Новая Россия в постели - Эдуард Тополь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пребывание в мужском гареме — это, я вам доложу, совершенно новое ощущение, это такой зюйд-бриз, что паруса ломает. Хотя, казалось бы, каждый имеет доступ к телу и почти ежедневно, но второй мой конкурент начал трагические стихи писать, хотя по профессии — прожженный бизнесмен. А третий просто страдал, драма на лице с утра до ночи. Четвертый вообще оказался монахом из религиозного хора, они в Италию плыли на практику. Он от огорчения запил. Я был, пожалуй, единственным, для которого это не было до конца серьезно. Да, лакомый кусочек пришлось разделить, что ж поделаешь? Лучше со смаком есть торт сообща, чем грызть сухарь в одиночку. Зато никакой дополнительной нагрузки — ни зонтик за ней носить, ни развлекать на прогулках, ни подарки дарить, ни в ресторане разоряться. Это все — удел следующих, а я — только для постели. Что совсем неплохо в смысле свободы. Хотя вскоре выяснилось: эта девушка с улыбкой невинной девственницы оказалась не только чертовски ненасытной, но еще и ревнивой. Если кто-то выходит из гарема и отходит в сторону, она начинает страдать: как так? почему ты с нами не пошел? Власть, надо думать, вкуснее постели. Особенно если ее демонстрировать так, как она это делала, — шла по палубе, как флагманский корабль, а за ней весь наш гарем. И в таком вот составе мы вернулись на родину. Надо было видеть, как она нас целовала при расставании! Просто рыдала! Ведь когда женщины с одним-то расстаются, и то плачут, а тут мы наконец насчитали, сколько же нас на самом деле было в гареме — четырнадцать! Включая трех матросов, кока и капитана. Без капитана это, конечно, был бы и не сюжет. Вопрос только, когда же она успела чуть не полкоманды трахнуть? Скорее всего пока мы Парфеноны и Помпеи осматривали…
Зачем я это рассказал? Я не претендую на прения. Я просто хочу узнать, был ли у кого-нибудь такой же опыт. Потому что не хочется, знаете, в этом деле быть одиноким.
ПРЕНИЯ:
— Насколько я понимаю, сегодня наша тема — гарем в период перехода от коммунизма к капитализму. На эту тему есть хороший анекдот. Говорят, что у каждой женщины должно быть пять мужчин — муж, начальник, любовник, друг и врач. Другу женщина все рассказывает, но ничего не показывает. Мужу кое-что рассказывает, кое-что показывает. Любовнику все показывает. А врачу и все показывает, и все рассказывает.
— А начальнику?
— А начальнику — как попросит.
— А я вспомнил замечательные строки Мандельштама: «Наравне с другими хочу тебе служить, От ревности сухими губами ворожить». Уж если у Мандельштама это было, то тебе не стоит комплексовать.
— А я хотела быть второй женой. На самом деле. И вошла в семью, и у нас установились довольно-таки хорошие отношения с его как бы старшей женой, было даже чувство гармонии. Мы вместе готовили, вместе гуляли. Но потом вокруг этой ситуации возникли скандалы со стороны родственников, соседей и знакомых. То есть нас разрушили социальные установки окружающих. Они нас просто разбомбили.
— Поэтому классическая восточная схема — женщины живут в отдельных шатрах. И мужчина обходит эти шатры. Там была полная гармония.
— А вы бы согласились жить в таком гармоничном гареме? Мужском, я имею в виду.
— Мужского гарема быть не может из-за мужских амбиций. Поэтому оставим их в покое. Но если я знаю, что я не могу быть у него единственной женщиной в силу чисто мужских физиологических потребностей полигамности, то для меня будет гораздо спокойнее и комфортнее жить в небольшом, но устойчивом гареме.
— А для меня раньше было катастрофой, что одновременно в жизни может быть несколько мужчин. И я вышла замуж. Но оказалось, что муж — это то, что очень сильно ограничивает. Вообще, любящих страшно связывает право собственности друг на друга. А тех, кто просто дружит, не связывает ничто, кроме любви. И это счастливые люди. Потому теперь, если у меня в месяц нет четырех-пяти новых мужчин, то я считаю, что я скучно живу. Причем совершенно не важно, имею я с ними секс или только духовный контакт. Для меня никогда не стоял вопрос, полигамна я или моногамна. У меня есть только одна тема: я познаю эту жизнь, я познаю каждого человека — мужчину и женщину, если это интересные для меня персоны. Поэтому для меня никогда не существовало такого понятия, как «этот мужчина не в моем вкусе». Я не могу этого слышать, я не понимаю, о чем тут речь. И ревность я тоже не понимаю. Я хочу познать этого человека — при чем тут ревность? Кто мне может помешать? По какому праву? К тому же с каждым мужчиной я разная, и это делает мою жизнь яркой, многогранной, огромной.
— Да, с каждым мужчиной мы другие!
