Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук

В отличие от ее предшественниц из клана Юлиев-Клавдиев, Ливии, Антонии и старшей Агриппины, никакие родственники не пришли на помощь Мессалине после ее смерти, никто не попытался восстановить ее доброе имя, сделать новые статуи или обеспечить ей достойные похороны. Наоборот, некролог ей был написан исключительно сторонниками более поздних династий, зарабатывавшими свои нашивки критикой режима Клавдия и его наследника, Нерона, создавая нужный фон для сравнения с правителями их дней.

Не все древние рассказы о падении Мессалины дышат неприязнью к ней. Не более чем через двадцать лет после ее смерти несчастному браку между Нероном и дочерью Мессалины, Клавдией Октавией, была посвящена трагедия под заголовком «Октавия», автор которой остался неизвестен. В одной сцене главная героиня обвиняет Венеру, богиню любви, за безумный поступок матери, вышедшей замуж за Силия и за доведение Клавдия до бешенства, что привело к убийству его «несчастной» жены: «Своей смертью она погрузила меня в нескончаемую печаль».[431] Другая пьеса того времени, «Apocolocyntosis» («Превращение в тыкву») — это сатирический скетч, который мог циркулировать при дворе преемника Клавдия. Она содержит сцену паясничающего Клавдия, прибывающего с богами на утверждение своего обожествления. Пьеса приберегает свой сарказм не для Мессалины, а для императора, который не помнит, убил или не убил он свою молодую жену.[432] Этот образ Мессалины, скорее несчастной жертвы, нежели злодейки, просочился и в некоторые современные представления о ней — например, в пьесу 1876 года «Мессалина» итальянского драматурга Пьетро Косы, который изобразил ее вульгарной соблазнительницей, но все-таки действовавшей ради своего сына и трагически преданной человеком, которого она столько времени обманывала, что в результате полюбила.[433]

Тем не менее все эти версии имеют одно общее: они считают неразборчивость Мессалины главной причиной ее падения. Портрет юной третьей жены Клавдия как девочки, которая просто не могла получить удовлетворения, служил более тайной цели, чем простое погашение возбуждения. В римском представлении о морали любая сексуально необузданная женщина представляла собой неразрешимую проблему для мужа или отца. В случае с Мессалиной или с дочерью Августа Юлией ранее, последствия для женщины как для члена императорской семьи, которая держит ключи от Римской империи, были еще более серьезными. На кону стояло не просто оскорбление мужа-рогоносца, но безопасность режима и самого Рима. Потому что, если мужчина не может держать в порядке собственный дом — как может он обеспечить порядок в империи, чье политическое сердце бьется внутри именно этого дома? Эта навязчивая идея продолжала досаждать римскому имперскому истеблишменту.

После смерти Мессалины императорский дом столкнулся с новой головоломкой. Кто заменит ее в качестве жены Клавдия? Вопрос этот, согласно Тациту, был поставлен во всей политической красе в споре нескольких вольноотпущенников Клавдия — эта комическая сцена служила для подчеркивания бессилия императора перед лицом его придворных.[434] Высказывались разные идеи, включая предложение Нарциссом кандидатуры бывшей жены Клавдия, Элии Петины, и предложение Каллистом богатой вдовы Калигулы, Лоллии Паулины.

Но выбор в конце концов пал на предложенную Паллантом 32-летнюю Агриппину Младшую. Недавно овдовевшая после смерти Пассивна Криспа, дочь великого Германика и мать Нерона, имела неоспоримые преимущества — даже большие, чем у Мессалины, она была наделена и богатством, и красотой. Существовала лишь одна проблема. Агриппина являлась племянницей Клавдия — а римский закон строго запрещал родственные союзы. Тем не менее брак казался отличным шансом объединить семью, и представитель Клавдия, ловкач Вителлий, уговорил Сенат отменить ограничение, запрещающее мужчине жениться на ребенке своего брата. 1 января 48 года, менее чем через три месяца после смерти Мессалины, Агриппина стала четвертой женой Клавдия.[435]

