Две невесты Петра II - Софья Бородицкая

   — Живой ли, Данилыч? — склоняясь к нему, спросил Митюха.

Меншиков открыл глаза, сел, обеспокоенно схватился за лежащий рядом с ним небольшой свёрток. Отряхнув от снега, осторожно развернул его. Сгрудившиеся вокруг него работники с напряжённым вниманием смотрели на него и на то, как он разворачивал свёрток.

   — Цела! — радостно сказал Александр Данилович, вновь заворачивая иконку.

   — Не иначе как сама она, Царица Небесная, тебя спасла, — проговорил Молчун, разглядывая икону.

Весть о чудесном спасении Меншикова быстро разнеслась по всему Берёзову. К новой церкви потянулись люди — взглянуть на чудотворную икону, спасшую светлейшего при падении с крутого склона. Сам Александр Данилович теперь каждый день бывал в новой церкви. Встречая его там, люди низко кланялись ему, многие плакали.

Всё, казалось бы, налаживалось, но одно не давало покоя Александру Даниловичу — это его старшая дочь Машутка. Она всё чаще хворала, а когда бывала здорова, то грустная сидела в своей комнате, глядя на то, как её младшая сестра шила шёлком узоры на скатерти либо читала. Иногда Маша просила её почитать вслух, но не слушала, а всё смотрела неподвижным взглядом в одну точку, словно видела там что-то таинственное, различимое лишь ею.

Замечая это, сестра умолкала, но Маша всё так же продолжала разглядывать стену.

Она несколько оживилась, когда Васятка принёс ей в старой меховой шапке маленького щенка, мать которого задрал волк. Она подолгу возилась с ним, а щенок привязался к ней, не отходя от неё ни на шаг.

Когда осенью 1729 года Маша заболела, Александр Данилович сам ухаживал за ней. От сильного жара она впадала в беспамятство, очнувшись, долго оглядывалась, припоминая, где она.

Как-то раз, придя в себя, она подозвала отца, бывшего тут же в комнате. Он склонился над нею. Острая жалость охватила его при виде бледного осунувшегося лица дочери.

   — Что, Машутка? — тихо спросил он, наклоняясь совсем близко к больной.

   — Батюшка, — еле слышно прошептала Маша, облизывая пересохшие от жара губы, — обещайте мне... — Она умолкла, ослабев, закрыла глаза.

   — Что? Что ты желаешь, Машутка?

   — Обещайте мне, — вновь повторила она, протягивая к нему слабую исхудалую руку с ладонью, сжатой в маленький кулачок.

   — Всё, всё, что только пожелаешь, — прошептал несчастный отец.

   — Я знаю, что скоро умру, — медленно, но твёрдо произнесла она.

   — Что ты, Машутка, что ты такое говоришь, — чуть громче проговорил убитый горем Александр Данилович.

   — Вот как умру, — не возражая отцу, продолжала Маша, — схороните вот это вместе со мной.

Она разжала пальцы, и на ладони дочери Александр Данилович увидел кольцо, которое узнал сразу. Это было обручальное кольцо, подаренное ей её первым женихом Петром Сапегой, свадьба с которым не случилась по его вине.

   — Машутка, Машутка, — зашептал он, обнимая ослабевшее тело дочери, — прости ты меня, прости!

Но она уже ничего не слышала.

Мария Александровна тихо умерла осенней ненастной ночью 1729 года. Её похоронили вблизи вновь построенной церкви на краю обрыва, под которым текла река Сосьва, теперь покрытая льдом и снегом.

Исполняя волю умершей дочери, Александр Данилович положил с нею в гроб то кольцо, которое она сумела сберечь вопреки всем обыскам и изъятиям у них ценностей.

Он сам рыл для неё могилу, расчистив замерзшую землю от снега, долго долбил её тяжёлым ломом, пока не подошли к нему знакомые плотники. Сняв шапки, они долго стояли молча.

   — Данилыч, — наконец хриплым голосом проговорил Молчун, — дозволь нам подсобить тебе.

Александр Данилович кивнул. Мужики дружно взялись за работу, и скоро глубокая могила для поруганной невесты государя Петра Алексеевича была вырыта.

Тяжёлые думы после смерти дочери не оставляли Меншикова. Возможно, причиной тому было кольцо, сохранённое дочерью, её любовью вопреки всем невзгодам и несчастьям. Возможно, тяжёлые думы о дочери, о её несчастной любви, о других своих детях, будущее которых было неизвестно, подорвали его здоровье. Он реже начал выходить из дома на прогулки, которые раньше совершал каждый день, но, как бы он себя ни чувствовал, в своей церкви он бывал ежедневно, молясь там у своей заветной иконки, прося у неё милости для оставшихся в живых сына и дочери.