Семинар третий
Сообщение психотерапевта на тему: БОГАТЫЕ ТОЖЕ ХОТЯТ
— Я не собирался тут что-то рассказывать. Существует этика профессии, и по ней психотерапевт для пациента значит больше, чем адвокат. Потому что адвокату вы можете либо признаться в своем преступлении, либо не признаться, либо признаться частично. Но врачу вы не можете сказать: «Я частично беременна» или «Я частично не могу видеть свою жену».
Психотерапевт — это практически тот же духовник, только со светским образованием. Но один случай я вам, так и быть, расскажу. Поскольку это незаурядная история и очень показательная для нашего времени. Однажды пришла ко мне на прием красивая тридцатилетняя женщина. Может быть, чуть полновата после родов, но ухожена, прекрасно одета, при мобильном телефоне и «мерседесе». На что жалуетесь? Мнется. Посмотришь на нее — действительно, жаловаться не на что, а можно снимать на обложку журнала. Потом выясняется, что у нее странная болезнь — рвоты. Прошла дюжину врачей, но они не обнаружили никакой патологии желудочно-кишечного тракта. Язв, колитов, холециститов — это все начисто отсутствует. Беременности тоже нет. Тут, слава Богу, кому-то из докторов пришла в голову счастливая мысль проконсультироваться с психотерапевтом. И вот она попала ко мне. А мы ставим своей задачей не столько побыстрее снять симптомы болезни, сколько добиться, чтобы человек осознал психогенную природу своего страдания, нашел внутреннюю причину болезни и, переосмыслив свою ситуацию, сам избавился от недомогания.
Но конечно, к этому надо человека подвести. И я, как обычно, начал с общих вопросов, чтобы дать ей возможность выговориться. На любые темы, которые могли и не иметь никакого отношения к ее болезни. Потому что пока пациент не расслабится, работы никакой не будет, как бы ему вас ни рекомендовали его собственные друзья или врачи, и как бы хорошо он сам ни был настроен на психотерапию. Еще со времен Фрейда известно, что работа психотерапевта начинается с преодоления сопротивления. Потому что суть любого психического заболевания в том, что его симптомы двойственны. С одной стороны, они как бы мучают человека, а с другой стороны, на бессознательном уровне, они являются для него чем-то приятным и даже желанным. По Фрейду, это такая валюта, которой человек расплачивается за то, чтобы избегать тех или иных неприятных переживаний.
С чего она начала? Естественно, с описания своих шламов: мол, вот, периодические рвоты вне зависимости от той или иной пищи. Даже если голодать, рвоты не исчезают. То есть все идет, как при визите к стандартному врачу. Только на этом враче нет белого халата, он не говорит: «откройте рот, покажите язык», а принимает в такой полудомашней обстановке и постепенно начинает задавать вопросы о личной жизни. Хотя наши оппоненты упрекают нас в том, что мы, фрейдисты, все сводим к постели, но мы все равно всегда думаем о какой-то не совсем счастливой личной жизни, которая и провоцирует болезни. Потому что весь психоанализ начался с того, что простой невропатолог Зигмунд Фрейд был приглашен к 23-летней девушке, страдавшей припадками. Никаких патологий у нее не было, но, разговорившись с девушкой, Фрейд выяснил, что в двенадцатилетнем возрасте она по уши влюбилась в молодого усатого священника и все последующие годы давила в себе не только эту детскую влюбленность, но и вполне взрослое плотское вожделение к нему. И додавила настолько, что, как понял внезапно Фрейд, ее организм ответил па это давление припадками. Так родился фрейдизм и весь фрейдистский психоанализ. То, что человек недополучает в интимной сфере, очень часто бьет по другим функциям организма.
Хотя я, конечно, не полез сразу в интимную жизнь своей пациентки, а попросил рассказать вообще — о себе, о ребенке, о муже. И получил классический ответ: все нормально, все хорошо. А мне важно не то, что человек скажет, а как она это скажет. Потому что одна говорит: у меня все хорошо, а сама начинает теребить обручальное кольцо на пальце. Или отводит глаза куда-то в сторону. Или кладет ногу на ногу. То есть на уровне слов и звуков ее язык остается таким же, каким это требует мой вопрос. Язык. Тог конкретный, который сотрясает воздух и производит звуки и слова. А язык тела — он дает мне какие-то подсказки и говорит: обрати внимание на это. Попробуй задать еще какие-то вопросы. Но тут нельзя спешить и перегибать палку. И я это тоже учел — я сделал вид, что удовлетворился этим ответом. Мы поговорили о чем-то другом. Потом я спросил ее о материальных трудностях, которые, может быть, есть, а может быть, и нет. О том, как нелегко воспитывать ребенка в нынешних условиях, и о том, кем она работала раньше. И узнал, что она сидит дома с ребенком. Муж работает, зарабатывает деньги. И немалые. Такой новый русский. И тут она стала слегка педалировать эту тему. Мол, конечно, очень хорошо, что у нее есть деньги кормить ребенка хорошей едой, возить его на приличный отдых летом. Что она может позволить себе не работать и не перепоручать ребенка каким-то полуграмотным воспитательницам детского сада. Что она сама достаточно интеллигентная и образованная женщина и может дома дать ребенку азы английского языка и прочее.