Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование - Кирилл Николаев

Уже известный нам строитель Гассельгрен так вспоминал об этом периоде:

«Когда мы приступали к строительству в районе Ягодного, то там еще практически ничего не было, кроме нескольких избушек… Я взял геодезические данные, финансовые наметки и засел за составление плана застройки Ягодного. Особенно долго думать не пришлось (точнее, на это мне не отпустили много времени), и вскоре мой «генплан» ушел на согласование в УДС…

Одновременно я решал текущие производственные дела, занимался подготовкой временного жилья для прибывающих заключенных, а также — столовой, бани, магазина, гаража. С помощью десятника-заключенного мы установили 10-метровую палатку на двадцать человек… Когда прибыли люди и пустили пилораму, столярку, то началось возведение рубленных домов. Они были двух-, восьми- и шестнадцатиквартирные.

Рабочие-заключенные проявляли инициативу, вносили дельные предложения, которые фиксировались, заносились им в актив, как и все прочее, характеризующее работу. Тогда уже разворачивалось стахановское движение, дававшее дополнительные льготы. Получить их, сократить срок заключения стремились почти все лагерники»92.

Но о Ягодном Берзин не думал. В то же время ему хотелось скорее уйти из сырого и ветренного Нагаево. В своих докладах и отчетах он все более настойчиво именовал этот административный поселок «временным административным пунктом» или «Нагаевской базой».

Весной 1936 года директор треста поручил недавно организованному Управлению горнопромышленного строительства провести изыскания нескольких вариантов площадок под будущий город. В этой работе участвовал молодой тогда инженер-строитель И. И. Лукин. Он вспоминал потом, что кроме поиска площадок на берегах реки Колымы они проводили изыскания и недалеко от Нагаево — около 47-го и 72-го километров основной трассы.

По результатам всех изысканий Берзин собрал совещание.

Доклад с технико-экономическими сравнениями всех вариантов размещения будущего города сделал главный инженер проектного отдела Дальстроя В. Г. Вишняков.

«Увы, — пишет Лукин, — мнения о месте строительства будущего города разделились. Часть товарищей, в том числе В. Д. Мордухай-Болтовской, поддерживали предложение Э. П. Берзина, аргументировав свою позицию тем, что размещение административного центра в районе Таскана, на острове, позволит использовать реку Колыму для доставки грузов, поступающих Северным морским путем. Кроме того, здесь большие запасы местных строительных материалов, использование которых поможет построить город более быстрыми темпами»83.

Однако вторая группа участников совещания доказывала недопустимость большой удаленности города от морского порта и рекомендовала строить административный центр в районе 47-го километра основной трассы. В этом месте большая чаша речной долины, окруженная пологими сопками, создавала благоприятный микроклимат. Не было приморской сырости и постоянного ветра, летние температуры позволяли вызревать там картошке и капусте.

«Лично я, — вспоминал Лукин, — был убежден в непригодности острова для размещения на нем города. Проведя на месте топографические и инженерно-геологические работы, нам невольно приходилось очень тщательно осматривать места, где имелись какие-либо признаки бывших паводков… Закончив изыскания, мы очень хорошо поняли свирепый нрав таежных рек во время паводков, когда вода в них поднималась от полутора до двух, а то и до трех метров.

Хотелось взять слово и поддержать отрицающих строительство города на острове. К сожалению, нас не приглашали к разговору, а «выскакивать» в то время не было принято. Начальника Дальстроя интересовало мнение только своих работников.

…Эдуард Петрович Берзин отдал предпочтение Тасканскому варианту».

Так была окончательно выбрана площадка будущего города — центра всего Дальстроя. Это был остров на реке Колыме площадью в два с половиной квадратных километра почти напротив устья впадавшей сюда реки Таскан и территория на левом берегу Колымы вблизи острова.

Вслед за изыскателями Берзин сам приехал на площадку. Он остался доволен выбором. Зеленую тайгу прорезала могучая и, как казалось, спокойная река. Прииски — близко, руководить золотодобычей будет легче.

На материковой части городской площадки по проекту планировалось расположить производственные помещения, а на острове — служебные здания администрации Дальстроя, жилые дома, культурно-бытовые сооружения. Из директорского резерва Берзин выделил средства, чтобы форсировать строительство этой Колымской Венеции. К концу 1936 года на Таскана уже были возведены первые жилые и административные здания объемом около 7 тысяч кубометров, начато строительство электростанции.

Директор особого треста Берзин был художником по образованию. Окончив Берлинское художественное училище, он мечтал стать архитектором. Неожиданная мясорубка Гражданской войны поломала его планы и сделала кадровым чекистом. Но, видно, в душе осталась невысказанная светлая полоска. По воспоминаниям его близких известно, что иногда, очень редко, он брал в руки кисть и писал натюрморты. Сохранились только два. На одной стороне небольшой картонки — маслом: небрежно брошенные темно-вишневые розы на краю обеденного стола, Сумрачно. Одиноко. Тревожно.

На обороте картонки — набросок пейзажа, более светлый и жизнерадостный.

Наверное, утверждая фантастический проект строительства Колымской Венеции в русле непредсказуемой, бешеной горной реки Колымы, этот человек хотел вырваться из жестокой прозы дальстроевской повседневности.

Жизнь ломала его ежечасно. Многие современники, мы видели, вспоминали о нем как о простом и скромном человеке. Но имел ли право директор особого треста оставаться простым и скромным?

Неограниченная его власть простиралась на огромные пространства Северо-Востока, десятки тысяч вольных и заключенных подчинялись только его приказу. Любого мог он вознести, а моги — уничтожить.

В стране в 30-е годы ускоренно формировалась система вождей: от самого «любимого отца и учителя» до небольших божков местного значения. Система, которая вознесла Берзина в наместники Колымы, не позволяла ему оставаться незаметным и оставлять незаметными вождей московских.

Еще в 1934 году производственный участок одного из золотодобывающих приисков Берзин назвал именем Ягоды. По Колыме плавал речной пароход «Генрих Ягода», а когда в Голландии директор треста купил океанское судно, оно украсилось той же фамилией родного наркома. Построенный в Нагаево клуб для сотрудников Севвостлага назвали «имени Ягоды». А когда в 1935 году там открыли поселковый парк, он тоже получил это имя.