Три жизни Жюля Верна - Кирилл Андреев

В одной этой фразе заключается зародыш идеи реактивного движения в пустоте, идеи, впервые воплощенной в техническом проекте Кибальчича и развитой в стройную теорию Циолковским.

расчеты профессора математики, сведения из «Астрономии» Араго, перечисление названий лунных гор, кратеров и «морей» вряд ли могли составить занимательную книгу, а тем более художественное произведение. Нужен был живой герой, умеющий не только добросовестно излагать прочитанное, но и видеть мир чудесно преображенным, герой, не послушно следующий за автором, но вступающий с ним в спор, по-своему переиначивающий строгие схемы Барбикена и Николя. Только появление такого героя на страницах книги могло решить ее успех.

Все действующие лица первого романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» были англичанами и шотландцами. Для французского писателя это было некоторой экстравагантностью. Но роман был фантастическим (термина «научно-фантастический» тогда еще не существовало), и поэтому никто не обратил на это особенного внимания. Однако во втором романе читатели столкнулись с тем же фактом. Правда, первая часть его называлась «Англичане на Северном полюсе», а в характере капитана Гаттераса, сказавшего: «если бы я не был англичанином, то хотел бы им стать», содержалось некоторое оправдание того, что экипаж «форварда» был укомплектован исключительно из англичан. И, однако, читающая Франция пришла в некоторое недоумение. В недавно опубликованной переписке Жюля Верна с Этселем сохранились два письма: в одном издатель настаивает на том, чтобы в экспедицию капитана Гаттераса был включен хотя бы один француз, в другом – ответном – писатель утверждает, что это совершенно невозможно, так как нарушило бы весь замысел. Но почему появился такой замысел?

В следующем, «вулканическом романе» прототип героя, французский геолог Сен-Клер, превратился в немецкого профессора. Проектировщики и строители межпланетного орудия – сплошь американцы. Это уже начинало выглядеть, как некоторая система… Трудно, очень трудно было Жюлю Верну назвать своих героев французами, не противопоставив их наполеоновской Франции. Конечно, Жюль Верн брал своих героев из окружавшей его жизни: недаром в эти годы он встречался с инженерами, изобретателями, путешественниками, учеными. Он не списывал их характеры с натуры, – он творчески воссоздавал их, комбинируя действительность с вымыслом, и все же герои его первых книг были героями абстрактными, вне времени и пространства, – пусть они назывались англичанами, шотландцами, немцами, американцами… А нужен был герой реальный, непосредственно перенесенный из действительности, человек трех измерений, представитель не отвлеченного «человечества», но той Франции, которую Жюль Верн мог противопоставить ненавистной ему империи.

И такой герой нашелся. Он властно вошел в роман, как вихрь влетает в душную комнату, и словно ветер забушевал на ее страницах. Этот герой был больше чем созданием фантазии автора – он был его старым другом. Звали его Мишель Ардан, или, если переставить буквы в его фамилии, Надар… По крайней мере, знаменитый авиатор был его прототипом.

Жюль Верн не потерял из виду своего старого друга. Вскоре после полета на шаре «Гигант» Надар охладел к этому средству транспорта. В конце 1863 года он издал «Манифест воздушного управляемого передвижения», перепечатанный газетами всего мира… Кто знает, быть может, завтра Надар атакует безвоздушное пространство? Жюль Верн легко мог представить себе Надара где угодно, хотя бы на Луне… Так Надар превратился в Ардана, героя романов «От Земли до Луны», «Вокруг Луны».

Четыре романа, в которых разрешены четыре самые злободневные задачи, стоявшие в те годы перед наукой: управляемое воздухоплавание, загадка подземного мира, достижение полюса, полет в мировом пространстве. И во всех этих книгах нет ни одной героини, – мог ли поверить в это любой французский издатель до появления серии «Необыкновенных путешествий»?

А герои? До сих пор Жюль Верн наделял своих абстрактных героев лишь отдельными живыми чертами – теми качествами своих современников, которые он считал характерными для людей завтрашнего дня. Но действительно ли Жюль Верн создал в эти годы нового героя, о котором можно было сказать: вот подлинный человек будущего?

Открытие мира

Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, – сказал однажды Жюль Верн, – все это всегда будет ниже действительности. Настанет время, когда достижения науки превзойдут самое смелое воображение».

Эти слова лучше всего говорят о том, что знаменитый французский писатель совсем не считал себя обитателем Страны мечты, как утверждают некоторые его биографы, и не считал себя человеком, далеко заглянувшим вперед в будущее человечества. Наоборот, он жадно стремился успеть за своей эпохой.

Летом 1863 года, всего через несколько месяцев после выхода в свет романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре», прославившего во всем мире идею управляемого воздухоплавания, неожиданно сам Надар, создатель «Гиганта», бывшего прототипом «Виктории», выступил с новой, революционной идеей летательных аппаратов тяжелее воздуха. Надар, моряк и писатель де ля Ландель, и изобретатель Понтон д'Амекур, страстные пропагандисты новой идеи, чтобы собрать необходимые средства, выпустили специальный «Манифест», строки из которого цитировались газетами и журналами, звучали с парламентской трибуны и волновали сердца парижан и всей Франции.

«Причиной того, что все попытки добиться управляемости аэростата в течение восьмидесяти лет терпят неудачи, является сам аэростат. Другими словами, безумие вести борьбу с воздухом с помощью снарядов, которые сами легче воздуха.

По своей идее и по свойствам той среды, которая его носит в себе, и по своей воле аэростат никогда не будет судном, – он рожден поплавком и поплавком останется навсегда.

Нужно взять за основу обратное положение и так формулировать новый закон: чтобы вести борьбу с воздухом, нужно создать машины более тяжелые, чем воздух…

Мы не публикуем нового закона; этот закон был формулирован в 1768 году, то есть за пятнадцать лет до подъема первого монгольфьера, когда инженер Пауктон предсказал будущую роль винта в воздушном сообщении, речь идет лишь о разумном применении уже известных явлений…

Винт, святой винт, как сказал однажды известный математик, поднимает нас в воздух, проникая в него, как бурав в дерево…

Каждая эпоха оставляет свой след в истории веков. Мы несколько в долгу у нашего века, века пара и электричества и фотографии: мы обязаны дать ему еще воздушную навигацию…»