Дикие земли - Евгений Щепетнов

— Это и дураку ясно, что решительно, ты только глянь на их рожи! Во сне приснятся — обмочишься! — ответил орку Бабакан. — Викор, ради богов, не допусти, чтобы… чтобы они пообедали моей ляжкой!

— Не все же тебе кого-то есть, — съехидничал Каран. — Не беспокойся, они ей отравятся. Ты когда мылся в последний раз? Мы тебя скормим им, чтобы они заболели, заразившись от твоей немытой ляжки, и передохли.

— Посмеешься скоро, — буркнул Бабакан и потянул из петли на седле свою здоровенную секиру.

Незнакомые орки направились к нам, выстроились в некое построение, что-то вроде боевого, и из их рядов выехал один всадник. Он ничем не выделялся среди остальных — ни ростом, ни статью, однако чувствовалось, что это и есть вождь.

Всадник подъехал к нам, осмотрел коней, нас, задержал взгляд на сидевшей рядом со мной Аранне и сказал:

— Приветствую вас. Я вождь племени гангуров Странт. Что вы делаете в наших землях?

— Приветствую. Я белый шаман Викор. Едем через эти земли.

— А кто вам давал разрешение ехать через наши земли? — Вождь говорил нудным голосом, как с двоечниками, не понимающими очевидного.

— А кто нам может запретить? — нарочито удивился я. — Я Великий белый шаман, езжу, где хочу, по земле орков.

— Я не знаю такой — земли орков. Это земля гангуров. И вы въехали на нее без разрешения. А значит, должны заплатить.

— И как же это мы должны заплатить? — поинтересовался я.

— Своим имуществом. И своей жизнью. Мы принесем вас в жертву богу Калану, вкусим от вашей плоти могущества, а вы перенесетесь в чертоги бога, где будете жить вечно, в довольствии и сытости.

— Какого хрена тогда ты сам туда не отправляешься, в чертоги эти, — не выдержал гном, — ну перерезал бы себе глотку, и все тут! И сразу ты в чертогах, как зашибись-то!

— Ну так что, вы сами сдадитесь или надо, чтобы вас захватили воины?

— Вождь, ты сильно рискуешь. Ты что, никогда не слышал о Великом белом шамане? Я могу уничтожить тебя и твоих воинов раньше, чем ты успеешь сказать «я сожалею!». Ты правда считаешь, что я вру? Иди спроси у своих воинов, слышали они что-то о Великом белом шамане или нет. Я не хочу вас убивать, хотя, сдается, вы этого заслуживаете.

— Да? Ты действительно шаман? Хорошо. Сейчас я поговорю со своими воинами, если ты действительно великий шаман, кто-нибудь должен был о тебе слышать. И тогда мы разопьем с вами праздничный сок дерева мануа, и вы поедете дальше.

Орк повернул лошадь и медленно, важно отправился к своим соратникам. Они совещались минут десять, потом он повернул к нам и сообщил:

— По нашему закону гостеприимства вы должны отведать с нами праздничного сока дерева мануа, потом Великий шаман и его спутники отправятся по своему пути.

Подумав слегка, я отправился за вождем. Его воины повернули в лагерь и уже подъезжали к нему. Через еще минут пятнадцать мы сидели кружком вокруг расстеленного полотна, на котором были разложены различные угощения. В тыквенные легкие кружки нам налили какой-то жидкости — по запаху что-то вроде перебродившего винограда или сливы — в общем, что-то хмельное.

Бабакан тут же опрокинул в себя одну чашку, и ему налили другую, остальные дожидались слова вождя.

— Я пью за наших гостей, пусть их путь будет легким! — Вождь выпил вино из чашки, мы последовали его примеру.

Вино было легким, но я почувствовал, как зашумело в голове — видимо, я давно не пил спиртного, утратил навыки. Вождь еще что-то говорил, но я плохо его слышал, видимо, вино было очень крепким, несмотря на то что казалось легким.

Посмотрев на спутников, я с удивлением заметил, как Аранна будто подрубленная свалилась на траву, на которой сидела, за ней свалился Алдан… Последнее, что я увидел сквозь туман в голове, это то, как на Бабакана навалились несколько орков и он ворочался как медведь, сбрасывая их с плеч и матерясь…

Пробуждение было совершенно отвратительным. Во рту был привкус, как будто я жевал тряпку. Попробовав пошевелить челюстью, я обнаружил, что во рту и действительно какая-то тряпка, а сам я накрепко связан и стою на ногах, притянутый к столбу, вкопанному в землю.

Мы уже находились не в степи, а где-то в лесу, на поляне. В середине ее стоял громадный идол, сделанный, видимо, из ствола могучего дерева, срубленного на высоте двух человеческих ростов. Дерево было огромным, так как толщина идола была не меньше чем метров пять. Этот мерзкий жирный истукан сидел на земле, щеря свои подточенные зубы, и смотрел на меня глазами, нарисованными черной и красной красками. Губы у него тоже были красными, толстыми, похожими на губы жертвы пластической хирургии.

Тщетно пытаясь прогнать из головы туман, я все-таки наконец сообразил, что нас опоили.

Я никак не мог сосредоточиться и поймать хоть какое-то заклинание, они ускользали от меня, как мыши на полированном паркете.

Наконец я ухватил заклинание лечения, чтобы выбить из себя хворь. Произнес его… и практически ничего не произошло. Видимо, с меня сняли браслет с камнями. Я в который раз подосадовал, что не вживил эти камни в тело. Все время собирался, но то было некогда, то не хотелось резать себя — все-таки больно и неприятно, — мол, кто сможет отобрать у меня камни? Пусть только подойдут! Вот и подошли. Моя самоуверенность сослужила плохую службу.

Повернув голову, я с горечью увидел своих друзей, привязанных к столбам вокруг идола. Они были обнажены и находились в бессознательном состоянии.

Перед идолом стояло что-то вроде алтаря или стола, украшенного узорами с различными сюжетами — какие-то оскаленные рожи, вереницы пленников, какие-то звери. Я посмотрел на алтарь и пришел в ужас — на столе лежал привязанный Алдан, а возле него скакал какой-то урод с бубном, в который он усиленно бил, завывая при этом тонким противным голосом.

Через пару минут он закончил скакать, остановился возле моего друга и закричал:

— О, великий Калан! Мы приносим тебе в жертву этого чужеземца, будь благосклонен к нам, твоим детям! Сделай так, чтобы наши кобылицы приносили здоровых жеребят, чтобы наши овцы и коровы приносили много приплода, чтобы наши женщины приносили много детей! О, Калан, прими первую жертву!

Шаман поднял каменный нож и крестообразно провел им по груди эльфа, рассекая кожу и ткани, от чего у него поперек груди образовался глубокий разрез, из которого брызнула кровь. В разрезе было видно грудную кость, нож скрежетнул по ней, оставив глубокие царапины.

Шаман оглянулся и отошел в сторону — видимо, за инструментом, чтобы было удобнее разрубить кости. Он вернулся с чем-то вроде каменного молотка или топора на деревянной рукоятке… и тут, наверное, от ужаса и ярости, у меня прочистилось в голове!