Очерки по истории церкви - Сергей Мансуров

К началу II в. святой Ипполит Римский насчитывает уже тридцать две таких попытки «исправить» христианство. Некоторые из этих попыток привлекли немало последователей. Так, Маркион (около середины II в.), положивший начало учению о двух Богах — христианском и ветхозаветном, добром и злом, — по словам святого Иустина, своего современника, «убедил множество людей», и «во всех сторонах многие слушают его» [137]. Большим успехом пользовался и Валентин, другой гностический мудрец (140–160 гг.), исследовавший небо вдоль и поперек так, что внимавшим ему вся божественная жизнь до и после сотворения мира становилась яснее, чем земная, в которой, по справедливому замечанию святого Иринея, часто приходится сознаваться в незнании.

Валентин едва не попал в епископы одной из крупнейших христианских Церквей (Римской или Александрийской). В общем, каждая из этих тридцати двух систем навербовала большее или меньшее количество приверженцев, терзая Церковь.

«Как овцы, умыкаемые волками, — писал святой Иустин об увлекавшихся этим учением христианах II в., — они глупейшим образом предают себя на съедение этих атеистических учений и демонов»[138].

Но так же быстро, как эти еретики II в. появились, — так же быстро они теряли всякое значение и постепенно вовсе исчезали. Скорой победе христианства над этими искажениями немало послужила личность святого Поликарпа Смирнского.

Произволу человеческих мыслей и систем он твердо противопоставил Божественное откровение Христово, проповеданное изначала апостолами. «Обратимся, — учил он, — к преданному изначала слову» (Филип. 7). Он его сам слышал из уст апостолов, и это было то самое учение, которое соблюдалось Церковью. Он свидетельствовал его в течение всей своей святой и долгой жизни.

Гностики и другие еретики II в., не будучи учениками апостолов, похвалялись, что они получили от них особо углубленное, тайное учение, неизвестное Церкви.

Им противостали малоазийские наставники (старцы) во главе со святым Поликарпом, действительные ученики апостолов. Они засвидетельствовали, что апостолы учили не иному, чем Церковь. Произвольным и ухищренным еретическим толкованиям Новозаветного Писания они противопоставили то церковное его понимание, которое приобрели, будучи учениками апостолов и обращаясь «со многими из видевших нашего Господа» (святой Ириней)[139].

Гностики думали проникнуть в небесное, изъяснить происхождение и рождение (развитие) Самого Бога, Его Мысли и Слова, Жизни Христа, но, говоря словами святого Иринея, «не великое что-либо и сокровенное таинство» открывали, а попросту переносили на Единородное Слово Божие и на всю Божественную жизнь свойства земной жизни, составляя понятие о Боге «по человеческим страстям». Уподобляя Слово Божие произносимому слову человеческому или звукам и слогам, они думали этим все объяснить. Они скрывали свои объяснения, как великую тайну; гордились ими, как высшим, по сравнению с Церковью, достижением. Святой Поликарп, близкий ученик Иоанна Богослова, мог, подобно другу своему святому Игнатию, сказать: «Ужели не могу написать вам о небесном…» Ведь сами гностики (Валентин, Гераклеон и др.) выставляли себя истолкователями учения именно этого апостола. Но святой Поликарп, истиннейший ученик, знал подлинные духовные потребности христианского устроения, избегал углубляться без нужды в то, что, умножая знания, не умножало любви и подлинного роста христианского духа. Тем более он удалялся произвольных ухищрений человеческого ума.

В противоположность широковещательным и утонченным «откровениям» еретических учителей, которые при случае давали понять, что они знают побольше апостолов и даже Христа Спасителя, печать скромности, простоты и любви легла на облик и слова великого малоазийского старца. Приведем отрывок их его послания к Филиппийцам: «Пишу вам, братья, о праведности не по собственному притязанию, но потому, что вы сами вызвали на то меня. Ибо ни мне, ни другому, подобно мне, нельзя достигнуть мудрости блаженного и славного Павла, который, находясь у вас, перед лицом живших тогда людей, ревностно и твердо преподавал слово истины, и после, удалившись от вас, писал вам послания. Вникая в них, вы можете получить назидание в данной вам вере, которая есть матерь всех нас, за которой следует надежда и которой пришествует любовь к Богу, ко Христу и ближнему. Кто в них пребывает, тот исполнил заповедь правды. Ибо имеющий любовь далек от всякого греха» (Филип. 3). Как мало похожи эти мысли на «откровения» Валентина и ему подобных и как они тесно примыкают к мыслям апостольским!

