Я тебя купил (СИ) - Победа Виктория

Саша молчит, сжимая меня в своих объятиях, слышу, как бешено стучит его сердце, как сбивается дыхание, чувствую, как он вдыхает мой аромат, уткнувшись мне в макушку.

Неожиданно для себя осознаю — он не знает, что беременность не подтвердилась и меня с головой накрывает оглушающее чувство вины. Страшно представить, что он пережил за эти несколько часов, и, возможно, переживает до сих пор.

Понимаю, нужно сказать, что никакой беременности нет, успокоить, но язык немеет, в горле полнейшая засуха, открываю рот, словно рыба на суше и не могу произнести не слова.

Перед глазами так и стоит образ до чертиков счастливого Саши, его обожающий взгляд, его осторожные и невероятно нежные касания. Он ждет этого ребенка, как никто другой и мне приходится призвать на помощь все силы ада и рая, чтобы выдавить из себя хотя бы слово, чтобы обрушить на него суровую реальность.

— Я не беременна, — выпаливаю и подняв голову, заглядываю в его мраморно серые глаза, ожидая реакции на сказанные слова, не знаю, чего именно жду от него. Разочарования? Боли? Чувствую, как на глаза снова наворачиваются слезы, видимо, наконец-то пришел эмоциональный откат, потому что сдерживать их становится все сложнее, всхлипываю громко, а потом и вовсе начинаю рыдать. Слезы текут не переставая, откуда только берутся? Растекаются темным пятном по его футболке, не желая останавливаться. Комкаю пальцами эту самую многострадальную футболку, которая, кажется, она уже промокла насквозь, а слезы все никак не заканчиваются. Саша все это время терпеливо поглаживает меня по спине, шепча что-то вроде «ттшшш успокойся».

— Я знаю, как ты хотел этого ребенка, а его нет и…, - снова начинаю рыдать, понимаю, что глупо, что ничего непоправимого не произошло, а все равно никак не могу успокоиться.

— Кать, я знаю, что ты не беременна, — он берет меня за подбородок и заставляет смотреть в глаза, хмурится слегка, от чего на лбу выступает морщинка, смотрит на меня пристально и столько нежности во взгляде, что реветь хочется еще сильнее, навзрыд, громко и по-детски, — я действительно очень хочу детей и они у нас обязательно будут, нашла из-за чего расстраиваться, а вот за свою выходку по заднице ты своей сегодня отхватишь.

Его угроза вызывает у меня улыбку, да я готова не только сегодня отхватить, лишь бы он рядом был и с ним все было хорошо.

— А как вы меня нашли? — меня внезапно озаряет мысль.

Саша тяжело вздыхает, отстраняется от меня, дергает край моей куртки, распахивая ее и ныряет пальцами в небольшой внутренний карман. Наблюдаю молча за его действиями, пока в его руках не оказывается маленький, металлический предмет. Смотрю на него непонимающе, пока до меня не доходит, что именно он держит в руке.

— Жучок? — хлопаю удивленно глазами.

— Жучок, Котенок, — улыбаясь кивает Саша, — после того случая в домике, я не мог рисковать.

— Но как, — запинаюсь, — а, если бы я не прихватила куртку? — моргаю не понимающе.

— Ты всегда ее берешь с собой, — продолжая улыбаться, отвечает Саша, — я давно заметил, что ты с ней не расстаешься, — гляжу на него во все глаза, раскрыв рот и перевариваю его слова. А ведь и правда, без этой куртки я никуда не выхожу, во всяком случае в это время года. Мы ее с Лешей покупали, она напоминает мне о брате.

— То есть, — говорю ошарашенно, — получается своими действиями я привела вас к Забарскому, сама того не ведая?

Саша снова громко вздыхает и притягивает меня к себе, утыкается в мою макушку и тихо шепчет:

— Да, привела, но это не отменяет того факта, что по заднице ты своей получишь, — наигранно сурово произносит он и целует меня так, как, наверное, еще ни разу не целовал, отрывисто, грубо, местами даже больно. Его язык врывается в меня, подавляя любое сопротивление, сплетается с моим в безудержном, диком, необузданном танце. Руки скользят по моему телу, пробираются по разорванную ткань футболки, одна рука оглаживает спину, вторая касается груди, сжимая ее до сладкой и такой желанной боли. Только лишь мой глухой стон заставляет его остановиться, и теперь я стону уже от разочарования. Все-таки с головой у меня не все в порядке, десять минут назад меня чуть не изнасиловали, рядом валяются трупы ублюдков, что пытались надругаться надо мной, а все, о чем я могу думать, как стянуть с себя преграду в виде одежды, которая доставляет весьма ощутимый дискомфорт. Саша останавливается как раз вовремя, потому что спустя пару секунд в комнату входит Леша, разъяренный, как сам черт, хотя нет, Леша сейчас страшнее самого черта. Глаза метают молнии, зубы стиснуты до скрипа, доносящегося до моих ушей, ладони сжаты в кулаки. Не будь рядом Саши, я бы, наверное, испугалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— У тебя с головой все нормально? — рявкает он, глядя на меня, если бы он умел испепелять взглядом, уверенна, от меня осталась бы горстка пепла, — ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — он срывается на крик, делает шаг ко мне, но путь ему преграждает массивная фигура Саши.