Получив законную санкцию на брак, притом что имя и портреты предыдущей его жены все еще спешно соскребались в общественных местах, Клавдий должен был тщательно обдумать вопрос о том, как подавать новую императрицу римской публике. Как обычно, первым средством была монета. Агриппина стала последней имперской женщиной, давшей новый прецедент в этой области: теперь на одной монете были вместе изображены головы ее и императора.[436] При ее брате Калигуле изображения Агриппины на монетах были слишком мелкими, чтобы получить представление о ее внешности; этот новый официальный выпуск позволил рассмотреть ее профиль поподробнее. Монета демонстрирует женщину с волевыми чертами лица, которые часто были присущи портретам ее родственников из рода Клавдиев, включая слегка выступающую тяжелую челюсть и несколько несимметричный контур подбородка, который можно связать со слухами, что у нее был лишний клык с правой стороны рта — а это было знаком большой удачи.

Провинциальные монетные дворы по всей империи чеканили монеты, изображавшие новобрачных вместе или с профилями, накладывающимися друг на друга. Клавдий был увенчан лавровым венком, как полагалось успешному полководцу, а Агриппина несла венок из колосьев — знак Цереры, богини плодородия и материнской любви. Поскольку эти атрибуты ранее встречались на портретах Августа и Ливии, монеты демонстрировали, чьими наследниками являются изображенные на них.[437]

Другие предметы, хранящиеся в частных коллекциях, помогают проследить знаки династической преемственности. В частности, об этом говорит так называемая гемма Клавдия — камея из сардоникса размером со страусиное яйцо, которая, как полагают, являлась свадебным подарком паре. Она изображает увенчанные лавром сопряженные головы Клавдия и Агриппины Младшей, расположенные перед зеркальным изображением родителей невесты — Германика и Агриппины Старшей. Позади каждой пары виден рог изобилия, в то время как венчает изображение орел, повернутый к новым фигурам династии Юлиев-Клавдиев.[438]

Предоставлением Агриппине больших почестей, нежели какой-либо другой римской женщине до нее, Клавдий и его сторонники стремились подчеркнуть, что и его брак, и его режим начинаются по-новому. Память людей о падении Мессалины нельзя было стереть лишь путем damnatio memoriae. И все-таки возвеличивание Агриппины монетами, которые изображали новобрачную пару (jugate — «соединенная поза»), сопровождалось некоторым риском. Жена императора наглядно становилась почти равной императору. Как и в случае с Ливией, образ Агриппины, разделяющей внимание с правящим императором, сделался особенно опасным моментом в течение следующих десяти с лишним лет.

С самого начала и сторонники, и противники режима Клавдия соглашались с тем, что Агриппина коренным образом отличалась от Мессалины. Там, где Мессалина была дикой, страстной и распутной, Агриппина была разумной и рассудительной, а вдобавок, как и ее прабабушка Ливия, прекрасно контролировала себя. Однако, как только ее брак с Клавдием был освящен, зерна ее давнего стремления к политической власти неизбежно начали прорастать.

«С этого момента страна была преобразована. Полнейшее послушание должно было оказываться женщине — и не женщине, подобной Мессалине, которая играла с государственными делами, чтобы удовлетворить свои аппетиты. Это был неумолимый, почти мужской деспотизм. На публике Агриппина была строгой и часто надменной. Ее личная жизнь была целомудренной — если только дело не касалось стремления к власти. Ее страсть приобретать деньги была беспредельной. Но она видела в них лишь ступени к верховной власти».[439]

Никто не сомневался, что Агриппина стремилась возвысить своего юного сына Нерона. Вскоре она вернула на Палатин любовника своей сестры Юлии Ливиллы, сосланного Сенеку, которому быстро дали престижный ранг претора и назначили воспитателем подростка Нерона. 26 февраля 50 года надежды Агриппины получили поддержку, когда Клавдий усыновил Нерона и изменил имя мальчика с Луция Домиция Агенобарба на более соответствующее клану Юлиев-Клавдиев Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь. Это включило и родного, и приемного сыновей императора в соревнование за наследование, и за три года брака своей матери Нерон быстро оказался впереди, оторвавшись от своего юного соперника, изображенного рядом с матерью на имперских монетах. Британик остался почти невидимым в коллективном семейном портрете. Женитьба в 53 году 15-летнего Нерона на втором ребенке Клавдия от несчастливого союза с Мессалиной, тринадцатилетней Клавдии Октавии, сделала его коронацию практически неизбежной.