Machinamenta Dei - Илья Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он заметил меня, повернулся и протянул руку.
– О-о, вы даже не представляете, кто заглянул ко мне на огонек! Это Рик Беркли! Наш герой! Он тут на днях отправил в отставку руководство RCC!
Я пожал руку, и мужчина притянул меня к микрофону.
– Скажи нам что-нибудь, Рик.
Я сперва смутился, но потом сообразил:
– Возьму еще патронов. У Даллера оставался набор заместителей.
– Ха-ха! Устроишь там вечеринку?! Вот это по-нашему! Добро пожаловать в Три-С, Рик Беркли!
В дверях показалась Рей, и мы пошли дальше по коридорам. Из-за спины доносилось:
– Черт возьми, каков парень! Просто ураган!
Мы приблизились к двери, у которой стол боевик Три-С. Он смутился и протянул мне руку, мы поздоровались. Кажется, я успел приобрести целую армию поклонников…
Рей открыла дверь и мягко протолкнула меня внутрь, в просторный и затемненный зал. В центре стоял большой круглый стол, за которым сидели около десяти человек, в демократичной, почти домашней одежде. Над столом висело четыре видеоэкрана.
– Комната совещаний, да? – я тихо спросил Рей.
Она приложила палец к губам, показав, что нам лучше помалкивать, и отвела к стене. В тень. Кое-кто из-за стола посмотрел в нашу сторону и приветственно кивнул головой.
Со стороны экранов раздался голос Прометея:
– Мне удалось перехватить и расшифровать переговоры «партии войны» в руководстве консорциума. Это была экстренная конференция, вызванная устранением главы RCC. Картинки нет. Только звуковая дорожка.
Никто не прерывал Прометея, люди со вниманием слушали его. Аудиофайл начал воспроизводится.
– Мы теряем контроль, – произнес электронный голос, очевидно, искаженный помехами и последствиями декодирования.
– Вы думаете?
– Произошедшее освободило нас от ряда проблем.
– Даллера больше нет.
– Баланс голосов изменился.
– Тогда наш следующий шаг?
– Уничтожим оставшихся кукол Даллера.
– Зачистим следы в Италии. Хватит жевать сопли. Что бы там ни случилось на самом деле, все в прошлом. Когда закончим, возьмемся за жирных котов.
– Давно пора.
– Нельзя недооценивать противника. Что, если банкиры и триады договорятся? Если подключится Три-С?
– Они заперты в трущобах Америки. К тому же мы хорошо поработали над разрушением доверия между нашими врагами. Пора стричь золотых овечек.
– Согласна. Недоверие – это главное.
Запись прервалась. Началось обсуждение дальнейших планов Три-С в новой ситуации. Мы с Рей оставались в тени у стены и слушали. Она время от времени поясняла мне отдельные моменты.
Из обсуждения я понял, что кое-кому будет поручено добраться до полярной Италии. Причем сделать это раньше ребят из RCC и помешать им замести следы. Разобраться с тем, что скрывается под многометровым слоем снега и развалин, и с тем, как это связано с текущей ситуацией. Руководство Три-С надеялось найти новых союзников, с чем можно было согласиться. Значит, следующий шаг – архипелаг Китай.
Рей вкратце описала его, и я понял, что он совсем другой, что он вряд ли мне понравится. Конечно, там нет социального расслоения, подобного тому, что у нас, в Америке.
Триады оказались не просто мафией, а формой самоорганизации вне системы. Они не допустили диктатуры тех, хотел соорудить третий уровень в Гонконге. Он так и не был достроен, в результате Гонконг остался обычным двухуровневым городом, без откровенно гнилых кварталов и элитных высотных уровней. Плохо было то, что практически вся местная «энергетика» держалась на бесчисленном множестве частных котлов и топок, в которых сжигался уголь, а также бытовые отходы. В результате город задыхался в дыму, и небо исчезало в его клубах. Если добавить частые пылевые бури, подымавшиеся с выжженных земель, то картина смотрелась совсем беспросветно. Гонконг десятилетиями видел над собой только грязное марево и, наверное, забыл, как выглядят настоящие звезды в ночном небе. Но было еще кое-что.
Я стал знаменитостью, что в тонком деле диверсанта не лучший вариант. Мне дали понять, что придется ставить мимический имплант.
Операционный стол – хорошее место, чтобы подумать. Тем более есть много времени, а мягкий наркоз не вырубает мозг. То, что твои глаза закрыты, – тоже плюс. Ты можешь оглянуться на свою жизнь и увидеть больше.
И вроде бы она налаживается, и ты на правильной стороне. Но что-то все равно гложет тебя.
Прежде всего, вспоминается Чикаго с высоты полета полицейского спинера. Парадоксальный, не сводимый к одной оценке родной город.
