Космическая тетушка - Елена Хаецкая

Читали эпизод о том, как двое соперников спасали друг друга. Я, конечно, знал, что один из них сейчас погибнет, а второй, рискуя собой, вынесет его из-под огня, еще не зная о смерти товарища. В этом месте дед громко всхлипнул и принялся громко шептать кому-то в ухо, что история – подлинная правда и что он лично был ее свидетелем.

А я вдруг посмотрел на сидящую впереди кузину. У нее была тоненькая шея, вся в капельках пота, и маленькая прядка, выскочив из тугой прически, прилипла сбоку от ямки на затылке. От этой темной изогнутой прядки остренько пахло, как от водоросли. Я даже специально наклонился вперед и понюхал.

Во всем этом имелся потаенный смысл. Вторая девушка, сидевшая впереди меня, тоже была хорошенькая и юная, но в ней смысла я не видел.

Пока я занимался моими исследованиями, в душе и в животе у меня все содрогалось от сострадания к солдатам из романа, и вдруг я понял, что в кузину с прядкой до смерти влюблен мой брат Гатта. В том, как она сидела, как держала голову, руки, как скрещивала под сиденьем ноги, сквозила та многозначительность, с какой держатся женщины, в которых влюблены.

Ее звали Феано. Когда ее не было рядом, я едва мог воссоздать в памяти ее лицо. Наверное, милое. Я сразу начал смотреть на нее глазами Гатты, поэтому видел сквозь мерцающий звездный туман.

Стоило мне раскрыть тайну брата, как сразу же я сделался причастен ко всем ее святыням. Как будто получил посвящение в жрецы секретного культа. Мне были понятны любые их взгляды, я легко расшифровывал закодированные речи и разбирался в сигналах, посылаемых жестом руки и поворотом головы. Естественно, всю информацию я держал при себе – и особенно таился от брата.

Теперь я бродил совершенно как пьяный, а в доме непрерывно бурлила бессмысленная, пустая жизнь: дед читал какие-то книги и тратил кучу времени на переписку с товарищами и оппонентами, с которыми без конца обсуждал социальные проблемы. Отец руководил компанией и организовывал «корпоративные вечеринки», которые сам же называл «кор-противными». Тетя развлекалась, как истинная пиратка. Все это оставалось вне пределов сверкающего мира, куда переместились Гатта, Феано и я. Только мы в нашем внутреннем, замкнутом садике обладали полноценным бытием; только мы дышали густым, насыщенным воздухом; только наши наслаждения были истинными. Все прочие с их маленькими, легко удовлетворяемыми желаниями влачили поистине нелепое существование. С нашей точки зрения, они просто зря коптили небо. Раз уж так сложилось, и они задержались на земле дольше положенного.

Когда листва пожелтела, и зима начала напоминать о смертности растений, отец решил отметить очередной юбилей фирмы грандиозным пикником на реке Пхон.

В верхнем течении Пхон – широченная водная магистраль; в Дельте она оказывается на равнинной заболоченной местности: кажется, будто река расползается по широченной долине и исчезает в камышах и осоке. Там водятся двоякодышащие рыбы с рудиментарными ножками – главный аргумент еретиков-эволюционистов, утверждающих, что Бог сотворил только основные виды животных, например, земноводных вообще, а потом попустил им эволюционировать из одного вида в другой; а также главное блюдо во время водных пикников.

Дельта Пхона – место гнездовищ самых разных птиц, поэтому лицензия на проведение здесь праздника стоит очень дорого. На каждую рыбу, которую дозволяется поймать, выдается отдельное разрешение. Кроме того, установлено вознаграждение доносчику на тот случай, если кто-нибудь во время рыбной ловли или пиршества нанесет ущерб птичьим гнездам. Но у нас обычно обходится без эксцессов, потому что наша семья любит птиц. Как-то раз дедушка самолично избил палкой одного довольно значительно служащего компании, который спугнул с яиц самку лохматого клювана.

Клюваны красивы – как и все в Дельте. Это белые, крупные птицы с горбатыми красными клювами и сильными лапами. Когда плоты медленно скользят, раздвигая осоку и обнажая под ней черную гладь воды, головы клюванов видны среди желтых стеблей. Некоторые поворачиваются в нашу сторону и глядят с равнодушным любопытством; кожистое веко быстро натягивается на выпуклый блестящий птичий глаз и снова исчезает; хохолок на макушке то встопорщивается, то приглаживается.

Плотов целый караван – не меньше десятка. Каждый оборудован палаткой и плиткой на синтетическом угле (разводить настоящий огонь в Дельте категорически запрещено). Присмиревшие приживалы сидят под навесами, поджав ноги, или трудятся изо всех сил, старательно налегая на длинные шесты.

Медленно Дельта раскрывает нам свои объятия, и мы входим в нее все глубже и глубже, и густые заросли остролистых водных растений, высоких, как копья, охватывают нас со всех сторон.

Я лежал на самом краю маленького плота, где: кроме меня и Гатты, были еще Феано, какая-то ненужная рыжеволосая девица, которая все время болтала, и двое приживал: однорукий старичок и мужчина лет сорока по эльбейскому счету (или тридцати двух по счету Спасительной Земли). Этот мужчина меня особенно заинтересовал, и поначалу я все его разглядывал: он был щуплый, с жидкими волосами и мелкими, мятыми чертами гримасничающего личика. Он был жилистый, но какой-то очень ничтожный. Старичок страшно им помыкал: жми сюда, толкай здесь.

Нашему плоту выдали острогу и дозволение убить одну рыбу. Гатта не спешил с охотой. Лежал, растянувшись, на плоту и смотрел, как над ним плывет небо. Иногда опускал в воду руку и срывал травинку, которая потом долго еще тянулась за плотом. Я видел, что мой брат счастлив, и почему-то был счастлив сам.

Ненужная девица наконец заметила, что с нею никто не разговаривает, и замолчала, делая вид, будто любуется пейзажем.

Мы миновали отмель, где собираются стаи бело-желтых бабочек, и спугнули целую тучу. От мелькания маленьких крыльев зарябило в глазах, так что я зажмурился. Некоторое время плот был весь обсижен бабочками. Они ползали по обнаженным рукам и волосам Феано, а она тихо смеялась.

Гатта даже не смотрел на нее. У моего брата был такой вид, словно это он подарил Феано всех этих бабочек и теперь чрезвычайно доволен результатом – только вот виду не подает. Постепенно они исчезали. Последнюю прихлопнул однорукий старичок.

День был долгий и полный значительных событий. Один из плотов случайно раздавил рыбу с ножками и таким образом израсходовал свою лицензию на лов. Поскольку на этом плоту находился дедушка, караван тотчас был остановлен, и двое дедушкиных фронтовых друзей переправились на соседний плот. Там ни за что не хотели отдавать им свою лицензию.

– Если господин Анео не видит, куда направляет плот… – возмущались на плоту-жертве.