Сейчас и на земле. Преступление. Побег - Джим Томпсон

Я тогда ходил с Лоис. Мы, как говорится, женихались. До ссор еще было далеко. Я был влюблен в нее и вел себя как котенок. Когда мне было с ней не по себе или я вдруг хотел взбрыкнуть, я знал, что это из-за денег, что я так обороняюсь. Конечно, если б я мог предъявить ее родителям какие-нибудь подкожные запасы, если б смог убедить их, что по окончании курса в состоянии обеспечить их дочь, родительское отношение ко мне в корне бы изменилось. Они вовсе не были зловредными. Им, понятно, не хотелось, чтоб их дочь потеряла голову из-за человека, неспособного взять на себя ответственность за ее судьбу, а потому действующего, по их мнению, импульсивно, а не разумно. Я это понимал и, что греха таить, знал, что они правы. И тут...

Я не хотел даже открывать письмо. Опять кто-нибудь пытается всучить мне носки или облигации, а мне ничего не надо. И все же открыл, а это оказалась записка от Блэки Мартина.

Мы с Блэки вместе работали коридорными. Он был довольно замкнутым парнишкой и долго в отеле не продержался. Но ко мне он всегда относился хорошо, а после того, как перебрался в Нью-Йорк, время от времени присылал открытку. Я не всегда отвечал. Единственный раз ответил, уже когда был в Линкольне, это после моего вступления в братство: я тогда писал всем, кого знал, на шикарной бумаге «дома». Он, вероятно, решил, что я при деньгах. Он кое-что разнюхал, не говорил как, но разнюхал, и все тут. «Корд моторс» вот-вот должен был взлететь. Я мог воспользоваться этим, вложив туда сколько могу. То есть сорвать приличный куш. Он мне доверяет и готов взять в долю. Он знает, что «я честный малый». Сначала я чуть со смеху не покатился, но тут же осекся. Что-то подсказывало мне, что это не лажа. Блэки был не из тех, кто лажает, а я к тому же ему нравился. Все сходилось. Он работал брокером, он вращался в определенных кругах, и я ему нравился. А у меня было сто пятьдесят баксов в банке. Я отложил их на погашение студенческой ссуды, которую получил, первый раз записавшись в колледж. Я уже и так затянул с этим делом, и они на меня наседали. Я даже за день до этого выписал чек на всю сумму и хотел отправить по почте, да только в лавке напротив «дома» не нашлось трехцентовых марок. Вот я и не отправил. Хрена с два я на этих пташек, еще хоть цент истрачу.

Так вот иду я в банк и подписываю чек на сто пятьдесят баксов. А парень, стоявший позади, когда я получал бабки, идет за мной и останавливает меня у дверей. Такой высокий костлявый малый с черепушкой, напоминающей силки на перепелов, с носом-пуговкой и этакой ангельской улыбкой, а задница синих саржевых штанов ужасно мешковатая, будто он там книги носит. Ума не приложу, откуда такие берутся, не говоря уж о том, как они вечно оказываются во всяких советах да комитетах и умудряются всем заправлять. Вот заправляют, и хоть сдохни.

– Ха-ха, Диллон, – начинает он свои хиханьки да хаханьки. – Голову даю на отсечение, ты меня разыскиваешь.

– Оставь свой сарказм при себе, – говорю. – Я заплачу этот чертов долг.

– Только без ругани, Диллон. А то и у меня есть предел терпения. Выкладывай лучше денежки. Ха-ха.

Я тоже:

– Ха-ха. Я тебе чек завтра вышлю. А это мне на оплату больничного счета.

А он:

– Тебе больше не потребуется больница, Диллон. Ха-ха.

И плакали мои денежки. Он вырвал их у меня из рук. Даже затрудняюсь сказать, что больше меня тогда взбесило: что потерял деньги или что, как последний идиот, влип в такую историю.

В конце недели я узнал, что акции «Корда» подскочили на двадцать восемь пунктов за один день. На свои сто пятьдесят баксов при таком раскладе я бы поимел... только черта с два. Когда Блэки Мартин снова прислал мне письмо, я написал на конверте: «Адресат выбыл, адрес неизвестен» – и отправил обратно.

Я понимаю, что нельзя так мрачно смотреть на вещи, но иногда так припрет, что по-другому нельзя. Нет, я вовсе не считаю, что кто-то мне должен помогать. Я без этого всегда прекрасно обходился. Единственное, что я хочу, – это чтоб меня оставили в покое. Вечно кто-то подвернется, кто лучше меня знает, что мне надо; и пытается, чтоб я сделал что-то необходимое – с его точки зрения. И все же нельзя смотреть на это так, будто все это кем-то подстроено нарочно. Что, попросту говоря, существует заговор против меня. Иногда по-другому думать выше сил, но я понимаю, что так нельзя.

Нельзя!

