёнок ведёт себя соответственно.

— Что вам от меня нужно? — удерживаю дочь на расстоянии, но она ведёт себя из рук вон плохо: перебивает, дёргает за одежду и злится.

— Просто хотела на вас посмотреть.

— Посмотрели?

— Да, — улыбнувшись, кивает она.

— Я рада.

— Закон бумеранга существует, Ольга, он есть, никто и никуда от него не денется. Лёша и вас бросит, — она опять нежно улыбается.

Агрессии нет, но всё равно неприятно. Я ощущаю себя воровкой, хотя расстались они до меня и моей вины в этом нет. И думаю, после неё у него были другие женщины. По злому блеску в глазах и тому, как эта Виктория неприятно на меня поглядывает, становится понятна одна непреклонная истина: она всё ещё его любит. И всё это противно, хочется уехать отсюда. Сменить прописку и школу. Но Марго нашла тут друзей, ей нравится ходить в школу, и это ещё один стресс для ребёнка. Мать и так устроила ей весёлую жизнь.

Мимо идут молодые учителя и оборачиваются, это ужасно, когда твои маленькие тайны становятся предметом всеобщего обсуждения. Хочется спрятаться в угол и разреветься. И начинает нестерпимо резать глаза. То ли мне кажется, то ли свет действительно становится ярче. Как будто люминесцентная лампа под потолком светит мне прямо в лицо. Я не привыкла биться за мужчин, делить их. Это так мерзко.

— Знаете, почему он до сих пор не развёлся официально?

— Откуда мне знать, Виктория, просветите.

— Потому что не хочет.

— Логично.

— Если человек хочет развестись, он просто идёт и разводится.

Я постепенно отдаляюсь от неё, веду ребенка к выходу. Меньше всего я сейчас мечтаю столкнуться с Алексеем и встрять в новые разборки. Ему уже за драку с моим мужем влетело по первое число, я уверена. Хоть он и утверждает, что у него всё под контролем.

— Мама, когда мы вернёмся жить к папе? Мне не нравится у тети Леры, — зачем-то вспоминает Маргарита, и я краснею.

Виктория смотрит то на меня, то на моего ребёнка.

— Милая, у вас дочь. А он вам говорил, почему мы разошлись?

Моя дочка смотрит на незнакомую женщину волчонком.

— Мама, мне не нравится эта тётя, пошли, — как и все дети её возраста, Маргаритка совершенно не умеет хитрить.

— Слушайте, Виктория, нам обеим неприятен этот разговор, так что давайте просто разойдёмся в разные стороны.

Она ловит мой взгляд, как будто нарочно заглядывая в лицо, и улыбается.

— Лёша не хочет иметь детей. Он чайлдфри. Это его принципиальная позиция. У нас и страсть была, и любовь. И секс бесконечный. Но мне уже тридцать три, и я хочу деток. А он категорически против. Думала, если пригрожу уходом, то одумается, но нет. Ему не нужны дети, — пауза, ещё одна улыбка. — Тем более чужие дети.

Она бьёт в самое сердце. А ведь я надеялась…

— Для человека, на дух не переносящего детей, у него очень странный выбор профессии, — вздёргиваю подбородок, пытаясь сохранить лицо.

— Он просто любит учить. Устает от детей на работе. Дома они ему не нужны.

— И довольно безрассудное отношение к предохранению при таком раскладе, — уточняю я.

Теперь больно ей, я вижу по лицу.

Мы