Карантин - Виталий Зорин

Скромно. Вот поднакоплю деньжат и годика через два грузовик куплю. Тогда, думаю, получше заживем.

Оборот увеличится.

– Значит, ты сейчас в Каменку?

– В нее, родимую.

– Подбросишь?

– Не-а! – рассмеялся Игорь. – Здесь оставлю. Садись, шучу я.

Никита прихватил с собой бутылку воды и, пока Игорь закрывал заднюю дверцу пикапа, обошел машину и забрался в кабину на пассажирское сиденье.

Здесь он открыл бутылку и отхлебнул. В горле саднило, будто его хорошенько продрали ершиком с песком. На всю жизнь запомнится испытание жаждой в Каменной степи, и теперь, наверное, даже занеси Никиту судьба на плот посреди пресноводного озера типа Байкала, при нем всегда будет пара-тройка бутылок воды. Так сказать, про запас, на всякий пожарный случай.

Игорь уселся на водительское сиденье, захлопнул дверцу и включил зажигание.

– С учений топаешь? – спросил он, выруливая из кювета на дорогу. – И как тебя на ровном месте угораздило заблудиться?

Никита отхлебнул из бутылки, пожал плечами.

– А вдруг я дезертир? Вот грохну тебя сейчас, завладею индивидуальным транспортным средством и поеду гулять по России в свое удовольствие.

– Ну да! – развеселился Игорь. – Далеко ты на моей развалюхе уедешь! И потом, возраст у тебя для дезертира не тот – из армии бегут салаги-новобранцы… К тому же с такими шевронами дезертиров не бывает.

– А если это не моя форма? Убил я спасателя и переоделся, чтобы легче скрыться было…

Машина резко затормозила, и Полынов чуть не врезался лбом в ветровое стекло.

– Ты мне ваньку не валяй! – гаркнул Игорь, развернувшись вполоборота. – А то не посмотрю, что у тебя «пушка» под мышкой, огрею монтировкой по башке и выброшу вон! Кукуй тогда посреди степи, если оклемаешься!

Полынов на мгновение оторопел, а затем вдруг неудержимо расхохотался. Сознание самопроизвольно разрядилось после нервного перенапряжения.

– Извини… – давясь смехом, еле выговорил он. – Извини, Игорек… Шутки у меня такие дурацкие…

Мир. Мир и дружба между нами!

К тому факту, что шофер заметил у него под курткой пистолет, Никита отнесся спокойно. Ну заметил и заметил, что теперь поделаешь? Не устранять же невольного свидетеля из-за такого пустяка? Мало ли сейчас народу с «пукалками» по просторам России шастает…

– То-то, – недовольно пробурчал Игорь, вновь заводя машину. Но уже через минуту хорошее настроение вернулось к нему. Не умел, похоже, он долго держать обиду на кого бы там ни было. Видно, действительно, мрачное выражение лица ему придавал лунный свет.

– Везет мне на попутчиков на этой дороге! – сказал он. – Недели две назад, еще до начала ваших учений, подобрал тут одного человечка. Как и ты, тоже сдвинутым был, но поболе. Из поселка Пионер через степь бежал. Видать, от жары умом основательно тронулся. Орал, что его людоеды преследуют, все за руль хватался, требовал, чтобы я его срочно в милицию доставил. Ну я и доставил, жалко, что ли? Тем более – по пути, хотя поначалу хотел в дурдом сдать… Да…

Все собираюсь в отделение зайти, поинтересоваться, что с ним. Да некогда, времени выкроить не могу.

Полынов в очередной раз отхлебнул из бутылки и с интересом посмотрел на Игоря. Тень от светозащитного козырька на ветровом стекле падала на водителя, и Никита не смог рассмотреть выражение его лица.

Надо же, как переплетаются судьбы! Оказывается, его спаситель в свое время подвозил гражданина Осипова Евгения Юрьевича, жителя Пионера-5, единственного свидетеля массового каннибализма в поселке, бесследно исчезнувшего затем из психбольницы.

Бесследно и, похоже, безвозвратно, так как именно на основе его показаний и началась эта катавасия с воинскими учениями.

Тридцать километров было до Каменки. Ехали около часа. Несмотря на показушно наплевательское отношение к машине, Игорь берег свою «кормилицу» и вел пикап по разбитому шоссе весьма осторожно.

Всю дорогу он неумолчно болтал, рассказывая о своем нехитром житье-бытье, а Никита слушал, методично отхлебывая из бутылки, кивал, изредка вставлял в монолог Игоря междометия. Как он понял, его новому знакомому нужен был не собеседник, а слушатель.

Так в основном и бывает между двумя попутчиками.

Ничего выдающегося в жизни Игоря не было, разве что служба в Афганистане и плен у моджахедов.

