Сотвори себе поддержку - Маруся Светлова

Она вспомнила вдруг, как две недели назад, после долгих и мучительных сборов, пошла в кабинет к «климактеричке», чтобы поговорить о прибавке зарплаты. Пошла, внутренне боясь и волнуясь, но понимая, что без этого разговора ни о какой прибавке и речи быть не может.

Она вспомнила, как готовилась, проигрывая внутри разговор, подбирая аргументы. Вспомнила, как вошла в кабинет, когда та разговаривала по телефону, и вид у нее был какой-то уставший, и, пока та говорила, Оля вдруг подумала: «Господи, ее же никто не любит, все ее ненавидят. И живет она в таком одиночестве, никому не нужная, да тут точно обозлишься…»

И то ли понимание это сделало ее речь проникновенной, то ли интонация у нее стала не требовательная, а спокойная, то ли слова она какие-то подобрала, но мегера выслушала ее спокойно, и аргументы ее приняла, и пообещала посмотреть сетку расписания, чтобы найти ей дополнительные часы. И сделала это на другой же день…

И такое удивительное чувство испытала Оля, когда вспомнила этот случай, как будто бы нашла в себе какое-то качество, так необходимое ей, которое давало ей возможность получать то, что она хочет… И такое могущество было в этом качестве… Но как его назвать, она не знала. И она как бы остыла, успокоилась, подумав, что время еще есть, она обязательно в этом разберется, и найдет ему название, и просьбу свою сформулирует…

Пришла из школы дочь, потом вернулся муж, чем-то расстроенный, и вечер прошел в домашних делах, разговорах, у телевизора. Она больше не думала о том, что будет просить. Просто позвонила Машке и сказала, что поедет с ними.

Ехать надо было рано утром, и она уже деловито стала думать — что надеть завтра, ведь в храм все-таки едет. Нужно не забыть платок с собой взять, в храм с непокрытой головой заходить неприлично. И крестик надеть надо бы. Она стала вспоминать, где же он лежит. Давным-давно она его купила в церкви, когда заглянула туда, скорее, из любопытства. Даже несколько дней после этого поносила его, но потом сняла. Мешал он ей, и не подходил ко всем ее нарядам. И где-то остался лежать…

Она уложила спать дочку, потом долго еще сидела с мужем на кухне. Потом постелила ему в гостиной, сославшись на то, что ей еще собираться надо, и утром она рано встанет, беспокоить его не хочет.

И только тогда, когда она осталась одна в тишине, эти мысли снова появились в ней. В ней вдруг ожило волнение. Такое сильное волнение, как будто бы скоро, через несколько часов, что-то важное случится в ее жизни. Какая-то важная встреча произойдет. И важность этой встречи была такой большой, что она не могла найти чего-то похожего в своей жизни. Так сильно она волновалась перед свадьбой, когда понимала — вот-вот все изменится в ее жизни… Но даже тогда волнение было каким-то другим…

Она перерыла все полки в шкафу и нашла крестик. И когда она застегивала его на себе, чтобы примерить, осознала, что руки ее дрожат. А когда надела его, уже не захотела его снимать. Потому что это было неправильно, что-то фальшивое было бы, если бы она только за несколько часов перед посещением храма надела его. А тут — она в нем побудет. Ночь в нем поспит…

И она нашла свое старое строгое платье. Простое длинное черное трикотажное платье. И подумала, что это самая подходящая одежда. И строгая, и скромная. И платок нашла — легкий черный платок из шифона. Она надела все это на себя. И была она в этом наряде какой-то новой, строгой и подтянутой. И опять подумала — какая важная встреча ждет ее.

И тут же испугалась, что так и не сформулировала, так и не определила — что же попросит она у этой чудотворицы. Но она успокоила себя, что утро вечера мудренее. И поскорее разделась. И легла в постель.

И не смогла уснуть.

Она лежала с закрытыми глазами, и мысли, мысли, мысли текли в ней. Текли и отбрасывались варианты. Попросить, чтобы муж на работе укрепился, чтобы хорошую карьеру сделал… Попросить, чтобы они, наконец, машину купили… Попросить, чтобы дочь после школы в институт поступила… Попросить, чтобы никакой беды с их семьей не приключилось…

И опять что-то знакомое почувствовала она в своих просьбах. Как будто уже было это, знала она о таких просьбах.

И она вспомнила. Вспомнила со смехом. И даже рассмеялась вслух. И села в постели, так смешно было то, что она вспомнила.

А вспомнила она старуху у разбитого корыта, которая золотой рыбке свои желания загадывала. И все ей было мало. И оказалась она ни с чем…

И она поняла — не надо об этом просить. Не денег надо просить, не вещей, не карьеры. Все это они могут получить сами.

