Лита - Александр Минчин

Я хотел отрезать разом. Быстро и без слез. Без сцен.

— Лита, я собираюсь жениться.

Она вскинула руки к горлу.

— На этой девочке в дубленке с капюшоном, с которой ты гуляешь?..

— Поэтому я не хочу, чтобы ты надеялась или ждала: я не позволю тебе больше.

Никогда.

Она вскрикнула, закрыв лицо ладонями:

— Нет, Алешенька!..

Повернулась и пошла. Я знал, что больше не увижу ее никогда.

Она лежала голой в ванне, и ее распущенные волосы свешивались через край, горячая вода в ней превращалась из красной в гранатовую. Из гранатовой в бордовую. Лак ногтей сливался с цветом воды.

Она вспорола вены на обеих руках. Бритвой, которую взяла когда-то у меня.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Книга вторая

Наказание

О, дай нам Бог сойти с ума.

Страдания души — как их передать…

Самым трудным оказалось сообщить мамуле, что я собрался жениться на Вике.

Виктория старалась смягчить ее и подготовить. Мы сидим после театра в их уютной столовой и пьем душистый чай: я с вареньем, а они с шоколадом.

— Мамуля, Алеша хочет тебе кое-что сказать.

— Да, Алексей, я вас внимательно слушаю.

Согласно книге, первая стадия ритуала — сватовство. Я принес для этой цели бутылку водки, палку колбасы и свежевыпеченный хлеб. Но они так и остались стоять-лежать в прихожей. Какие говорить первые слова в книге не было, вернее, было — но для девятнадцатого века.

— Дело в том, что я… что мы… как бы это точнее сказать…

— Что-то я раньше не замечала, чтобы у Алеши были трудности с русским языком.

— Мамуля, Алеша хотел сказать, что…

Вика пыталась мне помочь.

— Я хотел вам сказать… Как это выразить… Я хотел просить у вас руки вашей дочери…

— Вот она, ее рука, — она взяла и положила Викину руку на мою, — чего тут просить.

— Я хотел сказать, что я хочу… — я запнулся.

— Тáк, продолжай, не бойся.

— … жениться на Виктории.

— Серьезно?

— Абсолютно.

Ее брови в изумлении поднялись.

— На моей Виктории?

Мое сердце уже влезло в горло.

— Мамуля, конечно, на твоей, на какой еще. Ведь не пришел же он к тебе просить руки какой-нибудь другой Виктории.

Попыталась пошутить Вика и разрядить.

— Кто знает, сейчас такие времена — ничего не понятно. А ты уж не бери на себя много — в Москве ты не одна Виктория. Итак, Алеша, где вы остановились?

Я протолкнул сердце назад из горла в грудь.

— Я хочу жениться на Виктории Богдановой — вашей дочке.

Она сидела неподвижно, замерев, и вдруг по щеке ее покатилась слеза.

— Мамуля, — сказала Вика наигранно бодрым голосом.

— Спасибо, Алексей, что вы подумали сообщить мне об этом. А вы сказали вашим родителям?

— Да, они не возражают.

— Значит, я — последний камень преткновения?

— Мамуля, ну что ты говоришь!

— Я просто не могу поверить, что моя дочь уже невеста.

— Значит, ты согласна? — обрадовалась Вика.

— Не так быстро сказка сказывается, не так быстро, Викуля. Вы хотите получить мое благословение. Но прежде чем я его дам, я хочу быть уверена, что вы оба осознаете, что такое брак и супружеская жизнь. Какие обязательства это накладывает. Если Алексей мне позволит, я хотела задать вам несколько, возможно деликатных, вопросов.

Сердце опять полезло в горло.

— Да, пожалуйста.

— Где вы думаете жить?

— Будем снимать квартиру, а потом купим свою.

— На что вы будете жить?

— Мамуля, я снимаюсь в кино, зарабатываю деньги.

— Не смеши меня, это не деньги.

— Естественно, я буду работать, как получу диплом. Плюс…

— Вы дарите Вике дорогие подарки, одеваете ее в красивые вещи, я не спрашиваю, Алексей, откуда. Вы мужчина, это мне нравится. Но вдруг источник ваш иссякнет, что тогда?

— Она добрая девочка и заслужила.

— Безусловно, она моя дочь, уже одно это!.. — Она пошутила и улыбнулась своей звездной улыбкой.

Потом подумала:

— Я с удовольствием буду вам помогать, но вдруг мне перестанут давать роли. В этом государстве все возможно…

Это было единственное, что она когда-либо сказала о «государстве».

— Мамуля, никто не согласится, чтобы ты помогала двум молодым и здоровым людям.

— А я и спрашивать не буду!

Она сказала точно, как ее героини на экране, мы рассмеялись.

