Стрелы королевы - Мерседес Лэки

К концу второго дня ее обучения слуги прознали о том, что происходит, и начали крадучись бродить поблизости от комнаты старого Герольда. Голос Тэлии, хоть и неотшлифованный, был красив, слух — верен; слуги сочли, что эти уроки и в самом деле замечательное развлечение. Праздник Середины Зимы находился в самом разгаре, и в Большой Зале едва хватало места для всех вельмож, съехавшихся ко двору, не то что для сменившегося с дежурства слуги, решившего послушать Бардов — зато здесь, в тихом уголке Герольдова крыла, никто не мешал насладиться музыкой и пением. Вскоре случайный прохожий мог бы увидеть такую картину: в вестибюле под дверью комнаты Герольда Джедуса тихонько, словно воробьи, во всех щелках и закоулках сидели и благоговейно слушали слуги. Тэлия не замечала их присутствия: она была всецело поглощена уроком. Однако Джедус заметил: его острый слух мгновенно улавливал непривычный звук шагов в своем отдаленном коридоре. И старик молчаливо приветствовал присутствие слушателей. Он провел слишком много праздников в одиночестве, чтобы не знать, какой радостью может стать музыка. Кроме того, он был артистом и не мог не радоваться вновь обретенной аудитории. Сознание того, что его слушают, заставляло Джедуса еще больше оттачивать собственное исполнение, да и его новой ученице оно было только на пользу.

Тэлия не успела и глазом моргнуть, как уже подошел Канун Середины Зимы.

Джедус рассказывал ей истории из своей жизни, относящиеся к тем временам, когда он был еще начинающим Герольдом, как вдруг кто-то робко постучал в полуоткрытую дверь.

— Войдите, — откликнулся Джедус, лукаво приподняв бровь.

Вошел молодой челядинец, который обычно обслуживал Джедуса.

— Прощения прошу, Герольд, — начал он стеснительно, — Мы… то есть остальные… не могли удержаться и слушали вас и юную Тэлию всю прошлую неделю, и мы хотели бы знать… Ну, короче говоря, господин, дело вот какое. Вам двоим некуда пойти отмечать Канун Середины Зимы, и при дворе вы его тоже явно не собираетесь проводить, не то уже были бы там. Может, захотите отпраздновать вместе с нами? А если б вас можно было обеспокоить, чтобы вы спели или сыграли для нас маленько, мы б у вас в неоплатном долгу были. Мы, видите ли, сами себя развлекаем; выходит не слишком складно, зато весело и по-домашнему.

На лице Джедуса засияла широкая улыбка.

— Медрен, право же, мне кажется, это одно из самых щедрых предложений, которые я получил с тех пор, как меня Избрали! Что скажешь, Тэлия?

Тэлия безмолвно кивнула, изумленная тем, что кто-то может искать ее общества.

— С радостью принимаем ваше предложение, и с радостью сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь развлечь и доставить вам удовольствие.

Смуглое лицо крепыша Медрена расплылось в улыбке.

— Преогромное вам спасибо, господин Джедус. Мы б и раньше вас попросили, да только думали, что вы хотите побыть один. Но потом, когда вы и девчушка начали заниматься, ну, мы и призадумались — может, мы ошибались.

Джедус ласково положил руку на голову Тэлии.

— Полагаю, что я долго жил воспоминаниями. Пора было кому-то пробудить меня и вернуть к настоящему. Да, кстати, вы не пришлете кого-нибудь за нами, когда настанет время?

Медрен кивнул.

— Во втором часу после захода солнца, Герольд, и я сам приду. Желаете ли свое кресло-носилки?

— О, не думаю. Я отлично справлюсь с помощью своей трости и друзей, — ответил Джедус и любовно улыбнулся Тэлии.

Медрен явился минута в минуту; когда они вошли в помещение для слуг, их еще у дверей встретили восторженные приветствия. Зал, в котором они очутились, был примерно втрое больше трапезной Коллегии; в обоих его концах горели очаги, вдоль стен мерцали масляные светильники. В двух более длинных стенах имелось по двери: одна выходила в коридор, другая — в дворцовую кухню. В центре зала стояли длинные ряды столов на козлах, вокруг которых толпились свободные от дежурства слуги дворца. Джедус медленно прохромал в дверь, ведущую из коридора, ловко орудуя костылем и лишь слегка опираясь на плечо Тэлии для равновесия. Девочка бережно держала обеими руками арфу: она понимала, что Джедус оказал ей большую честь, доверив нести инструмент. За пояс Тэлии была заткнута пастушья свирель, которую старый Герольд подарил ей несколько дней назад. Когда раздался приветственный шум, глаза Джедуса распахнулись и словно засветились изнутри; казалось, он даже стал выше ростом. Их обоих встречали тепло и задушевно, поскольку Тэлия, сама того не зная, уже давно снискала симпатию слуг стойкостью, с которой противилась одиночеству и жалости к самой себе. Джедус также был общим любимцем дворцовой челяди — отчасти оттого, что никогда не требовал для себя никаких привилегий, хотя давным-давно заслужил право претендовать на особое обращение, отчасти оттого, что никогда не придерживался правил этикета — ни с вельможами, ни со слугами.

Вначале был пир, яства для которого готовились одновременно с теми, что подавались сейчас в Большой Зале; слуги поочередно прислуживали за столом друг другу. После еды настал черед развлечений. Медрен сказал правду: они были безыскусными, но зато веселье было, возможно, более искренним, чем выходило у придворных. Несколько музыкантов-самоучек заиграли простенькие деревенские танцы, и собравшиеся пустились в пляс. Плясали на все лады. Крошечная Тэлия не раз взлетала в воздух, оторванная от пола не в меру рьяным кавалером. Выступали также самодеятельные фокусники и жонглеры; представление вызывало тем большее веселье, чем более сомнительно выглядели результаты их трюков.

Когда наконец публика притомилась настолько, что ей захотелось перенести свое внимание на какой-нибудь более тихий предмет, настала очередь Тэлии с Джедусом.

Сначала Джедус играл один; казалось, его умелые пальцы сплели над собравшимися чары безмолвия. Пока он играл, во всей огромной зале не раздавалось ни звука, кроме потрескивания огня в очаге. Тишина, которая держалась еще несколько долгих мгновений после того, как смолкли струны арфы, явилась искренней и неподдельной данью таланту старого Герольда-музыканта.

Прежде чем кто-либо нарушил молчание, Джедус слегка подтолкнул локтем свою юную протеже, и Тэлия заиграла на свирели мелодии, которым научилась за время долгих, холодных ночевок в поле, когда наступал ее черед сторожить овец в пору окота. Сами по себе мотивы пастушьих песен были немудреными, но, оттененные пением арфы Джедуса, приобрели неожиданную сложность и совершенно новое звучание. Когда они смолкли, снова последовала сначала красноречивая тишина, а потом — бурные восторженные рукоплескания. У Тэлии взыграло сердце при виде сияющего, оживленного лица Джедуса. В этот момент она поняла: счастье, что они приняли приглашение и пришли сюда.