Отражение в стекле (СИ) - Черненко Никита

– Четыре с лишним утра. Май ведь, сейчас рассветает рано.

– Может, у тебя часы опаздывают? Как-то уж слишком рано, мне кажется.

– Могут опаздывать, а может это ты просто привык к тому, что солнце показывается поздно.

– Или к тому, что оно вообще не показывается… эх, а так не хотел режим сбивать!

– А ты заведи таймер на три часа. На день хватит, а ночью опять спать захочешь. Я всегда так делаю, когда сбиваю режим дня.

– Посмотрим. Я так не пробовал засыпать, – зевая, ответил студент.

– Смотри, как бы сейчас не выключился. Это последняя нитка, так что, скорее всего, отсюда уже по домам разъедемся. Тебя подкинуть, кстати?

– Надо бы: общественный ещё долго ждать придётся.

– Замётано, – Стас выкрутил руль и завернул во двор новостройки.

Этот дом отличался более экспрессивным дизайном в сравнении с другими монолитами, которыми был наполнен почти весь город. На белом фоне были нарисованы кляксы самых разных оттенков, возле каждого окна висели разноцветные коробы для кондиционеров. Само же здание было раза в полтора выше других домов. Диджей закинул голову вверх, что-то отсчитал, шевеля губами и невнятно шепча про себя, после утвердительно кивнул и сказал:

– Не спят, что неудивительно. Эти-то почти двадцать четыре на семь тусят без продыху!

– Вот сейчас и проверим. Ты код от двери знаешь? – Артём указал на домофон. Писк открывающейся двери сказал всё за Стаса.

Поездка в лифте почему-то пробудила в юноше волнение. Этакий мондраж, который могут чувствовать спортсмены перед началом состязания. Может, это состязание и есть? Но кто тогда соперник?

Треск звонка металлической двери, из-за которой еле слышно играла музыка, раздавался басистый гогот. Через минуту замок защёлкал и вместо двери встал амбал, по сравнению с которым даже Скин выглядел скорее умилительно, чем угрожающе. Лишь мелкие, бегающие туда-сюда глазки-щёлочки не вписывались в общий вид горы мяса. До блеска бритая голова плавно пошатывалась, часть шеи, размером с эту же голову, скрывалась под спортивной кофтой, покрывающей массивное тело; руки, размером с недозревший арбуз, были опущены вниз и, кажется, страдали от мелкой судороги, ежесекундно пробегающей по перекачанным мышцам. Окончательный образ создавали чёрные спортивки и стёртые, чудом не рассыпавшиеся в прах кроссовки. Амбал молчал, нагло осматривая гостей, ожидая их первого хода.

– Здоров, Хан, чё как? – уверенно начал Стас, скрывая тревогу.

– Чё это с тобой за шкет? – раздался громовой бас из сотрясающейся глотки.

– Леший. Он новенький, но личность серьёзная. Впустишь? У нас дело к Мамаю.

– Эт на кой ляд вам Мамай сдался? Ты это, псина, лучше не откаблучивай мне здесь. Тут тебе не ваша хипстерская вписка, у нас, – Хан наставнически поднял указательный палец вверх, – культурный отдых! Так-то, млин.

«Они все так уверенно речь ставят, даже когда пьяны. Если бы не запах спирта и почти незаметное сплетения языка, я бы почти поверил в его утверждение», – прогудело в голове.

– Послушай… Хан, да? У нас мало времени, так что впусти по быстрому: внутри и побазарим, если тебе так угодно, – выпалил Артём.

– Я чёт ща не понял, ты меня на понт берёшь, рельса?! А впрочем… – с лица Хана соскользнула хитрая ухмылка. – Я вообще думал, что ты язык в заднице оставил, так что заваливайте! Но попробуй только ещё раз меня на понт взять… Леший, млин.