Проступающие сквозь завесу дождя огромные вышки – небоскребы, на крышах которых мерцают габаритные огни, будто звезды. Он великолепен даже во время ливня, этот ослепительный верхний уровень. Он проплывает под тобой, словно ковер из звезд, освященный сиянием бесконечного многоликого неона и прожекторами, которые бьют куда-то вверх, разрезая дождь и сумрак неба.
Затем – граница города, где даже сквозь ливень виден срез этого огромного слоеного пирога. Масштабная картина, попытка понять смысл которой способна парализовать разум. Верхние уровни залиты светом, а к низу его становится все меньше. Нижние слои скрываются в темноте и техногенном тумане, в едкой пелене спецаэрозолей. И пусть с высоты полета не видно деталей, но ты знаешь, что там, в самом низу.
Под ускользающим светом редких ламп, а то и в полной темноте, в облаках генетического яда царит пустота. Там же, где еще сохранились люди, неизменно есть наркотики. И предсмертные крики, и банды в униформе, и охрана псевдопорядка.
С другой стороны, наверху, среди потоков огней, самых разных, контрастных, мягких и ослепительных, можно разглядеть то, что сильно ухудшит картину – улыбающиеся лица и блестящие глаза, подозрительно однообразные… Ведь все это маски, мимические импланты и глазные линзы, которые призваны имитировать эмоции.
Ты невольно задаешься вопросом. Он будто приходит сам собой. Что хуже: пустота, разбавленная обычным мусором или пустота, разбавленная прямоходящим мусором? И что, если учесть концлагерь и фабрику смерти на окраине Чикаго?
Ты не понимаешь, что с нами происходит. Что не так.
Мы умираем? Мы изменяемся? Или это одно и то же?
Тебе становится страшно, когда ты понимаешь, что никогда примешь ответа, что он будет жечь сердце, пока… пока… ты сам не попросишь вынуть его из груди и заменить на особо устойчивый электромеханический имплант. И тогда многое станет неважным, боль уйдет, вот только это облегчение испытает кто-то другой. Не ты.
Неужели от нас требуется именно это? Ведь с круглой Земли, поверхность которой замыкается сама на себя, не сбежать по старинке, ножками. Ведь настоящие звезды в ночи можно увидеть только с крыш небоскребов верхнего Чикаго, что тянутся к небу.
Неужели нельзя обойтись без полицейских убийц? Без машины лагерей и тех, кто верит в концентрацию капитала и власти? Без тех, кто видит перед собой только новые этажи, уровни и небоскребы, космодромы и внеземные станции, приближающие нас к звездам.
Почему они такие?
Почему мы такие?
Штука в том, что когда мы делаем следующий шаг, то вынуждены преодолевать еще большее страдание. Но тогда что будет в итоге? В самом конце? Болевой порог сдвинется так, что мы превратимся в бесчувственных роботов? Что ответит наш создатель, когда увидит добравшийся до него скелет, и когда этот холодный биомеханический остов спросит электронным голосом: «Можно ли его исправить?» Создатель пошлет нам новую боль, чтобы покарать или убить нас? Или мы просто никого не увидим на самой вершине? Только свои бесконечные отражения.
Посвящается фанатам «Бегущего по лезвию»
Примечания
1
«Божьи механизмы» (латынь), но возможен и совершенно другой по смыслу вариант перевода – «механизмы Бога»
2
«Душа из машины» (латынь)
3
Если создание первых фабрик столетия назад потребовало высвобождения людей (как потенциальных работников фабрик) из традиционных обществ, то есть потребовало «свободы, равенства и братства», то принципиально новые способы производства могут поставить вопрос совсем по-иному.
4
FEMA (FederalEmergencyManagementAgency) – Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях США – пожалуй, самое таинственное государственное учреждение в мире. FEMA считается аналогом российского МЧС, однако с существенными отличиями. В ведении FEMA на территории США и Канады находятся сотни концентрационных лагерей, пока что пустующих, но полностью оборудованных, укомплектованных персоналом и готовых к достойному «приему» постояльцев. Официальная версия назначения лагерей заключается в утверждении, что они нужны для спасения, эвакуации и временного содержания населения при стихийных бедствиях. Вот только многочисленные детали, например то, как устроены ограждения из колючей проволоки, позволяют утверждать, что FEMA не собирается защищать постояльцев концлагерей от опасности, которая якобы находится снаружи. Наоборот, планируются защищаться от тех, кто окажется внутри охраняемого периметра. Согласно неофициальной версии, лагеря, общая емкость которых составляет более 20 млн человеко-мест, предназначены для изоляции «несогласных», а FEMA – инструмент управления страной в условиях остановки действия конституции, гражданских прав и свобод, т. е. в условиях диктатуры.
