Ганнибал - Илья Кораблев

Судьба битвы была решена. Консул Л. Эмилий Павел был убит. Римляне со все большим напряжением держали круговую оборону; воины падали один за другим. По данным Полибия [3, 117, З], в бою погибло около 70 000 римлян, а бежать сумело около 3 000 человек. Евтропий [3, 10] исчисляет потери римлян следующим образом: 60 000 пехотинцев, 3 500 всадников и кроме этого 350 представителей знати — сенаторов и лиц, ранее занимавших высшие должности в Риме. По Орозию [4, 16, 2], сведения которого явно преуменьшены, римляне потеряли 44 000 убитыми. Плутарх [Фаб., 16] пишет, что римляне потеряли убитыми 50 000, пленными 4 000; примерно 10 000 было взято и в обоих лагерях. Среди убитых были Гней Сервилий Гемин и Марк Минуций Руф. Варрон с 50 всадниками (по Полибию [3, 117, 2], с 70 всадниками) бежал в Венусию [см.: Полибий, 3, 115 — 116; Ливий, 22, 47 — 49; Зонара, 9, 1; Апп., Ганниб., 17, 24; Фронтин, 2, 3, 7]. 7 000 римлян сумели бежать в меньший лагерь, 10 000 — в больший, а почти 2 000 — в Канны. Последних окружил отряд карфагенян под командованием Карталона и захватил в плен. Часть римских воинов во главе с военным трибуном Публием Семпронием Тудитаном прорвались из меньшего лагеря в больший [Ливий, 22, 50]. Те, кто остались в меньшем лагере, после непродолжительного сопротивления сдались Ганнибалу. По соглашению между ними и пунийским полководцем они должны были выдать оружие и лошадей; за людей устанавливался выкуп: 300 денариев серебра за римлянина, 200 — за союзника, 100 — за раба. Некоторое время спустя из большего лагеря 4 000 воинов ушли в Канусий, а остальные сдались на тех же условиях. Сам Ганнибал потерял, по данным Ливия [22, 52], 8 000 воинов, а по сведениям Полибия [3, 117, 6], — около 6 000.

Глава четвертая

НА ПУТИ К ЗАКАТУ (ОТ КАНН ДО ПАДЕНИЯ КАПУИ)

Блестящая победа при Каннах потрясла современников. Римская армия была полностью уничтожена. Италия, казалось, целиком была во власти Ганнибала. Тем не менее Рим еще не был покорен, и перед Ганнибалом снова встал вопрос: что же дальше?

Ливий рассказывает [22. 51, 1 — 4], что пунийские офицеры, поздравлявшие Ганнибала с победой при Каннах, советовали ему дать отдых себе и усталым воинам. Только начальник конницы Махарбал предлагал, не теряя ни минуты, двинуться на Рим. «На пятый день, — передает Ливий его слова, — ты будешь победителем пировать на Капитолии. Следуй за мной; я пойду со всадниками впереди, чтобы прийти раньше, чем они узнают, что я собираюсь идти». Однако Ганнибалу, по словам Ливия, это предприятие показалось слишком уж грандиозным, для того чтобы он сразу мог принять решение. «На обдумывание совета Махарбала нужно время» — такими словами ограничился пунийский полководец. «Не все, конечно, дают боги одному человеку, — ответил Махарбал. — Ты умеешь побеждать, Ганнибал; пользоваться победой ты не умеешь». Мы не знаем, как реагировал Ганнибал на такую неслыханную дерзость; вероятнее всего, он предпочел промолчать. Однако присутствовавшие при этом пунийцы и греки хорошо запомнили и совет, и решение Ганнибала, и заключительную фразу Махарбала; весь эпизод прочно вошел в античную историческую традицию которую очень интересовало, почему Ганнибал не пошел на Рим [ср. у Плут., Фаб., 17; Зонара, 9, 1; Вал. Макс., 9. 5, З]. Катон, также рассказавший о диалоге Ганнибала и Махарбала [Катон, фрагм., 86; Гелл, 10, 24, 7; ср. также: Цэлий, фрагм., 25; Гелл., 10, 24, 6. Его изложение также восходит к Катону], добавляет: на следующий день Ганнибал призвал к себе начальника конницы и сказал ему: «Я пошлю тебя, если хочешь, со всадниками». — «Поздно, — ответил Махарбал, — они уже знают» [Катон, фрагм., 87; Гелл., 2, 19, 9]. Очевидно, Махарбал рассчитывал на эффект полной внезапности; и действительно, операция, которую он предлагал, могла стать успешной только в одном случае — если не давала врагу опомниться от понесенного страшного поражения.

Интересна позднейшая реакция Ганнибала и окружения на его действия после Канн. По словам Ливия [26, 7], они хорошо понимали, что открывавшиеся благоприятные возможности упущены; Ливий говорит даже о недовольстве ближайших сподвижников полководца.

