Екатерина Медичи - Иван Клула

Такие действия и приготовления уже давно начали тревожить Конде. Некое предупреждение дало ему возможность узнать предполагаемый день его похищения. Один из шпионов, следящих за тем, что происходит в Нуайе, попал в руки главы протестантов. При нем нашли записку: «Зверь попался, можно начинать охоту». Смысл послания совершенно ясен. Конде немедленно покидает свое убежище. 27 августа об этом узнают при дворе: принц и его семья переправились через Луару и через Берри вместе с Колиньи направляются к Ла Рошели. Побег принимает размеры массового бегства. На привалах все гугеноты городов и деревень присоединяются к нему с бесчисленными повозками и [183] телегами, увозя продовольствие, женщин и детей. Адмирал пишет королеве, что это похоже на повторение исхода из Египта богоизбранного народа. В одном из своих манифестов Конде осуждает посягательства на эдикт о мирном урегулировании и проявления насилия по отношению к протестантам: все эти злоупотребления исходят от плохих советников короля. Именно против них направлен его законный бунт.

Король не сразу принимает вызов, он снова болен. Неудачное кровопускание становится причиной воспаления в руке. Обезумев от страха, что может остаться калекой, король вызвал к себе в Сен-Мор свою мать и братьев. В Сент-Шапель и во всех церквах Парижа идут мессы. Воспаление исчезает. Такое выздоровление воспринимается как знак свыше: Господь хочет сохранить руку короля, чтобы тот мог ему служить.

Под влиянием Екатерины в Сен-Мор был выработан документ, похожий на объявление войны протестантам. Стремление к терпимости и миру сменилось ненавистью к бунтовщикам. Этот акт ознаменовал переход между двумя направлениями в политике. Меняется состав правительства. Кардинал-фанатик Лотарингский сменяет миротворца, канцлера де Л'Опиталя. Название этого документа весьма красноречиво: «Запрет на проведение любых проповедей, ассамблей, богослужений, кроме католических, апостольских и римских». В нем король детально рассказывает обо всех имевших место мятежах, в которых предводительствовали знатные вельможи, подстрекаемые министрами-священниками новой религии, еще со времен царствования Франциска I. Он объясняет далее, что еще до его совершеннолетия, его высокочтимая повелительница и мать, не располагавшая тогда большой силой, разрешила принять предварительный эдикт от 17 января 1562 года, установивший терпимость по отношению к существованию двух религий. «Надо было надеяться, что мы искореним это зло, когда достигнем более зрелого возраста, обретем власть и могущество, которые принудят наших подданных к еще большему повиновению». [184] Но подданные, обратившиеся в новую религию, не захотели удовольствоваться дарованной им уступкой и продолжали враждебные действия. Амбуазский эдикт о мирном урегулировании (19 марта 1563 года) и другие, последовавшие за ним, ими не соблюдались: они должны были вернуть несколько городов – Ла Рошель, Монтобан, Кастр и еще несколько в Лангедоке и в Дофине. Вместо этого они проявили жестокость, призвав на помощь иностранцев, и, укрепившись в Ла Рошели, начали открытую войну. Король решил, что более нет никаких «сомнений в том, что они собираются устроить в этом королевстве еще одно суверенное государство, чтобы уничтожить наше, Богом созданное, и через эти ухищрения разлучить наших добрых подданных с нами, используя разрешение на отправление своей религии и на сборища, которые они проводят под прикрытием своих проповедей и тайных вечерь, для чего собирают пожертвования, вербуют людей, заставляют клясться, организуют ассоциации, заговоры, плетут интриги как внутри, так и за пределами нашего королевства… и ведут себя как наши смертельные враги». Поэтому отправление любого, кроме католического, культа запрещается «под страхом лишения жизни и имущества». В двухнедельный срок после опубликования эдикта протестантские министры-священники должны будут «покинуть пределы нашего королевства». При этом протестанты могли пользоваться свободой совести; король надеялся, что епископы и священники смогут их убедить вернуться в лоно католической церкви: желая показаться милосердным, он даровал свое прощение всем бунтовщикам, готовым в трехнедельный срок сложить оружие. Последнее положение поражает своей умеренностью. В реальности, как уточнила Екатерина Филиппу II, оно было включено по совету Испании и должно было убедить немецких протестантов, что король наказывает гугенотов как бунтовщиков, а не как протестантов.

