Очерки по истории церкви - Сергей Мансуров

Во что обращалось христианство этих «образованных» людей, можно видеть на примере одного из самых выдающихся гностиков того времени — Валентина.

Гностик Валентин и о гностицизме вообще

Родился Валентин в Египте. В Александрии он начал свою деятельность (по свидетельству святого Епифания [Кипрского]). Здесь, в этом средоточии языческой и иудейской культуры и мысли, он получил, видимо, блестящее греческое образование. Около 140 г., при папе Игине (Гигине) он перебрался в Рим, где имел немалый успех: чуть было не сделался епископом (см. у Тертуллиана[149]). но ему все же предпочли брата святого Ерма — святого епископа Пия.

В этом предпочтении Пия, видимо, сказался плод многолетнего пророческого служения Ерма, когда одна из древнейших Церквей удержана была на краю бездны. Ибо что оставалось христианского в учении Валентина? Почти одни только имена, оболочка христианского учения, в которую влилось совершенно чуждое содержание.

Для обличения и борьбы с Валентином и другими еретиками, которые умножились с середины II в. и нахлынули в Рим, требовались иные дарования, чем дарования Ерма или его брата Пия. Потребовалась богословская глубина и ясность малоазийцев, которой не хватало у римлян (см., например, неясную притчу Ерма о Сыне Божием, «Пастырь», подобие пятое. Ерм, видимо, плохо усваивал то, что было богословского в наставлениях являвшегося ему Ангела).

На помощь Римской Церкви пришли святой Поликарп Смирнский и его ученики святой Иустин Философ, святой Ириней Лионский и его ученик Николай и другие.

Опасность была велика. Самая жизненная задача всего направления гностицизма, блестящим выразителем которого был Валентин, была иная, чем в христианстве.

Гностицизм (от греческого «гносис» — знание) искал и давал «знание». Спасение, искупление, преображение человечества и мира, которое было средоточием дела Спасителя, у гностиков считались излишними и не имели должного места в их учениях. Судьба вещественного мира — неизбежная гибель, а не преображение. Человечество же, по их учению, разделялось на три рода людей, участь которых была также фаталистически предопределена их различною природою.

Одни — пневматики (духовные) — носители духа (гностики по самой своей духовной природе), неизбежно спасались — выходили в конце концов в область божественного духа; другие — илики (вещественные), т. е. язычники, которые неизбежно погибали вместе с материей, и, наконец, психики (душевные) — обыкновенные христиане, нуждавшиеся в спасении и Спасителе. По учению гностиков, они должны бороться с грехом и спасаться добрыми делами. Но их судьба была предрешена их духовными задатками: души были злы и добры по природе, а не по свободной воле, которая могла бы с помощью благодати Христовой созидать свое спасение, возрождаться после падения. По учению Валентина, дело Спасителя сводилось к тому, чтобы в своей жизни и в учении лишь отобразить в мире (ксноме) происходившее в Божественной области (плироме) и пневматикам дать высшее познание (гносис). Христос — только Высший Учитель, Божественный Философ-Богослов, поучающий к тому способных высшей Божественной мудрости. Самая мудрость эта сводилась к философско-богословской системе Валентина.

Валентину, будто бы, по тайному преданию от апостолов была раскрыта тайна Божественной жизни, неизвестная Церкви. Сущность этой тайны сводилась к тому, что созданию мира предшествовало саморазвитие или самораскрытие Божества.

Валентин учил, что из одного начала образуется тридцать божественных существ — «эонов», т. е. вечносущих (нечто вроде идей Платона, мистически понятых). Эти зоны все вместе образуют Полноту (по-гречески «плирому») Божества. В событиях жизни Плиромы Валентин думал разгадать причину создания мира и его судьбу. Видимо, всё его искусное и искусственное построение пыталось разрешить философскую проблему — найти в христианских догматах рациональное объяснение, почему и как совершился переход от единой бесконечной Божественной жизни к многообразию конечных творений.

То, на что отказывалось давать ответ Писание, гностики стремились вычитать с помощью фантастических толкований и будто бы тайных преданий и тем самым соединяли христианские догматы с религиозно-философскими умозрениями язычества.

Вот ход мысли в системе Валентина.

Превыше всего пребывало Божественное Первоначало, или Глубина, или Первоотец всего. Этот Первоотец стал порождать многообразие новых жизней, ибо имел Созерцание, или Мысль (которая называется также молчанием, так как она первоначально молчала, ничего еще не выражала).