Пока, однако, в командовании карфагенской армии, которая явилась под водительством Ганнибала в Италию, противостояли одна другой две точки зрения. И той и другой нельзя отказать в логичности. Совет предоставить войскам отдых имеет смысл, если принять, что основною целью Ганнибала был не прямой удар по Риму и его уничтожение, а разрушение Италийского союза[82] и объединение всех италиков для борьбы с Римом,[83] если думать, что Ганнибал не имел (или считал, что не имеет) даже после Канн сил, достаточных для ведения победоносной борьбы непосредственно на уничтожение Рима,[84] если считать, что Ганнибал хотел только принудить Рим заключить выгодный для Карфагена мирный договор.[85] Предполагают даже, что Ганнибал вообще не хотел ликвидировать Рим, дабы не создавать в Италии политического вакуума, который могла бы заполнить Македония.[86] Позиция Махарбала отвечала другой точке зрения, согласно которой целью войны было ниспровержение и уничтожение Рима любыми средствами; Махарбал основывался на том, что после кровавого побоища у берегов Ауфида Рим не располагал организованной вооруженной силой и, следовательно, не мог оказать сколько-нибудь эффективного сопротивления. Теперь главное уже сделано и остается только последним решительным ударом добить врага и на римском пепелище закончить войну.[87]

Насколько все эти концепции ведения войны были обоснованны, трудно сказать. Мы не можем провести исторического эксперимента, чтобы представить себе, как бы развернулись события, если бы Ганнибал последовал совету своего начальника конницы. И все же результаты его дальнейших действий на юге Италии говорят сами за себя. Как мы увидим далее, Ганнибал после Канн желал заключения договора. Возможно, что он считал свою армию, понесшую, конечно, значительные потери во время перехода через Альпы и в ходе военных действий в Италии, недостаточно сильной для того, чтобы атаковать Рим и осадить его Однако дело не только в этом. Создается впечатление, что Ганнибал был морально не готов к продолжению войны, полагая, что разгром и уничтожение римской армии под Каннами завершает войну и делает Карфаген хозяином Западного Средиземноморья, принуждает Рим автоматически подчиниться пунийской власти. Однако попытки Ганнибала завязать мирные переговоры с римскими властями были с презрением отвергнуты. После Канн для восстановления сил Рим нуждался прежде всего во времени, и он его получил. Не случайно римская традиция довольно настойчиво утверждает, что именно медлительность Ганнибала в тот день спасла и город и государство [Ливий, 22, 51, 4; Орозий, 4, 16, 4; Зонара, 9, I]. Ганнибал оставался на юге, и вся Центральная Италия сохранила союз с Римом. Ганнибал тратил время и силы на бесполезные осады то одного, то другого города. А Рим тем временем готовил и обучал новую армию,[88] сам перешел в наступление и добился успеха.[89] Римская система ведения войны вообще претерпела после Канн весьма существенные изменения.[90] Во главе армии ставились опытные военачальники, чьи полномочия в случае необходимости продлевались на большой срок, римские полководцы уже не ограничивались только наблюдениями за действиями противника, но и не бросались безрассудно на врага, они занимали укрепленные позиции, стремились упрочить положение Рима в районе, ставшем театром военных действий, вступали в бой, когда победа обещала серьезные результаты, а поражение не грозило гибелью. В то же время Ганнибал в ходе многолетней войны терял своих ветеранов — основное ядро армии — и должен был их заменять новобранцами — италиками и галлами.[91]

Результаты войны показывают, что, какими бы расчетами ни руководствовался Ганнибал, они оказались ошибочными, привели его к поражению и гибели. Весь последующий ход событий свидетельствует: если у Ганнибала и была когда-нибудь реальная возможность добиться окончательной победы, то только сразу же после Канн и только прямым ударом на Рим. После Канн, которые стали действительно переломным пунктом в ходе войны, Ганнибал, вероятно не желавший рисковать плодами столь блестящей победы и, судя по всему, не имевший определенного плана военных действий, не сумел захватить главного — стратегической инициативы — и потерял все.

I

В поисках союзников

Как бы то ни было, уже первые шаги Ганнибала свидетельствовали о том, что он считает войну оконченной, а себя — несомненным победителем. Рассказывали, что он отослал на родину три аттических медимна (около 157,59 л) золотых всаднических и сенаторских колец, снятых солдатами с убитых врагов [ср. у Диона, Касс., фрагм., 27; Орозий, 4, 16, 5], — трудно было более наглядно показать истинные масштабы римских потерь, то отчаянное положение, в котором очутились римляне. Однако одновременно Ганнибал решил сделать по отношению к Риму дружественный жест, приоткрыть дверь для переговоров, подать надежду на спасение от, казалось бы, неизбежной катастрофы.