Куда ведет меня дорога (ЛП) - Джей МакЛин

Я взяла конверт из его рук и пробежалась пальцами по своему имени, которое было написано красными чернилами.

— Что это?

— Кое-что от меня и кое-что от нее.

Я начала было открывать его, но его рука накрыла мою, чтобы остановить.

— Дождись, пока будешь одна, — сказал он. Он подошел ближе; я почувствовала тепло его дыхания на своей щеке.

— Хорошо, — прошептала я.

Фотографии.

Очень много фотографий.

Моей мамы. Моей тети. Все со времен колледжа. На некоторых из них присутствовала мама Блейка вместе с ними, но на большинстве были только они. Они улыбались и смеялись. Было ощущение, как будто они дали мне машину времени, и с помощью этих фотографий я смогла увидеть их жизни. Их эмоции. То, как они были счастливы.

Слезы не переставали течь, даже когда я дошла до самой последней. Это была не фотография. Письмо.

Мои пальцы тряслись, пока я открывала его.

Один.

Два.

Красные чернила.

Дорогая Не Эбби,

Это странно, правда? Письмо, написанное от руки… Мама говорит, что они намного более личные. А ты заслуживаешь этого — чего-то личного.

Я не знаю, получала ли ты когда-нибудь личные письма. Но я хочу, чтобы мое стало первым для тебя. Я хочу дать тебе много всего. Но я не знаю, как это сделать.

Хотел бы я знать, как это делается.

Но я хочу больше, чем ты показала мне.

Девять недель до выпускного.

Я уже скучаю по тебе.

Моя красивая, прекрасная девочка.

ГЛАВА 20

Блейк

— Дерьмово выглядишь, — сказал Трент, центральный нападающий и всем известный тупица, прислонившись к соседнему шкафчику. — Ты вообще спал? Тебя давно не было видно в школе. Это из-за Уилла? Все говорят, что ты сломал ему нос. Он нянчится с ним как маленькая сучка. Ты потому не был в школе? Потому, что избегаешь его? Сейчас он, скорее всего, в кафетерии. Не знаю, если ты захочешь…

Трент продолжал что-то говорить, но я игнорировал его, потому что все мое внимание было сконцентрировано на блондинке, которая медленно шла в моем направлении. Она оторвала взгляд от пола и заметила, как я наблюдаю за ней. На ее лице появился намек на улыбку. Я подумал, что она отведет взгляд, отвернется, но она не стала этого делать. Она продолжала подходить все ближе и ближе, и ближе, пока не поравнялась со мной.

— Привет, — сказала она, нервно сжимая лямку рюкзака.

— Привет.

— Привет. — Мне показалось, что Трент протянул свою руку, но не был полностью уверен, я был слишком занят, наблюдая за Хлоей. — Я Трент, — сказал он.

— Привет, Трент, — ответила она, не отрывая от меня глаз.

— Ла... дно... — он медленно отошел, оставляя нас наедине. Одних, в нашем маленьком мире, где были только она и я, и больше ничего.

— Привет, — сказал я снова.

Ее улыбка стала шире.

— Ты разговариваешь со мной в школе?

Она кивнула.

— У тебя есть планы на обед?

— Да, — ответил я, закрывая шкафчик.

— Оо... — Хлоя наконец-то оторвала от меня взгляд и отвела взгшляд в сторону.

Я закинул руку на ее плечи, уводя от шкафчиков в сторону коридора.

— С тобой, глупая пожарная машина.

Она остановилась на полпути.

— Ты только что намекнул, что я тупая задница?

— Полагаю, что так, — я рассмеялся.

— Чтоб тебя пожарная машина переехала, — сказала она в то время, когда я открывал дверь, которая вела в сторону школьной парковки.

— Куда поедем?

— Я за рулем.

Даже если она и заметила, как ребята из школы таращили на нас глаза, то не подала виду. Она вела машину с откидным верхом, надев солнцезащитные очки, с улыбкой на лице. Она завернула на заброшенную баскетбольную площадку, ту самую, на которой мы сидели той ночью, когда она оказалась в полицейском участке.

Ручной тормоз издал пронзительный визг, когда она потянула за него.

— Нужно, чтобы его проверили перед тем, как я уеду, — сказала она, состроив гримасу.

Мое сердце подпрыгнуло. Иногда я забываю, что она собирается ухать. Поэтому и сказал ей об этом.

— Вообще-то, я как раз хотела поговорить с тобой о Дороге, — сказала она.

— О том, что ты передумала уезжать? — я знал, что цеплялся за соломинку.

— Нет. О том, что мы — ты и я — будем делать до этого. Пока я здесь.

— Хорошо.

— У меня есть предложение.

Мои глаза зажглись, а на лице появилась глупая улыбка. Мне нравилось, как это звучит.

Она нахмурила брови.

— Ты знаешь, что ведешь себя как свинья?

— Ага.

Она вздохнула и драматически закатила глаза. Это была лучшая версия Хлои. Та, где она вела себя на свой возраст, не беспокоясь о тяготеющем будущем. Затем она посмотрела на меня, и ее взгляд стал серьезным.

— У нас есть только девять недель, Блейк.

— Я знаю, — сказал я. Мой тон очень походил на ее.

— Итак, ты будешь моим другом? Девять недель? А после я уеду. Я точно уеду и не хочу, чтобы ты думал, что сможешь изменить мои планы, просто потому, что ты этого не одобряешь.

Друзья.

Девять недель.

Ее слова все крутились в моей голове. Девяти недель было совсем не достаточно. Разумеется, даже если она уедет, мы сможем все равно общаться. По телефону, электронной почте, с помощью писем. Но…

— Девять недель, Блейк. — Ее взгляд погас. — Это все, что я могу предложить.

— Согласен. Я приму все, что ты мне предложишь.

Потом она потянулась ко мне, и ее губы соприкоснулись с моими. Это был разовый поцелуй. Мягкий. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить мое сердце забиться чаще. Она начала отодвигаться от меня. Я запаниковал и положил руку ей на затылок, чтобы удержать в том же положении. Она улыбнулась напротив моих губ, но я отказался открыть глаза. Я не хотел, чтобы этот момент закончился.

— Мы все еще друзья после этого поцелуя?

Она захихикала, но не оторвала своих губ от меня.

Я прихватил ее верхнюю губу и слегка пососал ее.

— Тогда, что это значит?

— Благодарность за письмо.

Я открыл рот шире, стараясь углубить поцелуй.

— Я напишу тебе тысячу чертовых писем.

Она тихо засмеялась у моего рта, но когда мой язык дотронулся до ее губ, это тут же заставило ее замереть.

— Тебе не нужно больше писать, — прошептала она, а затем отпрянула.

На этот раз я ей позволил.

Она откинулась на своем сидении и устремила свой взгляд сквозь лобовое стекло.

— Этого письма достаточно.

Я тоже сел на свое сиденье и постарался скрыть свой стояк.

Молчание продолжалось.

— Мне никогда не удавался бросок с трехочковой линии.