Вечная любовь - Шелли Такер

Но губы ее были такими мягкими и сладостными, такими полными и соблазнительными, какими он их и представлял с того самого момента, как увидел ее. Как увидел ее во сне. Пальцы Авриль сжались на его обнаженных плечах, но она не оттолкнула его.

Наоборот, обмякла в его руках, и из ее горла вырвался возглас, исполненный такого же страстного желания. Она прижалась к нему, словно потеряв вдруг опору под ногами.

Хок обнял ее еще крепче, сердце его затрепетало, и град внезапно ошеломивших чувств исторг у него из груди сдавленный хрип. Плащ Авриль был распахнут, и Хок ощущал прикосновение мягкого, податливого, теплого тела, тяжесть палившихся грудей с затвердевшими сосками под тонкой тканью рубашки — единственным, что их теперь разделяло.

Даже раздвигая языком ее губы, он отчаянно боролся с собой, чтобы не потерять рассудка. Сохранить контроль над своими поступками. Но когда губы Авриль разомкнулись, уступив его натиску, — Хок пропал.

Проникая все глубже в эту знойную бездну, он с жадностью коснулся языком ее языка. Он жаждал ее дыхания, ее тела. ее близости. Он жаждал ее. Авриль. Дикую и неуправляемую. нежную и послушную. Жаждал ее губ, мучительно жарких под его ласкающими губами.

Ее ногти оставляли на его коже следы вырвавшейся наружу страсти. Жесткая щетина царапала ей кожу. Мысли смешались в голове Хока. Отнюдь не добродетельные мысли.

Существовал способ уговорить жену смириться с жизнью на острове. Принять ее. Способ, который им обоим доставит наслаждение.

Медленно опускаясь на колени, Хок потянул Авриль за собой. Лишь по дрожи, сотрясавшей ее, да слабому невнятному звуку, вырвавшемуся из груди, можно было догадаться о все еще смущавших ее сомнениях.

— Ш-ш-ш-ш, — тихо прошептал Хок, легко, словно перышком, проводя губами по ее подбородку. — Есть многое, что тебе здесь, на Асгарде, понравится. Авриль. — Его хрипловатый голос звучал глубоко и страстно, как мольба. — Вот увидишь. — Он слегка надавил на какую-то чувствительную точку под ухом. — Вот увидишь…

— Хок…

— Если ты этого не хочешь, скажи лишь слово — я остановлюсь. — Его рука скользнула ей под плащ.

— Я н-н-не… — Она задохнулась, ощутив, как его пальцы ласкают ее сквозь тонкую ткань рубашки. — Я н-н-не…

— Выражайтесь поточнее, миледи, — пробормотал Хок. — Чего вы «н-н-не»? Вы не хотите вот этого? — Он ласково лизнул языком ту самую чувствительную точку под ухом и слегка прихватил кожу зубами — Авриль задрожала. — Или вот этого? — Он пробежал пальцами по изящному изгибу ее позвоночника…

Авриль закусила нижнюю губу, зажмурилась и впилась ногтями ему в плечи. Он сам весь дрожал от нетерпения, сжимая ее все крепче и крепче.

— На женском теле есть множество необычайно чувствительных мест, — шептал он. — Мудрый муж постепенно открывает их одну за другой. Одну… — поцеловал он ее в губы, — за… — прижался он губами к ложбинке на шее, — другой…

Хок ослабил объятие, и Авриль опустилась спиной па песок, а он потянулся к подолу ее рубашки. Когда она пошевелилась под ним и ее мягкие бедра коснулись его восставшей плоти, Хок судорожно, со всхлипом втянул воздух ртом.

Авриль вскрикнула и окаменела в его руках, часто моргая, словно только что проснулась:

— Нет…

— Авриль, — прошептал он, сжимая ее и прижимаясь губами к ее губам.

Она бешено сопротивлялась:

— Нет! Отпустите меня! — Эти холодные, пугающие слова пронзили его, словно сталь клинка, и хоть глаза ее все еще были темны от страсти, а губы источали аромат их лобзаний, Хок не стал возражать.

Он отпустил ее. Что еще оставалось делать? Он не хотел брать ее силой.

Авриль вскочила на ноги и попятилась, кутаясь в плащ. Было видно, как ее бьет дрожь.

— Я не могу… — Она тяжело, прерывисто дышала и отчаянно трясла головой. — Я не могу остаться здесь! — Слова звучали, как сдавленные рыдания. Потом она повернулась и побежала.

Хок тоже проворно вскочил и чуть было не бросился за ней, но одернул себя. Морской бриз быстро высушил испарину, покрывшую его тело, и рассеял туман, заволакивавший мозги. О темная дочь Локи, что я делаю!

Как это получилось, что одного поцелуя ему оказалось достаточно, чтобы потерять голову?

Нет, он не желает знать ответ на этот вопрос. Он лишь удовлетворял физическое влечение, ставшее болезненно острым. И старался показать Авриль некоторые удовольствия, которые предлагает Асгард. Он должен был уговорить ее предаться этим удовольствиям добровольно, доставить ей наслаждение и сделать счастливой.

Вместо этого он напугал ее, зашел слишком далеко и сделал это слишком быстро. Он совершил ошибку и больше ее не повторит.

Хок забросал тлеющие угли песком, поддевая его пальцами ноги, подхватил меч, мешок и последовал за Авриль, отнюдь не предвкушая удовольствия от обязанностей, которыми был обременен. Поскольку Торолф исчез, придется не спускать глаз с непоседливой женушки, не отпускать ее от себя ни на шаг.

Придется также бороться с искушением, предоставив ей возможность постепенно привыкнуть к новой жизни, новому дому, к нему самому.

Ему остается лишь сохранять твердость духа. Йа, подумал он, быстро шагая вдоль берега, твердость, необходимую умирающему от голода, чтобы отказаться от пищи. Или страдающему от жажды, чтобы удержаться и не отпить из наполненной до краев, манящей, восхитительной чаши, до которой так легко дотянуться.

Торолф прятался в тени на безопасном расстоянии от ванингсхуса Вэлбренда. Он ждал. Терпеливо. Поглаживая большим пальцем поверхность изящного флакона, который держал в руке, он повторял про себя то, что задумал много лет назад и с тех пор лелеял как самое заветное желание. Какое значение в сравнении со столькими годами имел еще час-другой!

Особенно если по прошествии их сладость мщения сольется, со сладостью свободы.

После унижения, пережитого в альтинге, он мечтал о мести едва ли не больше, чем о свободе. Это было в последний раз, когда воктеру удалось его обыграть.

На сей раз партия останется за ним.

Наконец появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном, но Вэлбренд следовал за ней всего в нескольких шагах.

Торолф оскалился и застонал от досады. Как этот Вэлбренд любит разрушать его планы! Вот опять! Стоило Торолфу узнать, что воктер неожиданно оставил свою молодую жену в одиночестве, как тот так же неожиданно вернулся к ней.

Словно нарочно заманивал и сбивал Торолфа с толку.

Но ведь этого быть не может! Он не мог знать. Никто не знал.

Торолф беспокойно переступил с ноги на ногу, не выпуская флакона из рук. «Клянусь кровью Квасира, если придется провести еще хоть день на этих проклятых скалах, я сойду с ума! — подумал он. — Я не овца, как другие, довольные своими мирными, безмятежными, унылыми жизнями. Я создан для большего».