Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

Еще одно бередящее душу открытие она сделала, выдвинув верхний ящик шкафа, стоявшего у раковины. Там лежало множество маленьких бутылочек с соевым соусом и как минимум два десятка пар палочек для еды в бумажных пакетах. Они так и остались не распакованными. Она сразу поняла, откуда у него все это. Они оба любили восточную кухню. Но Винсент всегда пользовался вилкой – есть палочками у него не получалось. Она же, напротив, орудовала ими с ловкостью, которая его восхищала. В ящике, который она только что открыла, хранились свидетельства того, что Винсент слишком часто пользовался китайской едой, продающейся навынос, и приберегал палочки для нее. Иначе зачем бы ему их хранить? Она бездумно поворошила палочки ладонью, мысленно прикасаясь ко всем его грустным ужинам в одиночестве. Печальный шелест бумажных оберток оказался удивительно созвучен ее настроению. Она начала задвигать ящик, но в последний момент заметила внутри кроме бутылочек с соусом и деревянных палочек еще что-то. Вглядевшись внимательнее, она обнаружила на самом дне ящика исписанный лист бумаги, сложенный вдвое. Почерк Винсента. Она поспешно достала листок из ящика и склонилась над ним. Прочитав три или четыре строчки, она вспомнила весь текст и от неожиданности зажала ладонью рот.

Винсент был потрясающим художником. Он изучал живопись в колледже и рисовал в течение долгих лет, но работ своих не показывал почти никому, кроме членов семьи. Изабелла почувствовала себя польщенной, когда он, робея и стесняясь, продемонстрировал ей слайды своих картин. За несколько месяцев до ее дня рождения в первый год их связи он поинтересовался, что она хотела бы получить в подарок. И она попросила нарисовать для нее картину. Он опешил от неожиданности и сказал, что подумает. И она догадалась о причинах его колебаний. Он боялся, что не справится с такой сложной задачей, ведь картина, созданная для нее, должна была получиться безупречной. Чтобы подбодрить его, она написала ему письмо:

Я хотела, чтобы ты нарисовал мне картину, потому что тогда я бы смогла увидеть себя твоими глазами. Ты мог бы нарисовать коня, или цветок, или звездное небо. Не важно – ты мог бы нарисовать все, что угодно, все, на что, по-твоему, я могла бы смотреть без устали. Цветы и звезды бессмертны, а мы нет. Но они дарят нам свою красоту, свой аромат. От них веет надеждой.

Рисунок, который он подарил ей на день рождения, висел на стене в ее гостиной, а что до письма, то о нем она давно позабыла. Она столько их ему написала. И никогда не задумывалась, что он с ними делает. Увидев свое письмо, переписанное его почерком, она представила себе, как он копирует его за письменным столом, за окном льет дождь, а перед ним стоит кружка с остывшим чаем. Она поняла, почему он решил это сделать, – тогда это был единственный из доступных ему способов приблизиться к ней. От этой мысли у нее болезненно сжалось сердце. Положив листок на стол, она вновь начала искать фонарик.

В спальню она вернулась с письмом в руке:

– Ничего не нашла.

Коко ответила ей из ванной:

– Зато я отыскала спички. Шкаф слишком узкий, вдвоем нам в нем не поместиться. Давай полезай. Я сейчас выйду.

Первой мыслью, пришедшей в голову Изабеллы, было то, что Коко вполне способна запереть ее в шкафу. Понимая, что думать так глупо, она все же не могла до конца уверить себя, что подобного не случится. Вот будет сюрприз для Винсента: он вернется домой и услышит из платяного шкафа вопли незнакомой женщины, с которой провел ночь и которая, будучи вызволена оттуда, объявит, что ее заманила в ловушку и заперла другая незнакомка.

Но тут в спальню вернулась Коко с полотенцем в руках. Вытирая руки, она деловито скомандовала:

– Лезь в шкаф и внимательно посмотри на левую стенку – увидишь кое-что интересное.

Она сунула руку в карман и выудила оттуда маленькую серебристую коробочку спичек, на крышке которой ярко-красными буквами было вытиснено: «Акумар».

– Только, пожалуйста, не забудь потом вернуть их мне. Это мое любимое лакомство. Ты не пробовала спички? Очень вкусно!

Изабелла бросила испуганный взгляд на коробок и отрицательно помотала головой. Коко не без труда подавила злорадную усмешку. Ей так хотелось высунуть язык и с торжеством заявить: «Это меня Винсент водил по дорогим ресторанам, ясно?» Но тут глаза их встретились, и душа ее преисполнилась ликования: во взгляде Изабеллы она уловила страх.

– Что, не хочешь лезть в шкаф?

Изабелла растерянно пожала плечами. Это сделало ее похожей на перепуганного ребенка.

– Боишься, что я сделаю тебе какую-нибудь пакость, верно?

– Послушай, но я ведь совсем ничего о тебе не знаю… – Она оборвала себя на полуслове.

Коко швырнула полотенце на пол, подбоченилась и сощурила глаза:

– Кроме того, что я – кто? Договаривай!

– Забудь об этом.

Коко шагнула к ней:

– Нет, не надейся. Ты ведь хотела сказать, что ничего обо мне не знаешь, за исключением того, что я одна из подружек Винсента.

– Подружек?

– Милашек.

Изабелла молчала, и это было красноречивее любых слов.

– Но если я всего лишь одна из его девиц, откуда мне известно про Энжи?

Изабелле на это нечего было ответить. Энжи подтвердил: Коко не принадлежит к человеческой расе и находится здесь, чтобы им помочь. Прекрасно. Но еще он добавил, что она одна из любовниц Винсента.

– Иди-ка сюда. Хочу тебе кое-что показать. – Коко повернулась и прошла в ванную. – Здесь практически все то же самое, что и в шкафу, так что тебе нет необходимости туда залезать, если боишься.

– О чем ты?

– Сама увидишь. Иди сюда.

Изабелла вошла в ванную с такой осторожностью, словно пробиралась по минному полю.

– Ну, я здесь. Дальше что?

Коко неожиданно выбросила руку вперед и ухватила ее за нос.

– Это тебе не детский сад. И я не намерена тебя уговаривать выпить молочко! Если я велю подойти, мне плевать, хочется тебе этого или нет. Просто делай, что сказано!

Коко, вероятно, даже не догадывалась, что Изабелла Нойкор всегда относилась к своему носу как к священному предмету. Никому на свете не разрешалось к нему прикасаться – ни родителям, ни любовникам, ни даже знакомым младенцам, неизменно преисполненным любопытства. Она и сама не знала, почему так берегла от фамильярных касаний именно эту часть тела. Но факт оставался фактом: это был ее пунктик. Винсент подметил в ней эту особенность на довольно раннем этапе и часто ее поддразнивал. В плане секса они никогда не могли насытиться друг другом, их страсть не знала границ, они щедро одаривали друг друга самыми смелыми ласками. Но иногда, после очередного бурного соития, когда оба они чувствовали усталость во всем теле и бесконечную благодарность друг другу, Винсент коварно шептал ей на ухо: