Многослов-3, или Прочистите ваши уши: первая философская книга для подростков - Андрей Максимов

Сосулька стала светиться, как лампочка, и сразу в комнате мальчика появился уют.

И теперь маленький мальчик и добрый Свет сидят и улыбаются друг другу. Каждый вечер. Очень у них уютная жизнь получается.

Жило-было… Мыло

Поначалу ничто не предвещало беды. Более того, поначалу все предвещало радость.

Прекрасный, ядреный, молодой, здоровый кусок мыла смотрел на себя в Зеркало, висящее над ванной, и думал: «Какой же я все-таки прекрасный, ядреный, молодой и здоровый!»

Но так продолжалось недолго, потому что Мыло влюбился.

Опять же, поначалу ничто не предвещало любви, а потом Мыло совсем нечаянно посмотрел на стройную, высокую, с прекрасно уложенными волосами-щетинками Зубную Щетку и влюбился.

А как начали они со Щеткой разговаривать, Мыло понял, что совсем погиб: Щетка мало что красавица, так еще и умницей оказалась. Два, а то и три раза в день Щетка разговаривала с человеческим Языком, а Язык знал так много, что Щетка понабралась от него ума-разума.

А потом Мыло начал худеть. Сначала он думал, что худеет от любви – это было бы хоть и тяжело, зато приятно. Но потом понял, что худеет конкретно от работы. Худеть от работы – гораздо противней, чем от любви. Да и куда опасней.

Мыло смотрел на себя в зеркало и вздыхал: «Где же ты, прекрасный, ядреный, молодой и здоровый кусок мыла?» Мыло не мог ответить, где же этот красавец, но совершенно точно понимал, что где-то очень далеко…

Но странное дело: чем больше худел Мыло, чем меньше он становился, тем сильнее любила его Щетка. Есть такие женщины – попадаются они и среди щеток, – которые особенно любят тех, кто несчастен. Им, наивным щеткам, хочется приносить радость, а радость особенно приятно приносить тем, кто в ней особенно нуждается.

И вот однажды глубокой ночью, когда даже старое Зеркало уснуло, а противная электрическая Бритва перестала жужжать свои глупости, Мыло сказал:

– Ты знаешь, мне кажется, я умираю. Еще неделя, и от меня ничего не останется.

– Если ты умрешь, – ответила Щетка, – умру и я. Я уже стала замечать, что от горя у меня начали вылезать щетинки.

Они помолчали.

Мыло понимал, что сейчас – и только сейчас – он должен принять какое-то важное решение. Мыло не любил принимать решения, но еще больше он не любил умирать.

– А знаешь что, – сказал Мыло твердо. – Если мы останемся здесь, то точно умрем.

– Куда же деться, бедным Мылу и Щетке, – улыбнулась Щетка, предчувствуя чудо.

– Какая разница! – крикнул Мыло так громко, что Зеркало даже приоткрыло свой глаз. – Мы поплывем с тобой туда, где сможем быть вместе.

Щетка от природы была изящна. А Мыло сильно уменьшился от работы. И им оказалось совсем не сложно проскользнуть в дырку в раковине и поплыть по водопроводу.

Щетка сидела на Мыле, и они плыли в темноте.

Поначалу ничто не предвещало беды. И потом – не предвещало. Так они и плыли по рекам, морям, шли по земле…

Они были свободны и влюблены.

Другими словами – они были вечны.

Жил-был… Шарф

Однажды в студеную зимнюю пору один старый уставший Шарф решил повеситься.

А потому что надоело все! Каждый, кому не лень, тебя хватает и вокруг горла обматывает – горло получается в тепле, а ты – на морозе.

И никакой, главное, благодарности: домой придут, бросят на вешалку или просто швырнут лишь бы куда – вот и все! Как будто не существует тебя вовсе… А летом? Засунут на антресоли – пылись там полгода, причем в самую хорошую чудесную погоду.

И главное – ни друзей, ни любимой. С ботинками хотел подружиться, а они говорят: «Нет, не будем с тобой дружить, ты слишком для нас высок – что ты там видишь со своей высоты, вообще непонятно…»

В Шапочку хотел влюбиться, и все уже на мази было, как говорится, и Шапочка уже вздыхала томно: «Ах, Шарфик дорогой, ты такой гибкий, мне даже страшно за тебя…» Но тут пришла какая-то мода, и выяснилось, что Шапочка ей, моде, видишь ли, не подходит. И чудесную вязаную Шапочку отдали куда-то, куда мода не заходила.

Короче говоря, понял Шарф, что смысла в жизни никакого нет, и начал вешаться.

И так пытался, и сяк. И на шее человеческой пытался повеситься, и на вешалке, даже на потолке – но оттуда соскальзывал.