— Полегче, — слышу нотки угрозы в его голосе и улыбаюсь про себя, вот кто меня в обиду никогда не даст, даже собственному брату, — я и так еле сдерживаюсь, чтобы тебя по стенке не размазать, — рычит он и задвигает меня за спину. Обхватываю его руками, понимаю, что он не шутит и прибить Лешу ему ничего не стоит, а когда в комнате появляется Аид, становится еще страшнее, только драки не хватало.

— Она рисковала собой, — шипит брат, — собой, мать твою, моя единственная сестра.

Прижимаюсь к Саше сильнее, пряча глаза от Леши.

— Ты хоть понимаешь, что с тобой могли сделать? — продолжает сотрясать воздух децибелами брат, обращаясь ко мне.

— Я сказал тон сменил, — рявкает Саша и хватает Лешу за грудки, — если бы твой пес выполнял свою работу, как надо, ничего бы не произошло.

— Аид за свою ошибку ответит, — холодно отвечает брат, и вырвавшись из захвата Саши, поправляет пиджак. Перевожу настороженный взгляд на Карима, все-таки моя вина в том, что ему придется отвечать перед Графом, но тот никак на слова Леши не реагирует.

— Ладно, — выдыхает Леша, — пора здесь заканчивать, а с тобой я еще поговорю, — обращается он ко мне и выходит из комнаты, а следом за ним и Аид.

Саша поворачивается ко мне, берет за руку и тянет за собой в сторону двери. Выходим вслед за братом и Аидом, следуем за ними по коридору, пока не оказывается в огромной по моим меркам гостиной. Из-за широкой спины Саши не сразу замечаю сидящие посреди комнаты три фигуры. Связанные и избитые, с кровоподтёками на лице, заплывшими глазами и, кажется, выбитой челюстью передо мной сидят отец, Забарский и тот самый хакер Миша. Последний выглядит совсем плачевно, отчего-то мне становится его жаль, он всего лишь хакер, которому не повезло работать на Забарского, как когда-то не повезло Леше.

— Не стоит его жалеть, — каким-то неведомым образом прочитав мои мысли, произносит Леша, — он здесь, потому что заслужил, да Миша?

Не сразу понимаю, о чем он говорит, а потом вспоминаю слова брата о том, что он доверился не тому человеку, вот, значит, кто тот предатель. И вся жалость к нему улетучивается в одно лишь мгновение, на смену ей приходит необузданная, дикая ярость. С трудом сдерживаю порыв вцепиться подонку в лицо ногтями. Сквозь пелену накрывшей меня ярости, краем уха слышу движение за своей спиной и какое-то странное, чересчур громкое дыхание. Оборачиваюсь и душа уходит в пятки, двое парней из охраны Графа удерживаются на поводках клыкастых монстров, именно монстров — мощные челюсти, длиннющие клыки, бычья шея, это не просто собаки, это прирожденные убийцы. К горлу подступает тошнота, когда понимаю, для чего они здесь. Перед глазами встают картины — разорванные тела, кровь, человеческие останки, напоминающие месиво. Перевожу взгляд на Лешу, его каменное выражение лица говорит о том, что сейчас этих троих постигнет та же участь, что постигла двух столичных бизнесменов более года назад. Жаль ли мне Забарского и его прихвостня? Нет! Но отец. Нет, я по-прежнему желаю ему смерти, но не таким диким способом. Смотрю на брата с мольбой, пусть отец и продал меня, такой смерти он не заслужил. Брат, будто уловив мой взгляд, кивает одному из своих людей, до слуха доносится какой-то щелчок и тело отца обмякает на стуле, свет во взгляде меркнет, а по лицу стекает тонкая струйка крови. Он все-таки убил его, отдал приказ ни секунды не сомневаясь, я же в свою очередь не почувствовала ни капли жалости, по отношению к погибшему подонку, которого и отцом-то назвать язык не поворачивается. Наверно садистские наклонности у нас с братом одни на двоих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})