Жатва - Тесс Герритсен

На следующий день, возвращаясь из магазина, она снова встретила этого парня. Они смотрели друг на друга; уже не чужие, а почти знакомые.

Джоффри. Еще одна потерянная ниточка. Не из тех, что вытираются и выцветают от времени, пока совсем не порвутся. Таким был ее муж. Джоффри был совсем другим. Его нить вырвали из полотна слишком рано и безжалостно. От нее остался след. Борозда, протянувшаяся по всему гобелену.

Мэри услышала, как открылась дверь. Настоящая дверь. Послышались шаги. Кто-то шел к ее кровати.

Морфиновая дымка и сейчас окутывала ее. Глаза постоянно закрывались, и Мэри стоило больших усилий их открыть. Справившись с тяжелыми веками, она увидела, что в палате темно, если не считать кружка света, повисшего в воздухе. Мэри попыталась сосредоточить взгляд на этом кружке. Он танцевал, будто светлячок, потом замер, бросая яркую точку на ее постель. Мэри еще сильнее напрягла зрение и увидела что-то похожее на фигуру, остановившуюся возле ее постели. Возможно, фигура тоже почудилась ей под действием морфина. Наверное, из ворот явилось не самое приятное ее воспоминание. Разве и так мало мучений? Зашуршал пододеяльник. Кто-то схватил Мэри за запястье. Холодной резиновой рукой.

От страха Мэри задышала чаще. Это уже был не сон. Ее окружала реальность. Рука тоже была реальной. Эта рука куда-то ее потянула.

Мэри в панике забилась, пытаясь высвободиться из резиновых пальцев.

— Все хорошо, Мэри, — негромко произнес голос. — Все хорошо. Настало время поспать.

Мэри затихла.

— Вы кто?

— Сегодня я ухаживаю за вами.

— Что, уже пора принимать лекарство?

— Да. Самое время.

Лучик заплясал по ее руке, приблизился к катетеру для внутривенных инъекций. Рука в перчатке достала шприц, сняла пластиковый колпачок. В свете тонкого луча что-то блеснуло. Игла.

Мэри обдало новой волной тревоги. Перчатки. Зачем этому человеку понадобились перчатки?

— Я хочу видеть свою медсестру, — сказала Мэри. — Прошу вас, позовите ее.

— В этом нет необходимости.

Игла вошла в приемное отверстие катетера. Поршень шприца медленно и неумолимо пополз вниз. В вену вливалась теплая струя и тут же растекалась по всей руке. Мэри заметила, что шприц наполнен до отказа, поршню понадобилось больше времени, чтобы протолкнуть содержимое пластикового цилиндра в ее вену. Это не было похоже на лекарство, которое ей обычно вводили, погружая в блаженное забытье. Что-то здесь не так. Что-то здесь совсем не так.

— Мне нужна медсестра. — Мэри кое-как подняла голову и слабым голосом крикнула: — Сестра! Идите сюда! Мне нужно…

Рука в перчатке закрыла ей рот. Она же толкнула женщину на подушку. Мэри показалось, что у нее переломилась шея. Старуха попыталась оттолкнуть руку, но не смогла. Рука плотно сжимала ей рот. Мэри сопротивлялась, и кое-что ей удалось. Она вырвала трубку катетера, из которой теперь капал физиологический раствор. Но рука в перчатке по-прежнему зажимала ей рот. Тепло от введенной жидкости распространилось по руке, разлилось в груди и быстро поднялось выше, к мозгу. Мэри попробовала дрыгнуть ногами и почувствовала, что не может.

Она вдруг поняла, что это ее больше не заботит.

Рука в перчатке исчезла.

Мэри бежала. Она снова была молодой девушкой с длинными каштановыми волосами. Локоны легко ударяли ее по плечам. Мягкий песок грел ноги. В воздухе пахло шиповником и морем.

Ворота широко раскрылись, приглашая ее войти.

Телефонный звонок выдернул Эбби оттуда, где им обоим было тепло и спокойно. Она проснулась. Марк обнимал ее за талию. Непостижимым образом им все же удалось заснуть вдвоем на тесной кушетке. Эбби осторожно сняла с себя руку Марка и потянулась к неугомонному телефону.

— Ди Маттео слушает.

— Доктор, это Шарлотта из четвертого отделения, западное крыло. Только что скончалась миссис Аллен. Все интерны заняты. Не могли бы вы подойти к нам и засвидетельствовать смерть пациентки?

— Хорошо. Я сейчас подойду.

Эбби повесила трубку и еще немного понежилась на тесном ложе. Она могла позволить себе роскошь медленного пробуждения. Миссис Аллен умерла. Умерла раньше, чем Эбби ожидала. Эбби испытывала два противоположных чувства. Облегчение, что все страдания этой старухи позади. И чувство вины. Ей было стыдно, что чужая смерть вызывает у нее облегчение. В три часа ночи смерть престарелой пациентки воспринимается не столько трагедией, сколько досадной помехой, нарушившей сон.