Вот другой отрывок из его послания: «Оставив суетные и ложные учения многих, обратимся к преданному изначала слову, будем бодрствовать в молитвах, пребывать в постах; в молитвах будем просить всевидящего Бога не ввести нас во искушение, как сказал Господь: дух бодр, но плоть немощна. Будем непрестанно пребывать в нашей надежде и залоге правды нашей — Иисусе Христе, Который грехи наши вознес на Своем Теле на древо и во устах у Которого не обрелось лжи и Который все претерпел ради нас, чтобы нам жить в Нем… Умоляю всех вас повиноваться слову правды и оказывать всякое терпение, как вы видели это своими очами не только в блаженном Игнатии, Зосиме и Руфе, но и в других из нас и в самом Павле и прочих апостолах. Будьте уверены, что все они не вотще подвизались, но в вере и правде, и пребывают в подобающем им месте у Господа, с Которым и страдали. Ибо они не нынешний век возлюбили, но Того, Кто за нас умер и за нас был воскрешен Богом» [гл. 7–9].

Как эти простые слова, эта преданность и близость к апостолам и их учению, внимание и любовь, устремленные ко Христу, совершенно несовместимы с бесконечными «ухищрениями» и бесплодными рассуждениями гностиков с их «родословиями» небесных существ (эонов)!

У святого Поликарпа — подлинная вера, «которая влечет на высоту», и любовь, «которая служит необманным путем, возводящим к Богу».

Верен себе был святой Поликарп и в беседе с учениками. Как вспоминал много позже один из них — святой Ириней, — святой Поликарп в своих беседах рассказывал «о своем обращении с Иоанном (апостолом) и прочими самовидцами Господа… припоминая слова их и пересказывая, что слышал от них о Господе, Его чудесах и учении»[140].

В своих посланиях он всегда придерживался духа апостольских слов и учений, поясняя и развивая их мысль применительно к слушателям. По свидетельству святого Иринея, он писал Церквам и отдельным ученикам; до нас дошло одно лишь послание его к Филиппийцам.

Филиппийцы, которым он пишет, были учениками апостола Павла. Святой Поликарп прежде всего поощряет их углубляться в то, чему их учил апостол. Расширяя их христианский кругозор, он знакомит филиппийцев с деятельностью и наставлениями апостолов Петра и Иоанна, как менее им известных.

Послание святого Поликарпа проникнуто мыслями из посланий этих двух апостолов. К сожалению, в послании не указывается, что в нем почерпнуто из непосредственного общения и бесед с апостолами.

Речь святого Поликарпа при всей своей простоте имела какую-то вескость и значительность, как плод благодатной глубины его жизни. «Всякое слово, произнесенное его устами, уже сбылось или сбудется», — говорили его современники.

К нему прислушивались не в одной Малой Азии, его наставлений искали сравнительно отдаленные филиппийцы на далеком Западе; в Риме его приезд был событием, которое долго помнили.

В личности святого Поликарпа было что-то особенно привлекательное. Мы уже знаем, как полюбил его святой Игнатий. Идя на смерть, он писал ему: «Я преисполнен благодарности к Богу, что удостоился видеть непорочное лицо твое, которым желал бы всегда наслаждаться в Боге».

Даже враги, впервые увидевшие святого Поликарпа, покорялись святостью и простотой его благодатной личности. Понятно, как его любили и берегли близкие ему по вере. Эта любовь сказывалась и в мелких подробностях его жизни. Так, ему никогда не давали самому разуться, спеша прикоснуться к нему, чтобы хоть чем-нибудь выразить свою любовь и благоговение.

Его берегли и прятали до последней возможности от преследовавших язычников, пока он сам по воле Божией не счел более ненужным скрываться и не отдал себя в их руки.

Не только слова святого Поликарпа, но и походку, внешний облик, весь образ его жизни, обычные его выражения много лет спустя с любовью вспоминали его ученики.

Среди этих учеников были знатные и простые, рабы и придворные. Он хорошо был известен язычникам, которые считали его «отцом христиан, учителем Азии», и они долго помнили его после кончины. «Не было места, где бы о нем не говорили», — свидетельствует описание его кончины.

Сам внешний вид святого Поликарпа, почтенный и важный, особенно под старость, внушал уважение, но беседа его была простая и веселая. Он оставался таким и в минуту смертельной опасности. Он был ласков и к врагам, приветливо угощая отряд, который повел его на смерть. По Посланию к Филиппийцам видна его жалость и снисходительность к грешникам: он полон жалости к филиппийскому пресвитеру Валентину и его жене, обокравшим церковь.