29 сентября в Париже состоялась грандиозная процессия, ознаменовавшая начало королем войны. На алтарь Сент-Шапель были возложены мощи святого Дени и его соратников Рустика и Элефера. В соответствии со старинной [185] традицией отъезда на войну французских королей Карл IX возложил свою корону и скипетр около мощей святых, которые будут защищать их до его возвращения из военного похода. На самом деле он остается в Париже. Его младший брат Генрих, получивший чин генералиссимуса, будет его заменять. 4 октября он уезжает в Этамп. Екатерина едет с ним в сопровождении кардиналов Бурбонского, Лотарингского и Гиза. Она утихомирила личные ссоры внутри военного совета своего сына и вернулась в Париж, чтобы лично следить за обеспечением армии, вплоть до изготовления военных палаток. Вскоре Екатерине суждено испытать безмерное горе матери, потерявшей любимую дочь. Умирает Елизавета – королева Испании. Молодая женщина была на четвертом месяце беременности. Как и предыдущие, эта беременность протекала очень тяжело. Слишком ослабевшая и не имевшая возможности двигаться, она очень сильно поправилась и беспорядочность ее питания очень беспокоила Екатерину. 18 октября она написала Филиппу II заботливое письмо. Нужно было заставить королеву «есть только два раза в день и не есть хлеб между двумя приемами пищи». Увы, мать не знала, что ее дочь умерла еще две недели назад. Она отдала Богу душу 3 октября, в полдень, как истинная христианка, говорится в официальной реляции, обряженная в одежды Святого Франциска и последовавшая на небо за ребенком, которого она носила, девочкой, которую окропили водой Святого крещения. На следующий день после того, как Екатерина отправила письмо со своими советами, во второй половине дня в Париж прибыл гонец, принесший печальную весть. Он явился к кардиналам Лотарингскому и Бурбонскому. Не зная, как сообщить о смерти королю и его матери, только на следующий день прелаты поговорили с Карлом IX: в тот момент король был поглощен публикацией эдикта, лишавшего гугенотов их церковных бенефиций. Молодой король сам пошел с этой вестью к своей матери. Удар был настолько страшен, что Екатерина тут же удалилась плакать в свои апартаменты. Через несколько часов, овладев собой, она [186] отправилась в Совет, где заявила, что отныне посвятит свою жизнь только защите дела короля и Бога. Если гугенотов обрадовала эта смерть и они полагают, что оборвутся связи Франции с Испанией, то они ошибаются. Филипп II не может оставаться вдовцом. Королева желает только одного: чтобы ее дочь Маргарита смогла занять место своей сестры.

Екатерина всегда будет с увлечением устраивать браки, и теперь эта страсть смогла побороть ее скорбь. Она тут же начала переговоры через посла де Фуркво. При дворе Испании больше склонялись в пользу брака Филиппа II со старшей дочерью императора Анной и брака Карла IX с младшей дочерью – Елизаветой. Маргарита де Валуа выйдет замуж за короля Португалии. Это ошибка, отвечала Екатерина. Только Маргарита способна сохранить союз Франции и Испании, вступив в брак с Его Католическим Величеством. Осознав всю неуместность этого предложения в тот момент, когда кардинал де Гиз выражал свои соболезнования в Мадриде, королева приказала де Фуркво сжечь ее письмо немедленно после прочтения. Она не могла совместить свою скорбь матери и планирование будущего. Ее боль очень трогательно проявилась во время торжественной службы в Соборе Парижской Богоматери 24 октября. Пренебрегая традицией, запрещавшей королям присутствовать на таких церемониях, в соборе находились совершенно бледный юный Карл IX в фиолетовом костюме и его мать в черных одеяниях. Послы сообщили своим дворам о бесконечном горе королевы.

Внутренняя опасность заставила несколько забыть об этом семейном горе. Екатерине и ее сыну пришлось собрать всю свою энергию для борьбы против бунтовщиков. Еще с 18 сентября Конде и другие предводители протестантов укрепились в Ла Рошели. 28-го к ним присоединились Жанна д'Альбре и ее сын Генрих Наваррский, приведя с собой значительные подкрепления – сорок рот пеших солдат и восемь кавалерийских корнетов. Конде ждал войска под командованием д'Андело и д'Асье из Прованса. Д'Андело [187] с присоединившимся к нему Субизом смог переправиться через Луару. Он двинулся на Пуату через Туар и Пантене. Соединившись с войсками, которые привел из Ла Рошели Колиньи, он смог захватить Ниор, Фонтене, Сен-Мексен и собрался осадить Ангулем.