Учитель моей дочери - Надежда Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лёша пишет мне каждый день, мы много общаемся по телефону. Регулярно интересуется, не наведывался ли ко мне муж. Он боится за меня. И это приятно. В этом плане ему не всё равно. А может, тоже мучает совесть, и он чувствует свою вину.
Спустя неделю мы с Маргаритой заканчиваем своё вынужденное затворничество, и я веду ребёнка в школу.
К моему удивлению, пальцем на меня никто не показывает. На меня вообще никто не обращает внимания, может быть, и переглядываются между собой, но я этого не вижу. Теперь мне приходится выходить за дочкой заранее, ибо семья сёстры живет от школы дальше, чем жили мы. Я пропускаю вождение, я не делаю работу. Моя жизнь в полной заднице, и я не могу собрать себя в кучу.
В один из последующих дней, неправильно рассчитав время, я вынуждена ждать в холле. И когда до конца уроков остаётся совсем немного времени, ко мне приближается молодая женщина. Я где-то её видела, но не помню где. Пять минут назад она беседовала и смеялась с вахтёршами, затем, пару раз взглянув в мою сторону, подошла ко мне.
— Здравствуйте, меня зовут Виктория, — протягивает мне руку милая стройная брюнетка с крупными карими глазами. — Тихонова, — уточняет, — я Лёшина жена.
* * *
А ведь она действительно всё ещё жена, и она ещё красивее, чем на фото с сайта. Видеть так близко женщину, впечатлившую моего учителя настолько сильно, что он сделал предложение руки и сердца, — невыносимо. Не знаю, было бы мне легче, если бы на оказалась заезженной жизнью тёткой средних лет. А так с виду она даже младше меня. Сразу же в голову лезут дурацкие мысли. Как он мог её оставить? Почему? Хороша ведь, не поспоришь. Молодая, стройная, волосы шикарные. Надоела? Слишком много требовала?
Такой ужас и бред. Я ещё от скандала с Ваней не отошла, а здесь уже жена моего любовника. Они с Лёшей работали вместе, наверное, тоже трахлись в этих стенах. Нет сил! И почему-то душно. Как же надоело копаться во всей этой грязи.
Мы с мадам Тихоновой изучаем друг друга, словно наблюдаем, проверяем и сканируем.
И, кстати, если раньше мне казалось, что никто в школе на меня не смотрит, благополучно пропустив наш позорный мжм-конфликт на крыльце перед зданием, то сейчас, стоит обернуться, и ощущение, что пялятся абсолютно все. А ещё посмеиваются.
Закрыв на мгновение глаза, я чувствую, как свинцовой волной накатывает усталость.
— Мама, пошли. — Дёргает меня за рукав дочь, в последнее время очень сильно ко мне охладевшая.
— Сейчас, милая, пойдём.
— Прямо сейчас идём! — упрямится Маргарита.
Дети, они как кальки: похожи на нас. Они воспроизводят и копируют нас, и если мама истерит и нервничает, ребёнок ведёт себя соответственно.
— Что вам от меня нужно? — удерживаю дочь на расстоянии, но она ведёт себя из рук вон плохо: перебивает, дёргает за одежду и злится.
— Просто хотела на вас посмотреть.
— Посмотрели?
— Да, — улыбнувшись, кивает она.
— Я рада.
— Закон бумеранга существует, Ольга, он есть, никто и никуда от него не денется. Лёша и вас бросит, — она опять нежно улыбается.
Агрессии нет, но всё равно неприятно. Я ощущаю себя воровкой, хотя расстались они до меня и моей вины в этом нет. И думаю, после неё у него были другие женщины. По злому блеску в глазах и тому, как эта Виктория неприятно на меня поглядывает, становится понятна одна непреклонная истина: она всё ещё его любит. И всё это противно, хочется уехать отсюда. Сменить прописку и школу. Но Марго нашла тут друзей, ей нравится ходить в школу, и это ещё один стресс для ребёнка. Мать и так устроила ей весёлую жизнь.
Мимо идут молодые учителя и оборачиваются, это ужасно, когда твои маленькие тайны становятся предметом всеобщего обсуждения. Хочется спрятаться в угол и разреветься. И начинает нестерпимо резать глаза. То ли мне кажется, то ли свет действительно становится ярче. Как будто люминесцентная лампа под потолком светит мне прямо в лицо. Я не привыкла биться за мужчин, делить их. Это так мерзко.
— Знаете, почему он до сих пор не развёлся официально?
— Откуда мне знать, Виктория, просветите.
— Потому что не хочет.
— Логично.
— Если человек хочет развестись, он просто идёт и разводится.
Я постепенно отдаляюсь от неё, веду ребенка к выходу. Меньше всего я сейчас мечтаю столкнуться с Алексеем и встрять в новые разборки. Ему уже за драку с моим мужем влетело по первое число, я уверена. Хоть он и утверждает, что у него всё под контролем.
— Мама, когда мы вернёмся жить к папе? Мне не нравится у тети Леры, — зачем-то вспоминает Маргарита, и я краснею.
Виктория смотрит то на меня, то на моего ребёнка.
— Милая, у вас дочь. А он вам говорил, почему мы разошлись?
Моя дочка смотрит на незнакомую женщину волчонком.
— Мама, мне не нравится эта тётя, пошли, — как и все дети её возраста, Маргаритка совершенно не умеет хитрить.
— Слушайте, Виктория, нам обеим неприятен этот разговор, так что давайте просто разойдёмся в разные стороны.
Она ловит мой взгляд, как будто нарочно заглядывая в лицо, и улыбается.
— Лёша не хочет иметь детей. Он чайлдфри. Это его принципиальная позиция. У нас и страсть была, и любовь. И секс бесконечный. Но мне уже тридцать три, и я хочу деток. А он категорически против. Думала, если пригрожу уходом, то одумается, но нет. Ему не нужны дети, — пауза, ещё одна улыбка. — Тем более чужие дети.
Она бьёт в самое сердце. А ведь я надеялась…
— Для человека, на дух не переносящего детей, у него очень странный выбор профессии, — вздёргиваю подбородок, пытаясь сохранить лицо.
— Он просто любит учить. Устает от детей на работе. Дома они ему не нужны.
— И довольно безрассудное отношение к предохранению при таком раскладе, — уточняю я.
Теперь больно ей, я вижу по лицу.
Мы