Эбби села на край кушетки, надела туфли. Марк тихо посапывал. Звонок его не разбудил. Она улыбнулась, поцеловала его и прошептала:

— Я согласна.

Потом вышла из ординаторской.

Шарлотта встретила ее в сестринской отделения. Вдвоем они направились в палату Мэри, находившуюся в самом конце коридора.

— Мы обнаружили ее мертвой в два часа, когда делали обход. Я заглядывала к ней в полночь. Она спала. Значит, смерть наступила в этом промежутке. По крайней мере, она умерла без мучений.

— Родственникам сообщили?

— Я позвонила ее племяннице. Других номеров в карточке не было. Я сказала, что ей незачем приезжать сейчас. Можно и утром. Но она ответила, что обязательно приедет. Думаю, племянница миссис Аллен уже в пути. К ее появлению нам надо прибраться в палате.

— Прибраться?

— Должно быть, у Мэри были предсмертные судороги. Она дергалась на постели. Даже трубку катетера вырвала. Пол забрызган кровью и физраствором.

В палате горел ночник. Казалось, Мэри Аллен мирно спит. Ее руки лежали вдоль тела. Одеяло закрывало ее почти до подбородка. Но, едва присмотревшись, каждый понимал: это совсем не сон — глаза полуоткрыты, тряпичный валик поддерживает подбородок. Родственников, приходивших отдать последнюю дань, обычно шокировали широко открытые рты дорогих им людей.

От Эбби требовалось немногое. Она коснулась сонной артерии Мэри. Пульс не прощупывался. Распахнув на старухе халат, Эбби приложила к ее груди стетоскоп. Секунд десять она вслушивалась, но так и не услышала ни сердцебиения, ни дыхания. Затем она посветила ручкой-фонариком в глаза Мэри. Зрачки оставались неподвижными и не реагировали на свет. Сама Эбби и медсестры понимали: все эти действия — обычная формальность для последней записи в карточке Мэри. В медицинских школах эта тема вообще не затрагивалась, и потому новоиспеченные интерны, когда их просили зафиксировать смерть пациента, совершенно не представляли, как себя вести. Некоторые экспромтом произносили траурные речи. Или требовали принести Библию, добавляя в анналы медсестер еще одну историю о глупом докторе.

Смерть пациента на больничной койке не требовала речей. Рутинная процедура, состоящая из писанины и удостоверяемая подписью того, кто производил осмотр. Раскрыв карточку Мэри Аллен, Эбби сделала последнюю запись: «Дыхание и пульс отсутствуют. Аускультация не выявила звуков работающего сердца. Зрачки в среднем положении, реакция на свет отсутствует. Пациентка признана скончавшейся в 03 часа 05 минут».

Эбби расписалась, закрыла карточку и собралась уходить.

В дверном проеме стояла Бренда Хейни.

— Примите мои соболезнования, мисс Хейни, — сказала Эбби. — Ваша тетя скончалась во сне.

— Когда это произошло?

— Точного времени мы не знаем. Где-то после полуночи. Полагаю, она умерла без боли и мучений.

— В момент ее кончины кто-нибудь находился рядом?

— Дежурная медсестра отделения.

— А в палате? Кто-нибудь видел, как она умирает?

Эбби мешкала с ответом, но потом решила, что всегда лучше говорить правду.

— Нет. В момент смерти ваша тетя была одна. Уверена, что она скончалась во сне. Самая спокойная смерть. — Эбби отошла от койки. — Если хотите, можете побыть с нею. Я попрошу медсестер не тревожить вас.

Вопрос Бренды настиг ее уже возле двери.

— Почему врачи ничего не сделали, чтобы спасти Мэри?

— Потому что в ее случае это было невозможно.

— Разве нельзя было применить электрошок? Снова запустить сердце?

— В определенных случаях мы это делаем.

— А в случае моей тети?

— Нет.

— Почему нет? Или таких старых вам незачем спасать?

— Возраст здесь совершенно ни при чем. У вашей тети был рак в последней стадии.

— Ее положили в больницу всего две недели назад. Она мне так говорила.

— Она поступила к нам, уже будучи очень больной.

— Я думаю, ваши врачи прибавили ей болезней.

У Эбби урчало в животе. Она очень устала. Ей хотелось вернуться и лечь, а эта женщина не отпускала ее, нагромождая нелепые, беспочвенные обвинения. Казалось, жизнь испытывала Эбби на прочность. Но она не имела права вторично сорваться на Бренду. Она обязана сохранять спокойствие.

— Я вам еще раз говорю: мы были не в состоянии помочь вашей тете.

— А я вас еще раз спрашиваю: почему вы не сделали ей электрошок?