Как только Артём переступил порог, он раскашлялся: воздух был настолько спёртый, а запах настолько ужасный, что аромат в доме Кати в день вечеринки мог быть чем-то, схожим с французскими духами высшего качества. Вид дома снаружи абсолютно не подходил виду квартиры, больше схожей на коммунальную в старой пятиэтажке: старые дешёвые обои, скрипучий паркет, древние шкафы и стоячий, пробивающийся даже сквозь смрад пота, спирта, табака и какой-то мяты, запах пыли, неприятно щекочущий нос.

– Ты прошёлся по льду, толщиной меньше сантиметра на роботе-шагоходе, и он только угрожающе скрипнул, – прошептал Стас, сторонясь Хана. – Я бы на твоём месте был поосторожнее.

– Я уже устал, зол и хочу побыстрее закончить. Если осторожничать, то можно до утра так проторчать здесь. Ты сказал, что новенький должен себя зарекомендовать? Ну, сейчас я это сделаю.

– Просто постарайся в дальнейшем себя не показать, как суицидника, о’кей?

– Зависит от ситуации, – Артём пошёл в сторону трубного гогота.

В комнате царила суматоха: по бокам, сидя на диванах и заливаясь смехом, сидели чем-то похожие друг на друга люди, чья разница всегда кончалась на единичных деталях, будь то наличие каких-никаких волос на голове или цвета одежды. Некоторые сидели, обнимая полусонных девушек в разношёрстной спортивной одежде; в центре же шла кулачная драка между хилым парнем, на вид скорее мальчишкой, и настоящим братом-близнецом Хана, но вышедшего ещё выше. Пока Артём осматривал комнату, он поймал на себе взгляд южника, на вид сверстника писателя. Больше всего он выбивался из общей массы аккуратным зачёсов вправо, мешковатыми чёрными джинсами поверх лакированных туфлей и однотонной розовой рубашкой. В его взгляде читалась до тошноты неприятная смесь хитрости, надменности, жестокости и… доброжелательности?

– Мамай, – шепнул стоящий рядом Стас. – Он у них в почёте. Не знаю, за что имеено, но его никто не донимает.

Артём пошёл прямо мимо дерущихся, перешедших в напольный партер, и, не теряя ни секунды, сказал:

– К тебе дело, Ма…

– … Тщ-щ-щ… – перебил его Мамай, даже не сменив вида, лишь жестом подозвал к себе Диджея, мгновенно окунаясь в ход боя. Когда Стас встал рядом, он указал на места по бокам от себя, подождал, когда гости усядутся, и шёлковым голосом обратился к знакомому:

– Познакомь меня с новеньким. Моё прозвище он уже, вижу, выучил.

– Мда… это Леший. Он – лучший друг Моржа и…

– … Имя, а не прозвище у вас. У нас он получит прозвище позже.

– Я Артём. И уж если тебе захотелось имён, то и я хочу знать, как тебя звали до получения этого твоего погоняла.

У Мамая почти незаметно дрогнул мускул на лице.

– Юлий. Диджей, Артём мне сказал, что у вас ко мне какое-то дело. Это правда?

Особо громкий вопль был предвещанием конца боя. Мальчишка окончательно утратил силы к сопротивлению и лежал с разбитым носом, из которого бурно струилась кровь, и тяжело дышал. Его соперник же встал и, ухмыляясь, сел на диван, где попал под град хлопающих по плечу друзей и одобрительных фраз.

– Дело – это громко сказано: просто насчёт Моржа поинтересоваться. Он тут, случаем, не появлялся? Как нам стало известно, у него с вами какие-то тёрки были.

Мамай мягко рассмеялся.

– Были, были. И я бы всё тебе с радостью рассказал, но… – он снова усмехнулся, в чёрных глазах разгорался пожар азарта. – Понимаешь ли, твой новенький очень… я бы даже сказал, слишком борзый. А ведь я – крыша этих бандитов… в хорошем понимании этого слова, естественно. Представь, что обо мне заговорят, если узнают, что я впустил к себе какого-то самоубийцу, дал ему поборзеть, а после отпустил с миром!