— Я никогда не думала, что ты такая «материалистка», мамуля! А душа? А чувства?

— Не для себя. Мне очень нравится Алеша и, как ни странно, нравишься ты. И я не хочу, чтобы ваша молодая жизнь состояла из лишений, мыканий и поисков необходимого для выживания. А из радости и счастья.

— Все через это проходят, мамуля.

— Я не хочу, чтобы через это проходила ты, моя дочь! Я прошла уже все и за себя, и за тебя — вдвойне. Втройне. И заплатила всем, кому должна, на много жизней вперед.

— Хорошо, мамуля, только не волнуйся.

— Вот вам мой ответ, Алексей.

Мы замерли.

— Вике еще учиться в институте чуть больше года. Пусть свадьба будет, когда она его закончит. К тому же выйдет новый фильм ее на экраны и, возможно, ей, уже как известной актрисе, дадут квартиру. (Ха-ха. Она засмеялась сама для себя.) И если вы за это время не передумаете своего решения, а утвердитесь в нем, то я благословляю вас, обоих. Это будет ваш «испытательный срок». А теперь, — она улыбнулась своей единственной улыбкой, видя наши кислые лица, — давай, Викуля, шампанское, и мы выпьем за жениха и невесту! И, Алексей, что-то там у вас необыкновенно вкусно пахнет в пакете, не стесняйтесь, несите!

Зоя Богданова, совершенная актриса, сама разлила нам в бокалы шампанского.

— За вашу помолвку! — произнесла она и выпила до дна.

Позже Вика мне сказала, оценивая происходящее:

— Я первый раз видела, как мамуля пьет шампанское, до дна.

Мы обсуждали с «невестой» целый вечер, гуляя по снегу, мое сватовство.

Удивил нас ее названый папа, советский писатель, который сообщил, что им нужна чистая кровь. Причем в самой Вике было уже две крови. А его крови в ней не было ни капли.

Теперь, когда я считался женихом, а она невестой, нас приглашали в известные дома на обеды: в дома актеров, режиссеров, сценаристов, писателей, поэтов. Нашей юности завидовали, и каждый просил: обязательно пригласить на свадьбу.

В один из вечеров я решил пригласить дочь и маму в ресторан ЦДЛ, чтобы отпраздновать нашу помолвку. Каждую минуту к знаменитой актрисе подбегали за автографами, выразить свое восхищение, восторг; каждые пять минут ей посылались на стол шампанское и коньяк, которые она не пила, и рассеянно улыбалась. Поэтому она редко когда ходила или появлялась в публичных местах, предпочитая обеды в своем доме.

— Теперь вы понимаете, Алеша, как я пополняю запасы нашего бара в доме?!

Иногда, когда Вика была на воскресных съемках, я брал у отца машину (говоря, кто в ней будет ездить) и возил Зою Петровну по всяким мелким и крупным делам. Ей нравилось, как я быстро вожу машину, и она жалела, что у нее нет такого шофера. Я жалел тоже…

Позднее мы заезжали за Викой на студию и после съемок ехали на обязательный обед к известной актрисе. И восходящей.

Я разливал вино, развлекая звезду разговорами и меткими наблюдениями, описывая, где мы были и что мы видели. Вика принимала душ и выходила посвежевшая и порозовевшая. И мы садились обедать за накрытый стол под круглым малиновым абажуром.

И внутри у меня разливался покой. Я наконец-то вырвался из ада и тюрьмы: следователей, судов, венерических диспансеров, следствий и преступников, прокуроров и улик.

Повеяло — свежим, легким воздухом в моей никчемной жизни.

Актриса уехала на встречу со зрителями, мы полулежим с Викой на диване и смотрим телевизор. По телевизору идет мура, стоило его создавать. (Русскому инженеру в Америке — Зворыкину. Сколько их Россия потеряла.)

Она целует меня в губы и спрашивает:

— Чем ты занимался эту неделю, когда не было меня?

Она была на съемках в Суздале.

— Написал рассказ.

— Не может быть! Дай почитать!

— В прихожей, в моем пакете.

Она вспархивает, возвращаясь с несколькими страничками.

Залпом читает и удивленно смотрит на меня:

— Это же история моей мамы.

— Это просто история, там много гипербол и символов.

— Ты не можешь это опубликовать: тебя посадят, да и у мамы будут неприятности. Ее судьбу предпочитают держать в тайне.

Я взял машинописные странички и разорвал пополам.

— Никаких проблем!

— Зачем? — вскинулась она. — Это талантливо написано! — и забрала у меня две половинки, унеся их в кабинет.

На этом я закончился, как писатель. Рассказ назывался «Актриса», первоначально «Баллада об актрисе». И больше никогда в жизни не писал.