Удалить эту запись? - Лариса Романовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я говорю: «Ты добрый, как мой Марсик». И он не стал шутить. Ненавижу, когда люди шутят, чтобы сделать вид, что не больно и не плохо. Иногда нельзя так шутить! У Паши собаки не было, был кот. Поэтому он понимает, что в таком разговоре шутить нельзя.
Нас от нашего класса на этот раз было девять. Я не знаю, поедем мы в следующий раз или нет и с кем. Сончита у ВМ спросила раньше, чем я об этом подумала до конца: «А вы свой следующий класс будете сюда возить?» А ВМ пожала плечами. И Олеся-литераторша тоже. Потому что никто не знает, что там будет потом.
Сончита сказала, что она все равно еще приедет. Даже если у нас будет другая классручка и она нас сюда не захочет везти. Я тоже. Мне кажется, я сегодня сделала еще один шаг из гусеницы в бабочку. Это очень пафосно. И я все равно эгоистка. Но и бабочка тоже.
* * *
Блог человека можно найти по дате его рождения.
Вы действительно хотите удалить эту запись? Да.
* * *
По ночам здесь взмывают вверх и такси, и скорые.
Как чужая планета — большая окраина города.
Ты идешь в темноте, обходя на асфальте вмятины.
Осторожно неся на руках что-то очень мягкое.
И кричишь, глядя вверх, в безнадежную пустоту.
Понимая, что крик бесполезен, как вызов скорой.
«Господи! Эй! А в раю точно есть обои?!
Ты их точно дашь разодрать моему коту?!»
Стихи из сети, автора не знаю, очень в тему.
* * *
Это опять неправда. Я знаю, кто написал эти стихи.
Вы действительно хотите удалить эту запись? Да.
* * *
Рисуем с Пашкой в скайпе карикатуры на учителей для последнего звонка. Такие, чтобы не обидно было. Придумали Олесю Александровну в обнимку с новыми поэтами по фамилии Анапест, Дактиль и не помню третий стихотворный размер. Послали эскиз ВМ. Она одобрила. А карикатура на саму ВМ будет называться «В базарный день». О том, что каждому из нас цена три копейки, а все вместе мы девятый «В». То есть сокровище бесценное. Глупо, но это правда!
* * *
Оказывается, всего один разговор может столько всего поменять в жизни, поменять самого человека. Я думала, так бывает только в кино или в книгах. Я сама сейчас как в фильме про себя. Один разговор, один шаг. Это банально. (Банальное слово «банально».) И говорить «Я тебя люблю» тоже банально.
Вы действительно хотите удалить эту запись? Да.
* * *
Мы в апреле писали ГИА по русскому в «Пентагоне». Это школа за поликлиникой, ее так назвали, еще когда моя мама была маленькой. А сейчас Сончита написала, что девочка из той школы, где мы его писали, русский завалила, а потом пришла домой и повесилась.
Страшно. Теория пяти рукопожатий. Цепочка из нескольких звеньев. И от тебя до смерти всего одно звено. Может быть, эта девочка сдавала свой ГИА как раз у нас в школе. Может, в нашем кабинете у нашей Олеси. И за моей партой. И я могла быть вместо нее. Не могла бы. НЕТ!
Как хорошо, что мой мам меня любит.
Я эгоистка, я знаю. Но это правда. Хорошо, что мы помирились. Потому что, если бы нет, я бы думала, что мам — мой враг. И от этого тоже не стала бы жить. Не специально, а по ошибке. Потому что трудно жить, когда думаешь, что тебя никто не любит. Так не бывает. Просто когда тебе плохо, ты как будто глохнешь от боли. И не слышишь, как к тебе обращаются. Не словами, а любовью.
Мысли какие-то не мои. Словно я их под диктовку писала. Словно я не я.
* * *
Пошла перечитала свой самый первый блог, который вела еще до девятого класса. Там красные буквы на черном фоне, сплошная «моя жизнь навсегда искалечена» и инициалы, которые я теперь не могу разобрать. И в комментах никнеймы, про которые я ничего не помню, а тогда мне эти люди казались самыми близкими и дорогими, дороже реальных, тех, кто рядом. А бывает так, что человек одновременно в сети и в реале одинаково близкий и дорогой. И буквами какие-то вещи писать легче.
Но красные буквы на черном фоне! У меня мозг взрывается и глаза вместе с ним! Ничего не разобрать. И хорошо, что не разобрать. Глупости.
Я меняла никнейм четыре раза. А Лилька — не помню сколько. И я даже не помню, что значат эти никнеймы. И пароли от своих старых дневников. Надо дальше готовиться, а я перечитываю свои записи. И дивлюсь: какая девочка глупенькая. Бр-р-р!
Если бы я с собой прошлой встретилась, я бы подумала: «Какая эта Вера дура». А она бы, наверное, подумала: «И чего эта Вера так выделывается, умную из себя строит». А вслух бы мы, наверное, говорили: «Не могу поверить, что я — это ты!» И потом хором такие: «Укуси меня енот!» Я как будто стала самой себе старшая сестра!
* * *
Я сейчас попробую написать про то, что было в доме престарелых. Я все время про это думаю. Как будто воспоминание — это молочный зуб. Я его расшатаю, он выпадет и меня отпустит. Я даже губы все время облизываю, когда вспоминаю. Как будто вправду зуб шатается.
Когда мы туда приехали, нас встретила тетечка-администратор и велела всем надеть гимнастерки. А ВМ говорила, что можно ехать в чем угодно, лишь бы аккуратно. А Олеся своим пятиклашкам сказала про белый верх и темный низ. Мы были разные. А теперь сверху на нас был этот камуфляж.
Мы в нем были не похожи на солдат. Особенно маленькие девочки из Олесиного пятого класса — им эти гимнастерки были по самые гольфы. Это было как в дурацких снах, когда, например, приходишь в школу в ночной рубашке и как будто так и надо. Тут тоже казалось, что это сон. Нелепо.
Особенно песни, которые пели пятиклассники. Про прадедушку, который прошел войну до самого Берлина.
Если бы это было в школе, я