Но как раз об этом он рассказал скупо, в двух словах, с затаенной грустью, и сразу стало понятно, что те далекие военные будни и память о настоящем солдатском товариществе являются для него сокровенной святыней, куда посторонним вход заказан. Зато о последующей своей жизни, в общем-то, весьма «нескладушной», Игорь рассказывал без тени уныния и даже с юморком. После армии он работал аппаратчиком на насосной станции, обслуживавшей водовод поселка Пионер-5. Когда рудник в поселке закрыли, уволился и подался в «челноки» – возил шмотки из Китая и Турции. Впрочем, длилось это недолго. Не имея коммерческой жилки, быстро прогорел и решил поддаться на уговоры тестя и пойти работать механизатором в совхоз. Но как раз в тот день, когда они с тестем обмывали столь знаменательное событие, руководство совхоза подписало договор с немецкой фирмой о создании совместного российско-германского агротехнического объединения, и не только Игорь остался не у дел, но и тесть, и все остальные наемные работники совхоза. Как оказалось, единственным вложением в новое объединение со стороны России была земля, а все остальное – немецким. Сами немцы пахали землю на немецкой технике, сеяли элитные сорта немецкой гречихи, обрабатывали поля по немецкой технологии, собирали урожай с немецкой скрупулезностью и тщательностью – и вывозили все, вплоть до тюков соломы, в Германию. Что доставалось России, одному богу известно – да и то, наверное, его католическому образу и подобию, а не православному. К счастью, тестя на тот момент осенила идея с газированной водой, и теперь в отличие от остальных жителей Куроедовки его семейство жило более-менее безбедно. И все же в тоне Игоря Никита уловил нотки злорадства по поводу нынешней засухи – хрен, мол, немцы в своей Германии в этом году гречиху лопать будут. Пусть прошлогоднюю солому жрут.

Когда подъехали к Каменке, стало светать. Луна еще не успела спрятаться за горизонт, а на востоке уже разгорался рассвет, и окружающий мир начал приобретать естественные краски, будто черно-белое кино постепенно вытеснялось цветным.

Каменная степь заканчивалась резко и сразу – двадцатиметровым, почти отвесным обрывом в небольшую, пересохшую до ручейка речку Бурунку. За речкой начиналась холмистая местность, и на одном из пологих холмов, как на ладони, открывался взгляду районный центр Каменка. Небольшой городок – или большой поселок. Лишь в центре стояло около двух десятков двух– и трехэтажных домов, а все остальные были одноэтажными частными домиками с огородиками и садами. С высоты обрыва, по краю которого проходила дорога, Каменка смотрелась живописно, и от ее планировки веяло неистребимым укладом советских времен – «новые русские» не спешили вкладывать капиталы в захолустный городишко.

– Останови, – сказал Никита, когда пикап выехал к мосту через речку.

Игорь осекся на полуслове, затормозил и недоуменно уставился на попутчика.

– Я здесь выйду, – ответил Никита на немой вопрос.

– Зачем?

Никита тяжело вздохнул.

– Дам тебе два хороших совета и буду рад, если ты им последуешь. Для твоего же блага. Первый – не ходи в милицию и не расспрашивай, что сталось с тем сумасшедшим, которого подвозил две недели назад.

Исчезнешь без следа, как и он. И второй совет – забудь обо мне. А встретишь где случайно – не узнавай.

Не было меня в твоей жизни – и все. Кто бы тебя ни спрашивал.

– Ты что, банк ограбил? – осторожно попробовал пошутить Игорь.

– Хуже, – не принял шутки Никита и строго посмотрел в лицо Игорю. – Знаю я кое-что такое, из-за чего на меня не сегодня завтра могут открыть охоту по всей России. Заодно всех, с кем я по пути встречался, «охотники» будут отстреливать без тени сомнения.

Так сказать, в качестве превентивной меры – они и гадать не будут, знаешь ли ты или не знаешь то, что я знаю. Понятно?

Игорь растерянно кивнул.

– Прощай. – Никита пожал ему руку. – Спасибо, что в степи подобрал.

– Погоди… – не отпустил руку Никиты Игорь. Он внимательно смотрел в глаза Никиты, и от растерянности в его взгляде не осталось и следа. Лицо было серьезным и решительным, словно лет на двадцать помолодевшим. Будто вернулась его суровая военная юность. – Я, конечно, на гражданке маленько распустился, но кое-что во мне еще осталось… Помню…

Если бы ребята в Афгане только из-за меня в рейд не пошли, хана бы мне была. Так что ты мой пустой треп по дороге в расчет не бери. Потрохами чувствую, нормальный ты человек, наш. Будет очень туго – найди меня. Домик мой на окраине здесь каждая собака знает – Тимирязева, три. Игоря Антипова спросишь…