Другие. Феникс - Тесс Хаген

удалось рассмотреть — не плод его больных фантазий, это — реальность, совершенная в прошлом. Эта личность, её сознание, мозг поражены болезнью, разъедены и почти полностью уничтожены. Льё поработал прекрасно, нарушив многие связи, исказив его взгляды, наверняка тем самым предотвратив множество ужасающих преступлений.

За тяжелыми бархатными шторами обнаружилась уютная приватная комнатка, по трём стенам которой стояли широкие кожаные диваны с мягкими подлокотниками. Я опустилась на ближайший, осторожно закинув ногу на ногу. Нужно было отдышаться. Мужчина подошёл к едва заметному столику в углу и налил нам в бокалы что-то крепкое.

— Думаю, не помешает, — пробормотал он, усаживаясь рядом и протягивая мне напиток.

— Благодарю, — пропела я, чуть пригубив тёмный, с горчинкой, виски, обжигающий губы.

— У Льё всегда хороший алкоголь, — мой спутник залпом выпил, и отбросил бокал прямо на застеленный ковром пол. Тот ударился с глухим стуком и замер. Меня пробрала дрожь. Я ждала помощи от Льё и Дена, но их не было. Выпив, в свою очередь я повторила жест влияния.

— А ты интересная, Ада, — хрипло рассмеялся он, поглаживая мою ногу.

— Ты тоже, — я решила тянуть время, сколько получится.

— Правда? — его рука поднималась выше, мне становилось трудно дышать от нахлынувших не к месту воспоминаний, далёких и совершенно чужих, но моих.

— Абсолютная… Таких интересных мужчин не часто встретишь, — я чуть повернулась к нему, чтобы лучше видеть глаза. Так хотя бы была возможность предугадать его поступки.

— А мне казалось, что ты больше интересуешься этими двумя… Льё и его другом, — он, не стесняясь, запустил руки под платье и повалил меня на диван.

— Так надо, — только и смогла ответить я. В его глазах чётко виднелись все желания. Если Ден или Льё не появятся в ближайшее время, то выхода не будет.

— Говорю же, интересная… — он потянулся к моим губам, но я отвернулась. Тогда, хмыкнув, он спустился к груди. Я затаила дыхание, нужно было выходить из тени и жечь, чтобы это прекратилось.

— Посмотри мне в глаза, — потребовала я, сжав его ногами. — Хочу видеть тебя, — совладав с нервами, подлезла к его штанам, расстегивая пояс.

— Ммм, — промычал он, и мне стало противно.

Я поймала взгляд влияния и снова заглянула в сознание. Нужно продолжить выжигание, сейчас же, иначе… Но тут меня встретила стена, выстроенная влиянием. Грубая, страшная. Она отбросила меня, но не выпустила. Розарий, болтавшийся на руке, дрогнул и тяжелые бусины с глухим стуком посыпались на пол: одна, вторая, третья — они падали так медленно, будто бы кто-то растягивал время, как резиновый мяч. Я пыталась жечь, пыталась частично выйти из тени, но силы стремительно исчезали. В глазах темнело, ощущение безысходности, полного отсутствия сопротивления застилали всё. Кажется, я была на грани того, чтобы потерять сознание и только инстинктивно сопротивлялась железной хватке больного.

Он резко схватил мои руки и развел их в стороны, прижав к дивану, и пыхтел, покрывая мою грудь и шею противными, чмокающими поцелуями. Меня мутило, я пыталась вырваться из цепких лап воспаленного сознания, и не могла. Чувство перетекания моих мыслей в чужую голову усиливалось с каждым мгновением, мне казалось, что пока я пытаюсь победить влияние, оно пожирало мой мозг изнутри, выедало кусочки, а самые сладкие разворачивало, раскрывало и показывало мне. Как фильм. Как давно выброшенный альбом с самыми отвратительными фотографиями.

Сёртун. На мгновение мне показалось, что это он пыхтит надо мной, старательно и нетерпеливо. Я не чувствовала боли, даже отвращения, только унижение, с которым нужно было смириться. С которым я всегда смирялась в страхе признаться кому бы то ни было. Любимая ученица — это честь, это подтверждение силы и уникальности. В глубине души, в самых далеких уголках подсознания я видела шестнадцатилетнюю себя, тихую и скромную девочку, мечтающую о величии, о благородном деле, но совершенно неспособную признать слабость, не желающую показывать себя жертвой. Я терпела тогда, терплю и сейчас.

Внезапно Сёртун рассеялся, и где-то рядом послышались насмешливые возгласы Герши, и колкие шутки его товарищей. Я бежала, спасаясь от их слов, с силой пихая плечом тяжёлые двери, а они всё никак не заканчивались: открывались одна за другой, тёмные, влажные. Мне хотелось кричать и крушить всё на своём пути, но крылья не появлялись, не желали мне помогать. Я отчаянно пыталась выйти из тени, стать той, кто я есть на самом деле — Фениксом, молила об этом. Яркая вспышка ослепила меня, за ней последовал чудовищной силы удар, отчего в голове зазвенело.

“Меченая, меченая” — неслось со всех сторон сквозь звон, рука с татуировкой чесалась нестерпимо, и я раздирала рисунок в кровь, сдирая кожу на пальцах об ветки шиповника, который неожиданно стал настоящим. Но изображение проступало снова сквозь тёмно-бордовую лужицу моей драгоценной, горячей крови. Тёмно-бордовый цвет. Он увлекал меня, чем дольше я смотрела на него, поглощал, лился будто бы с головы, заполняя глаза и заставляя видеть мир сквозь кровавую пелену. В отчаянии я пыталась кричать, но поняла, что забыла как это делается. В немом ужасе зажмурила глаза, а когда открыла, увидела над собой балдахин и чёрные бархатистые стены вокруг, по которым стекала противная, вонючая жидкость, заполняя комнату, в которой я оказалась.

Мне вдруг стало всё равно, что произойдет дальше, я легла на кровать, раскинув руки, и ждала. Пусть, пусть всё будет поглощено, утонет в болоте грязи, составляющей мою жизнь. Если каждое гадкое, отвратительное воспоминание исчезнет — я, наверное, буду счастлива. Даже если исчезну и я сама. Жидкость прибывала, уже добралась до моего тела, окутывая его приятным теплом. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, будь что будет. Фениксу с одним крылом всё равно не выжить.

— Ада, милая. Птичка моя, — донёсся сквозь жидкость, заполняющую мир вокруг, голос Денеба. — Я тут, лапушка… Проснись.

— Всё плохо? — а это, похоже, Льё.

— Её здорово потрепало… Льё! Нельзя было терять Аду из виду!

— Всего несколько минут, — слабо оправдывался Льётольв.

— Несколько минут, несколько минут… — передразнил Ден.

— А ты сам?

— Это идиот Феникс всё испортил!

— Ладно… Забыли. Главное, что никто сильно не пострадал.

— Ещё неизвестно, — Ден приблизился ко мне. — Адочка… Ну же, открой глазки.

— Где мы? — спросила я, и, к своему удивлению, даже не захлебнулась. — Почему тепло?

— Потому что я тут, вокруг тебя, милая, — прошептал Денеб. — Вышел немного из тени, чтобы помочь.

— Спасибо…

— Открой глазки, лапушка. Я уже здесь, привычный Ден. Ну… — он приподнял меня.

— Мы справились? — глаза с трудом привыкали даже к слабому свету и слезились. Образ Денеба угадывался совсем рядом, чуть в стороне тенью маячил