Как-то раз, выходя из церкви, после службы, он столкнулся с воеводой Берёзова, который в последнее время частенько приходил в новую церковь.

   — Что-то смотрю, Александр Данилович, худо выглядеть стали или хвораете? — остановил его вопросом воевода.

   — Да есть маленько, — слабо улыбнулся Меншиков.

Некоторое время они шли молча, направляясь к дому опального ссыльного.

   — А я вот что думаю, — произнёс наконец воевода, чуть замедлив шаг, — почему бы вам не отправить прошение о помиловании? Ведь, говорят, государь скоро женится, так на радостях, может, и милости возможны?

Меншиков помолчал, потом остановился и, глядя прямо в лицо собеседника, ответил:

   — Нет, господин Бобровский, просить милости я не стану. Буду здесь жить, пока Бог жизни даст, а вам за доброту вашу спасибо.

Пережить дочь Александру Даниловичу Меншикову суждено было ненадолго. В начале ноября с ним случился приступ лихорадки, но во всём Берёзове не нашлось лекаря, способного ему помочь. Он то впадал в забытье, то приходил в сознание. Тогда с душевной болью видел склонённое к нему бледное лицо его младшей дочери.

   — Ничего, Шурочка, ничего, не убивайся, — говорил он слабым голосом, — я поправлюсь, обязательно поправлюсь. Мы ещё с тобой за брусникой в лес пойдём.

Дочь улыбалась ему сквозь слёзы.

   — Помнишь, как мы с тобой ходили в лес? — продолжал он всё тем же слабым голосом. — Ты всё удивлялась, как Машенькин щенок по ягодам катался.

Вспомнив недавно умершую сестру, Шура заплакала ещё сильнее.

   — Ну-ну, полно, полно, не плачь, — успокаивал он её.

В один из приступов лихорадки, мечась в жару, Александр Данилович вдруг увидел свою жену, но не такой, какой она была уже в опале, а молодой красавицей, такой, какой она была, приезжая к нему в войско, когда он бывал на войне то в Польше, то под Полтавой.

Теперь она стояла на крутом берегу речки, то ли Сосьвы, то ли другой какой, а он был на другой стороне и тоже молодой и весёлый. Она протягивала к нему руки, звала. Сам не зная как, он вдруг оказался рядом с нею.

Умер светлейший князь Александр Данилович Ментиков под утро 12 ноября 1729 года, пробыв в опале ровно два года и три месяца.

Попытки объяснить падение Меншикова делались неоднократно. Его пытались обвинить и в жестоком обращении с первой женой Петра Первого, заключённой самим государем в монастырь, и в отравлении второй жены Петра — императрицы Екатерины I. Говорилось, что она «нещастливое или отравленное питье получила». Светлейшего князя обвиняли и в том, что он перевёл в амстердамский и лондонский банки «многие суммы денег», справедливо ставили ему в вину жестокую расправу с противниками его планов женитьбы Петра II на своей дочери, заслуженно обвиняли ещё его современники во властолюбии для возвеличивания своей фамилии. Авторы дореволюционных работ о Меншикове связывали охлаждение Петра II к Меншикову с двумя поступками светлейшего, ущемлявшими якобы престиж императорской власти и поэтому вызвавшими недовольство молодого государя.

Во-первых, Меншиков помешал его распоряжению подарить некоторую сумму денег сестре в день её рождения. Во второй раз Меншиков вызвал гнев государя, когда во время освящения церкви занял кресло, которое предназначалось царю.

Однако подлинные причины падения Меншикова состояли в другом. Это была типичная для XVIII века борьба за власть среди верхов феодального общества. Ни Меншиков, представлявший новую знать, выросшую на почве преобразований, ни Долгорукие, ни Голицыны — отпрыски древних аристократических фамилий — не выступали с планами общественного переустройства. Как показал опыт дворцовых переворотов в XVIII веке — а падение Меншикова как раз и открывает их, — речь всегда шла не об изменении общественного строя и политической системы, а всего лишь о смене лиц, стоявших у власти. Сменялись цари и царицы, место одних временщиков и фаворитов занимали другие, но порядки оставались прежними.

Меншикова мы вспоминаем прежде всего потому, что этот человек-самородок был героем сражений под Полтавой, Батурином; он внёс огромный вклад в укрепление России.

Часть вторая

СЕСТРА ОБЕР-КАМЕРГЕРА

Глава 1

Я довольно знала обыкновение

своего государства,

что все фавориты после

своих государей пропадают.