Эта Мысль «восхотела порвать узы Молчания и увлекла своим обаянием само Величие, т. е. Первоначало, или Праотца, и, соединившись с ним, показала Отца Истины». От этого брачного соединения родилась новая пара божественных существ, а от них еще новые, и так далее, которые с разных сторон и частично являли первоначальную Глубину. Они показывали прежде всего ему самому, что такое он сам, причем каждый эон в отдельности, как частичное выражение Глубины, не постигал ее. Только перворожденный Ум, или Единородный, как ближайшее к Первоначалу прождение, постигал его в Полноте. В пару к Единородному была порождена Истина. Вместе с Первоотцом и Мыслью они составляли первую совершенную четверицу. Ум и Истина рождают Слово и Жизнь, от них рождаются Человек и Церковь. Таков состав совершенной седмерицы.

В дальнейшем от Слова и Жизни порождается пять пар эонов, а от Человека и Церкви — шесть. Всего получается тридцать эонов, которые составляют первоначально полноту Божественной жизни.

Сверх этого в Плироме есть еще безбрачный Предел, или Крест — начало, разделяющее и закрепляющее каждый вид бытия на своем месте. Но у этого совершенного бытия тридцати эонов оказался недостаток, послуживший причиной дальнейших событий в этой божественной жизни и, в конце концов, создания мира.

В Плироме каждое новое порождение, каждый новый зон возникал все дальше от первоначальной Глубины, источника своего бытия, и потому все меньше способен был его постигать. Однако каждому зону присуще было это стремление узнать свое Первоначало. И чем меньше было знания, тем больше к нему стремления.

Последним порождением эонов были Вожделенный и Мудрость (по-гречески София). У Софии, последнего из эонов, всего больше было неудовлетворенного стремления к познанию Первоначала. Это стремление, развившись до страсти, вызвало разрыв с ее Вожделенным, и она устремилась в Бездну (Глубину) и могла погибнуть в ней, если бы не Предел, который все водворяет на свое место. Он удерживает и Софию. Но раз возникшая страсть Софии породила новое несовершенное существо. Оно, как лишенное отца, было бесформенным, жалким выкидышем из Плиромы.

Чтобы избавить Плирому от томления, от неудовлетворенного познания, чтобы привести все к равновесию и прежней красоте, Ум и Истина (ближайшая к Первоначалу пара) рождают еще пару эонов — Христа и Духа Святого (на восточных языках дух, как у нас душа, женского рода).

Эта новая пара освобождает Мудрость от ее страсти, возвращает супругу Вожделенному, а Предел выбрасывает порождение страсти Софии из области Плиромы. Всем зонам поровну сообщаются дарования. Наступило всеобщее успокоение, блаженство, в порыве которого все зоны совместным творческим усилием создают совершеннейший плод всей Плиромы — Иисуса (он же Спаситель) в честь и славу Общего Первоначала.

Иисус не имеет соответствующего себе женского существа. Его назначение — спасти выброшенный из Плиромы несовершенный плод Софии. Но у этого существа, его имя Ахамот (то же, что по-еврейски Премудрость), до спасения есть своя особая, сложная жизнь.

Сперва выброшенная из Плиромы Ахамот носится где-то без формы и вида, около границы Плиромы. Но вновь порожденный зон Христос, все устроивший и успокоивший в Плироме, сжалился над Ахамот и дал ей вид и форму. Он коснулся ее через Предел, «простерши руку на Кресте», чему отобразом было позднее распятие Спасителя. Прикосновение Это в Ахамот пробудило жизнь Духа, но не дало еще сознания (и самосознания). Неудовлетворенная Ахамот устремилась вслед за увиденным Христом, но путь в Плирому преградил ей Крест (или Предел), как некогда и матери ее Софии, устремившейся к первоначальной Глубине. В Ахамот пробудились томление, страх, слезы, отчаяние. После мольбы и обращения к Плироме ее освобождает от всего этого тягостного явившийся совершеннейший плод Плиромы — Иисус, окруженный ангелами.

От созерцания Иисуса и его ангелов и из своих прежних душевных состояний: страха, томления, слез и горя Ахамот создает три природы: духовную, душевную и вещественную. Над духовной природой, которая связана с созерцанием зона Иисуса, Ахамот не властна. Духовность связана с Плиромой, а Ахамот властвует среди душевного и вещественного. Здесь она вручает дальнейшее творчество своему созданию — Демиургу (творцу с душевной природой). Это, по мнению Валентина, Бог Израилев. Сама Ахамот после создания Демиурга удалилась на восьмое небо, где пребывала незнаемая даже Демиургом. В дальнейшем он действует в жизни мира вплоть до времени пришествия на землю Иисуса Спасителя. Демиург весьма несовершенен. Он не имеет духовной природы и слепо, как бы по инстинкту, воспроизводит в своем творчества образ Плиромы, которой он не знает. Не знает он даже свою мать Ахамот, она скрылась от него. Поэтому Демиург считает себя единственным Богом и Творцом, о чем и учил евреев.