Глава 23

Мун схватил трубку. Прежде чем он успел ответить, я сказал:

– Мун, я не могу ее угомонить.

– Ты ей не сказал, что я всюду искал и никак не могу раздобыть деньги?

– Конечно говорил.

– Какого черта она в таком случае звонит?

– Она старая женщина, Мун. И к тому же страшно зла и встревожена. Ты же сам понимаешь.

– Но какой толк с того, что она звонит и звонит, Дилли? Мне от этого ничего не остается, как бежать куда глаза глядят. А если меня вышвырнут отсюда с такой пометкой в трудовой книжке, я нигде больше работу не найду. Хрен собачий, а не работу.

– Думаю, ей плевать на это, Мун.

Я понял, что сморозил глупость, прежде, чем закончил фразу. Не надо было этого говорить. Хотя это правда. С точки зрения мамы, пусть все летит к чертям, ей от этого ни холодно ни горячо. Пусть выкладывает что полагается, а не хочет добром, вылетит с работы, вот они и квиты. Она пыталась и Фрэнки подбить звонить ему и даже пойти самой на завод. Фрэнки, разумеется, наотрез отказалась.

– Я так и думал, – говорит Мун. – Но ты сам сказал, что не метишь на мое место.

– Думай что хочешь. Я тебе уже тысячу раз говорил.

– Но с какой стати тогда твоя мамаша названивает сюда?

– Все, Мун, хватит на эту тему.

– Но если...

– Я сказал, что больше говорить не желаю.

– Тебе не видать моего места как своих ушей. Даже если меня вышибут. Я уж об этом позабочусь, поверь мне.

Я не стал отвечать. У меня на столе выросла гора сопроводиловок, еще оставалась уйма старых инвентарных записей, которые надо было переносить из гроссбухов на карточки. По старой системе каждую деталь приходилось учитывать в нескольких графах, например в «Левом крыле» и «Правом крыле». От этого отчасти и происходит вся путаница. Скажем, рабочие разложат запчасти по стеллажам правого крыла, тогда как по твоей описи они левого, и, судя по описи, их вообще нельзя трогать... Словом, мне надо было собрать весь этот материал вместе – а некоторые детали фигурировали в десятках разных граф, – и работенка была не из легких.

Насколько я понимаю, Мун пошел наверх. Это так и было, поскольку он не воспользовался телефоном. Когда он вернулся, он сказал, что производственному управлению нужен отчет по дефициту на каждую позицию к трем тридцати.

– Очень мило, – бросаю я, не отрываясь от своих дел. – Что им вдруг приспичило? Они что, умрут без этого?

– Так ты что, не собираешься его делать?

– Ты же знаешь, что не могу.

– Раньше успевал. Пока были старые инвентарные книги.

– Я и сейчас могу, – отвечаю. – Через пару дней, вернее. Но в данный момент я не могу рассортировать карточки по позициям.

– Хороша же твоя система, – говорит Мун.

Я начинаю медленно закипать. Эта система – она как хорошо написанный рассказ. Она в тысячу раз лучше, чем старая. Это сразу видно. Я все это ему выкладываю.

– В конторе они нужны сейчас.

– Это ты им сказал, что они им нужны? Ты ходил наверх, чтобы сказать им, чтобы они потребовали от меня отчеты, хотя прекрасно знаешь, что сейчас я их сделать не могу, так ведь?

– Ты будешь их делать или нет?

– Нет.

– Ну что ж, посмотрим, – говорит он и отправляется наверх.

Я смотрю на часы. Прошло ровно пять минут, и зазвонил телефон.

– Дилли?

– Я слушаю.

– Можешь подняться сюда на минутку?

– Могу, – отвечаю, – но если это насчет отчетов по дефициту, то лучше вам спуститься сюда.

Он помолчал и говорит:

– О'кей. Сейчас буду.

Я бросил трубку и схватил ножницы и стопку чистых карточек. Я уже несколько дней обдумывал одну штуку, но все не доходили руки. Мун открыл ворота, и Болдуин вошел первым; карманы, как всегда, набиты бумагами, весь так и кипит, будто куда опаздывает.

– Ну так что тут за дела? Мун говорит, что ты отказываешься выполнять приказы. Почему ты не можешь сделать эти отчеты по дефицитам? Что плохого в...

– Во-первых, – говорю, – никакие отчеты вам не нужны. Я отслеживаю все поступления и отправления и знаю, что говорю. Ничего вам не нужно.

– Это ты так считаешь, – вставляет Мун.

– Да, я так считаю.

– Послушайте, – останавливает нас Болдуин. – Давайте-ка по существу дела. Предположим, нам действительно понадобились отчеты по дефицитам. Почему мы не можем их получить?

– Я пока не могу сортировать свои карточки. Детали вносились в книги по позициям. А сейчас они будут записываться хронологически и по алфавиту.