Рельсы - Чайна Мьевиль

— Пока ты не пришел, — буркнул Деро Шэму, — я еще надеялся, что они вернутся.

— Так надолго они никогда еще не пропадали, но надежда умирает последней, — сказала Кальдера. И кивнула на дверь комнаты, где в полузабытьи горевал папа Биро. — Разве мы могли оставить его здесь таким, пока не были полностью уверены? И потом, а вдруг бы мы поехали в одну сторону, а они вернулись с другой?

— Теперь-то мы уверены? — сказал Деро. До самого последнего момента эта фраза звучала как утверждение, но в конце вдруг появился крохотный завиток, еле заметное дрожание неуверенности, которое как ножом резануло Шэма по сердцу.

— Теперь мы уверены, — сказала Кальдера мягко. — И должны сделать то, что должны. Завершить то, что они начали. Мама и другой папа хотели бы этого. И он тоже хотел бы. — Она снова поглядела на дверь.

— Может быть, — сказал Деро.

— Наверное, он опять им пишет, — сказала Кальдера.

— Если он все равно забудет, — спросил Шэм, — зачем было говорить ему, что они умерли?

— Но ведь он любит их, вот почему, — сказала Кальдера. Она повела Шэма в кухню, где налила ему чашку какого-то маслянистого чая. — Разве он не имеет права их оплакать?

Шэм с сомнением разглядывал напиток.

— Стоит мне только сказать кому-нибудь про вас, — начал он, — и на меня начинают смотреть странно. Люди явно много говорят о вашей семье. А еще я видел тот поезд после катастрофы. Никогда не встречал ничего подобного. Да еще тот снимок. — Он посмотрел на нее. — Ты мне не скажешь? Что они делали? Ты знаешь?

— Знаем ли мы, что они затевали? — переспросила Кальдера. — Куда они ходили и для чего? Ну, конечно, знаем.

— Знаем, — подтвердил Деро.

— Но ведь ты тоже знаешь, — сказала Кальдера. Она посмотрела на брата. Секунду спустя тот пожал плечами. — Это совсем не сложно, — сказала Кальдера. — Ты же видел тот снимок, ты сам говоришь.

— Они что-то искали, — сказал Шэм.

— Нашли, — добавила Кальдера миг спустя. — Они кое-что искали и нашли. И это был?.. — Она взглянула на него, как строгая учительница в ожидании ответа.

— Край рельсоморья, — выговорил, наконец, Шэм. — Выход туда, где нет рельсов.

Ну, конечно. Шэм ведь видел ту колею. Значит, знал ответ. Но сказать его вслух было совсем другое дело! Он был в восторге от собственного богохульства. Оказалось, ересь, произнесенная во всеуслышание, не только потрясает, но и окрыляет.

— Нет ничего, кроме рельсов, — тут же крякнул он сипло. Свой голос ему не понравился.

— Пора нам с тобой браться за дело, Деро, — сказала Кальдера. Теперь она говорила серьезно, с нажимом. Та же интонация прозвучала и в голосе ее брата, когда он заговорил.

— В комнате папы Биро есть кое-какие вещи, — сказал он. — Я принесу их сюда, когда накормлю его.

— Но ведь за рельсами правда ничего нет, — повторил Шэм снова.

— Мы правда можем его оставить? — сказал Деро. Он глядел на дверь, за которой ждал их последний отец.

— Мы оставляем его не просто так, — сказала Кальдера мягко. — Ты же знаешь. О нем позаботятся. — Она подошла к Деро ближе. — Все, что мы сэкономили для сиделок — ты же знаешь, за ним будет присмотр. Ты же знаешь, если бы он мог, то сам бы поехал. Он не может. Зато мы можем. За него. За всех нас.

— Знаю, — сказал Деро. Покачал головой.

Шэм в третий раз раскрыл рот.

— За рельсами…

— Ой, ну хватит уже, а? — перебила его Кальдера. — Конечно, есть. Ты же видел снимок.

— Всем известно… — начал было Шэм, но умолк. Выдохнул. — Ладно, — сказал он. В том-то и дело, что наверняка ничего никому известно не было. Он перебрал в уме все, что знал на этот счет. — Никто не знает, откуда взялось рельсоморье.

— Знать, конечно, не знают, — подхватила Кальдера, — но предполагать предполагают. Что говорят об этом там, откуда ты родом? На Стреггее, кажется? Что ты сам думаешь? Рельсы проложили боги? — Ее вопросы посыпались на него, как из мешка. — Может, они сами сложились из земли? Или они божественные письмена, которые люди читают в своих странствиях, неведомо для себя самих? Или же рельсы порождены не открытыми пока естественными процессами? Радикалы говорят, что никаких богов вообще не существует.

Значит, рельсы возникли сами по себе, в результате взаимодействия скальной породы, жары, холода, давления и грязи? А люди, эти большеголовые мартышки, воспользовались их нечаянным появлением в своих целях и нашли способы передвигаться по ним, не ступая на смертельно опасную грязь? То есть выдумали поезда? Что есть мир — скопление рельсов, опоясывающих его кругом и слоями уходящих на большую глубину, под грязь и мусор, до самого ядра? До ада? Иногда штормовые ветра сносят верхний слой земли, и тогда под ним открывается металл. Самые отчаянные копатели из сальважиров клянутся, что находили пути на глубине многих ярдов. А что тогда такое Рай? И что там есть? И где он?

— По-моему… как нам и говорили… ты знаешь, — сказал Шэм. И цокнул, сердясь на собственное косноязычие. — Все пошло от Великого Огма.

— А, ну да, — сказала Кальдера. Из всех богов, которым поклонялись, которых боялись, презирали, умилостивляли и с которыми ссорились, его влияние было наиболее всеобъемлющим. Всемогущий диспетчер с головой как дымовая труба и в черных одеждах. Покровитель и повелитель рельсоморья, всех народов, его населяющих, пассажиров, странствующих по нему в поездах. — Такой, наверное, когда-то был, — продолжала она. — В незапамятные времена. Самый главный начальник. Так куда они идут? Рельсы? И что находится там, где они заканчиваются?

Шэм даже поежился, до того неловко ему стало.

— Шэм, — продолжала Кальдера. — Что такое верхнее небо? Только не говори мне, что это боги налили туда отраву. Откуда взялись рельсы? Что такое божественная катавасия?

— Это война богов перед началом времен, в которой победил Огм, сильнейший, и из земли поднялись рельсы.

— Это была драка между разными железнодорожными компаниями, — отрезала Кальдера.

Шэм нервно подтвердил, что, мол, да, такую теорию он тоже слышал.

— Все началось после того, когда все стало плохо, и они снова стали пытаться делать деньги. На общественных работах. Люди платили за проезд, а правители — за каждую выстроенную милю. И все покатилось под откос. Компании состязались, прокладывая все новые и новые маршруты, куда только могли. Строили оголтело, безоглядно, ведь чем больше рельсов они прокладывали, тем больше зарабатывали на них.

Они годами сжигали всякую ядовитую дрянь — так возникло верхнее небо, — а когда сжигать было больше нельзя, они стали запихивать ее в землю, и все животные изменились. Они хотели весь мир взнуздать своими рельсами. Это была война железнодорожных компаний. Они устраивали ловушки для поездов конкурентов, отсюда и пути-ловушки, и обманные переключатели, и все прочее.