И главное ведь что? Повесится, бывало, Шарф, и начинает уже даже как бы умирать, но тут мимо обязательно кто-нибудь пройдет и скажет: «Смотрите, какой красивый шарф висит – очарование». Ну, и чего? Разве можно умирать, когда тобой любуются?

Вот такая история.

А потому что если ты – Шарф и дело твое – висеть, не стоит свою работу превращать в самоубийство, все равно никто не заметит…

Жили-были… Сизиф, Тантал и Прометей

Нет, что бы там кто ни говорил, а все эти придуманные герои разных книг – они живые. Вот Гарри Поттер, например… Разве ты никогда не разговаривал с ним? Разве тебе никогда не казалось, что он разговаривает с тобой? А когда маленьким был, разве с Чебурашкой не беседовал: мол, чего он там чебурашистого скажет?

Литературные герои разговаривают – это точно. Раз живые, то говорят, а как еще?

Тут как-то появился у меня досуг. А когда он у меня появляется вдруг, я люблю книжки почитать. И вот стал я читать – точнее перечитывать – «Мифы Древней Греции». Хорошая, должен сказать, книга, рекомендую.

И вдруг услышал монологи героев знаменитых мифов. Это были монологи о сокровенном, о чем-то очень важном для них, о чем-то таком, что даже не все, может быть, понимают.

Это были странные речи, раскрывающие знаменитых героев с непривычной и неожиданной стороны…

Первым заговорил Сизиф.

О, Сизиф – знаменитый герой. Пока он жил на земле, ему удавалось всех обманывать. А как под землю в царство Аида попал, так за все и поплатился. Аид приговорил его к страшному наказанию: велел тяжеленный камень в гору катить. И камень, как только оказывался на вершине, – тут же падал вниз. Так изо дня в день, из года в год, из века в века, – страшное дело.

Сизиф заговорил.

– Не жалей меня, читатель мифов! Впрочем, то, что для вас, читателей, миф, для нас – самая жизнь и была…

Я знаю, что меня все жалеют за те испытания, на которые меня обрек Аид. Но вот что я скажу: самый страшный в мире труд – не тот, который тяжел, но тот, который не имеет смысла. Боги обрекли меня на бессмысленную работу, но я сумел их перехитрить.

Со стороны я вижу свои движения замедленными и мягкими: плавный толчок – и камень, медленно поворачивая свои аккуратно отшлифованные грани, катится вниз, к подножью.

Боги ждали, что я буду плакать. Но я – человек! Я улыбаюсь… И я подсчитываю: тридцать три шага до вершины было сегодня. Сколько будет завтра?

Я тащил этот кусок гнева Аидова, зная, что у самой вершины он обязательно вырвется из моих рук и скатится вниз. Усталость тяжелым кулаком била меня в живот и поясницу. От каждого удара злость и беспомощность разливались у меня внутри, затопляя все остальные чувства. И только бессмысленность огромным островом жила среди этого океана.

Бессмысленность насмехалась надо мной – она была сильнее меня.

Но я – человек! Я не могу позволить тупой бессмысленности чернить мою живую душу!

И тогда я решил обрести смысл: я решил устанавливать рекорды по вкатыванию камня в гору.

Стал думать: как смогу засекать время?

Начал искать солнце – но вечен мрак в царстве Аида, никогда лучи солнца не переливаются в водах подземной реки Леты.

Решил разыскать часы, но вспомнил, что это только нам, мученикам, дано заглядывать через века, как через головы людей: часы еще не были изобретены.

И тогда я нашел отсчет времени в себе самом – я стал считать шаги.

Тридцать три шага до вершины было сегодня. Сколько будет завтра?

Иногда муки колют меня в самое сердце. Иногда усталость не дает мне идти. Но я все равно шагаю в гору, потому что у меня есть вера.

Моя вера – один шаг до вершины. Я верю, что смогу докатить камень за один шаг. И так будет. Пусть через столетия, через сотни веков, но когда-нибудь я докачу камень до вершины за один шаг.

Я – рекордсмен. Я верю в свою цель. И я счастлив.

Сизиф замолчал.

Но тут же заговорил второй герой – Тантал. У того были свои муки.

Он стоял по горло в воде, но стоило ему наклониться, как вода уходила. Над ним висели фрукты, но стоило протянуть руку – ветки поднимались вверх, и он оставался ни с чем.

Танталовы муки… Это когда видишь то, что тебе жизненно необходимо, готов схватить это, но… не можешь дотянуться…

– Ой, как мне плохо! Как ужасно хочется есть и пить!

А ведь как все хорошо начиналось!.. Там, на земле, пока я не попал в это царство, меня все любили. Я это помню очень хорошо. Приходили ко мне на пиры, уважали меня… А потом я решил пошутить – подать богам плохое мясо. Любопытный я такой человек: решил проверить, правда ли, что богов нельзя обмануть.

И чем дело кончилось? Меня отправили на мучения…