Надо просить о чем-то важном, и это важное она уже сегодня затронула, почти поняла… И просить ей надо именно о себе, потому что от нее зависит, что в ее жизни будет происходить. От нее зависит, как будет дочь учиться, будет ли она хотеть учиться, будет ли стараться или забросит учебу, как их соседка, пятнадцатилетняя Ленка, которая из-за ссор в семье, из-за ругани по поводу ее оценок вообще школу бросила и вечно пропадала где-то с плохой компанией, в которой ее, небось, никто не ругал, не критиковал, а просто принимали такой, какая она есть…

И она подумала, что от нее зависит, как у мужа дела будут на работе. Потому что когда она его поддерживает, советом или просто тем, что выслушивает и вникает в его сложности, — муж справляется со всеми проблемами. И она вспомнила вдруг их давнюю ссору, когда она его начала пилить и критиковать, что он безрукий какой-то, неудачник, что ничего он не может и ничего не стоит.

Она вспомнила вдруг свое лицо, которое сама увидела в зеркале, когда кричала ему что-то обидное, и лицо ее было не похоже на ее лицо. А было лицом злой женщины, злой, нелюбящей. Сгусток зла и гнева…

И она вспомнила, как они тогда помирились, когда она остыла и подумала: ведь он хороший и умный человек, ну не получилось у него что-то, а у кого прямо все получается?! Бывают же у человека срывы и неудачи.

И вспомнила мужа после их примирения, когда он как будто стал окрыленным, и на работу спешил, и все неприятности разгреб, и их отношения тогда так улучшились…

И вновь она с каким-то смешанным чувством — удивления и осознания своих огромных возможностей, — подумала:

— Как, оказывается, от меня все зависит! Точно, просить надо именно вот об этом, чтобы я всегда была такой, чтобы у меня все получалось… Чтобы дочке со мной было хорошо и спокойно, чтобы муж со мной свои силы ощущал. Чтобы могла я любые отношения строить, хоть в семье, хоть на работе… Чтобы я была такой…

Какой? И она замерла в поиске того слова, которое и отражало это ее состояние. И думала, вспоминала: «Какой? Какой же я была, когда все так хорошо у меня получалось?… Какой? Какой…»

Она повторяла это и повторяла, и сама не заметила, как ушла в сон, просто погрузилась в какое-то зыбкое состояние. И она вроде спала и не спала, потому что этот вопрос звучал во сне, и в каких-то обрывках сна этот вопрос был там, — написанным на листе газеты, которую она читала во сне, надписью на рекламном щите, мимо которого она ехала в новом автомобиле…

И она вдруг проснулась, потому что такой ясный ответ пришел к ней в ее сне: «Любящей надо быть. Светлой. Наполненной любовью. С сердцем, полным любви…»

И такой это был правильный ответ, такой всеобъемлющий и не вызывающий никакого сомнения в его истинности, что она мгновенно успокоилась. И заснула. И спала крепко и глубоко, как спят выздоравливающие после тяжелой болезни.

И утром, когда она собиралась, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить мужа и дочь, она была спокойной и собранной. Какая-то тишина поселилась в ней. И была в ней такая глубокая уверенность. Просто уверенность. Во всем. И в себе, и во всей своей жизни. Что-то такое важное поняла она, что даже еще не успела до конца осознать. Но, тело ее это уже осознало. Поэтому и движения у нее были какие-то цельные и спокойные. И внутри — ощущение полной гармонии и покоя. И мысль вдруг мелькнула в ней: а надо ли ей ехать туда, к этой чудотворице? Было чувство, что она все уже получила, что все уже с ней произошло…

Но она убрала эти мысли. Раз решила ехать — поедет. И попросит о том, о чем ночью решила.

Попросит, чтобы помогла она ей быть любящей всегда.

Чтобы сердце ее наполнилось любовью.

Чтобы она стала этой любовью…

И пока они ехали, а ехали они долго и тряско, потому что часть пути проделали по полному бездорожью, и Машка постоянно балаболила, — в ней все равно была тишина. И только когда храм уже показался вдали, она вновь испытала волнение. Волнение от встречи, которая ей предстояла…

Она вошла в храм с этим внутренним волнением. И не сразу пошла к иконе, к которой устремилась Машка с торопливостью, как будто действительно нужно было поспешить, чтобы успеть ухватить что-то, что может закончиться.

Оля стояла и смотрела издалека на икону, еще не видную ей полностью, перед которой стояли несколько человек. Перед которой лежала ниц какая-то женщина.